В характеристике же трагического чувствуется исторический пессимизм мыслителя, так как оно определяется им как отсутствие какой-либо надежды в борьбе.

Еще более субъективно интерпретируется комическое, которое понимается как рефлексия, которая внезапно освобождает человека от неосознанной тоски [194.49] и реализуется через карикатурное, гротеск, сатирическое, ироническое, юмореск и причудливое. ,

И все же, отказываясь от определенной иерархии эстетических категорий, Сурио ставит во главе их всех возвышенное, которое определяется как абсолютное совершенство, как надсуществова-ние. Возвышенное -г это вершина, объединяющая все эстетические категории, все эстетические ценности; вершина, которую они достигают через искусство в момент наивысшего исполнения [194.99].

Таким образом, аксеологический подход Сурио объединяется с объективными моментами, делая систему его эстетических категорий диалектичной.

Как видим, система категорий строится линейно, что придает ей ко всему вышесказанному некоторый схематизм.

Еще более активно интерпретирует систему эстетических ка* тегорий другой представитель «реальной эстетики» — Шарль Лало. Для него эстетические категории — всего лишь модальности закона организации умственных сил. Задача системы заключается в том, чтобы свести разнообразие к единству. В основу этой системы Лало кладет категорию «гармония», которая рождается тремя главными человеческими способностями: умом, деятельностью и эмоциональностью. Отношения между этими способностями выражаются через де.ять эстетических категорий. В его схеме это выглядит так:

Гармония

Наличная

Отыскиваемая

Утраченная

Ум

Прекрасное

Возвышенное

Остроумное

Деятельность

Грандиозное

Трагическое

Комическое

Эмоция

Изящное

Драматическое

Смешное

Гармония, как видим, рассматривается здесь как бы в развитии, модифицируясь в различных состояниях. Первая группа категорий есть выражение наличной гармонии как уравновешенной меры, где прекрасное понимается как гармония, основанная на разуме и вкусе; грандиозное — как гармония победы над сопротивляющимся объектом; изящное — как гармония, рождающаяся из симпатии к незначительному.

Вторая группа категорий, есть выражение возможной гармонии, где возвышенное понимается как конфликт идей, который разрешается вне нас (в беспредельном); трагическое — борьба против фатальности или внешней необходимости, борьба, которая порождает веру в гармонию мира; драматическое — стремление взволновать человека, возбудить в нем чувство жизни и вместе с тем через страх или симпатию вызвать чувство социальной солидарности.

Третья группа категорий отражает внешнюю (фальшивую) гармонию, где остроумное есть преодоление «игры словами» (каламбур) и обращение к «игре идеями»; комическое — это юмор действия, видимость иррациональной свободы (трагикомедия), смешное — комическое эмоций, удовлетворение эмоциональным обогащением. ,,

Безобразное Лало (в отличие от Э. Сурио) рассматривает как неэстетическую категорию, так как это дисгармония или отсутствие гармонии [см. 184].

Как же Лало характеризует три основные человеческие способности? Ум — это восприятие чувственных отношений, деятельность — воплощение свободной воли, эмоции — удовольствие от функционирования индивидуальных или коллективных жизненных сил [см. 184].

Таким образом, рассмотрение некоторых достаточно презен-тативных систем эклектических категорий антропологического плана в истории эстетики со всей определенностью позволяет сделать вывод о том, что такой подход приводит эстетическую теорию к субъективно-идеалистической ориентации в том случае, когда категориям придается лишь феноменологическое или аксео-логическое значение.

Исключение составляет система эстетических категорий Чернышевского, теория которого позволила ему материалистически интерпретировать и сущность, и систему эстетических категорий, причем со значительными элементами диалектики.

Вторая тенденция систематизации эстетических категорий в истории эстетики связана с объективной интерпретацией их сущности.

Одним из древнейших- представителей этой тенденции является Платон (V—IV вв. до н.э.), который, создавая эстетическую теорию, неизбежно должен был создать и определенную систему эстетических категорий.

Центральной категорией платоновской эстетики является прекрасное, интерпретируемое в объективно-идеалистическом духе. В общем учении о бытии Платон («Парменид», «Софист») рассматривает ,и проблему восхождения, познания высших идей блага, добра и красоты (прекрасное).

И в этом процессе идея прекрасного обнаруживается на высшем уровне восхождения — интеллектуальной интуиции, так как прекрасное не может быть ни полезным, ни подходящим. Прекрасное — идея, имеющая свое бытие, которое не чувственно, не имеет формы, оно лишь умопостигаемо. Причем это умопостижение есть припоминание (анамнезис) бессмертной души вечной идеи прекрасного, так же как и идеи блага и добра, которые есть и причина и цель бытия [см. 10].

Последовательное созерцание прекрасного есть воспитание души через эротическое восхождение.

Этот процесс также иерархичен. Он начинается со способности созерцать прекрасные чувственные вещи (тела), поднимается к созерцанию духовной красоты (дела и обычаи) и завершается сознанием красоты знания (идеи). Здесь у души прорастают крылья, и она поднимается в мир идей.

Но поскольку у Платона чувственный мир есть становление (нечто существующее между бытием и небытием), то и познание прекрасного есть движение от небытия к бытию.

Но обнаружение идеи грекрасного не есть познание в строгом смысле этого слова, это — внезапное озарение ума видом красоты, и оно доступно лишь избранным.

«Люди жадные до зрения и слуха, — пишет Платон в «Политике», — услаждаются красками, образами и всем тем, что из них составляется, но их разум бессилен созерцать самую природу красоты и услаждаться ею», и последнее.— удел лишь избранных [цит. по 161.28]. Искусство как творение красоты, а не как ремесло есть способность лишь тех, кого избрала божественная сила.

Художник подобен Прометею (т.е. богочеловеку), который украл у Гефеста огонь, а у Афины — искусство изготовлять ткани и отдал все это человечеству, говорит Платон в «Филебе».

Творчество поэтому есть способность одержимости, высшего исступления (mania), выражающаяся в эротическом энтузиазме [см. 153.115]. Оно невозможно на основе обучения и правил, так как рождается из сверхчувственного источника, опирается на наитие и практически бесполезно.

«Все хорошие эпические поэты, — пишет Платон в «Ионе», — слагают свои прекрасные поэмы не благодаря искусству, а лишь в состоянии вдохновения и одержимости» [126.138]. Разделяя искусство на искусства, «создающие образы, и искусства, создающие самые вещи» [153.119] /Платон отдает предпочтение первым, считая высшими искусствами поэзию, музыку и трагедию.

Рассматривая природу трагедии как искусства, Платон вместе с тем определяет и объективные основания трагического, которые заключаются в том, что в нем отражены коллизии (идеи) возвышенного характера, в то время как в комедии и комическом отражена идея уродливого и низменного.

Таким образом, из общетеоретических объективно-идеалидги-ческих принципов эстетики Платона складывается и его система эстетических категорий.

В отличие от Платона у Аристотеля объективная интерпретация эстетических категорий носит более материальный характер.

Рассматривая категорию прекрасного, он в «Метафизике» подчеркивает, что оно есть объективное качество предметов, выражающееся через «порядок (в пространстве), соразмерность и определенность...» [5, кн. 12, гл. 3, 205—206].

Творчество же есть мимесис, подражание — познание (у Платона оно смутное припоминание), врожденная человеку способность, и потому существуют, с одной стороны, свойства реального мира, с другой — правила творчества, познав которые художник создает произведения искусства.