Досада сразу же прошла, едва он подумал о том, куда и зачем стремительно шли танки еще двух мехкорпусов генералов Рокоссовского и Рябышева. На ровенском направлении в стыке наших 5-й и 6-й армий образовался широкий разрыв, в который устремились моторизованные войска 1-й танковой группы противника. Их надо было во что бы то ни стало остановить, сорвать реальную угрозу глубокого прорыва. Небывало крупное танковое сражение шло в районе Луцк, Броды, Ровно.

Дорога почему-то стала свободнее, а километрах в десяти от Львова уже не попадалось ни встречных машин, ни повозок, редко лишь проскочит мотоциклист.

Плетнев слышал доносившееся спереди уханье бомб, видел в той стороне два немецких самолета, обстрелявших шоссе, предположил: остановка вышла, люди разбежались и вот-вот толпами повалят снова. Но он ошибся. И понял это лишь у развилки дорог на Ровно и Луцк. Неумолимые регулировщики с повязками на рукавах гимнастерок перекрыли дорогу на Тернополь.

— В чем дело, почему не пропускаете? — подошел Плетнев к лейтенанту с красным флажком в руке.

— Приказ! Стратегическая дорога, войскам проход нужен.

— А на Луцк, Ровно разве не стратегическая? Там тем более на передний край ведут пути. Чей приказ? Документы!

Лейтенант вскинул флажком, указывая путь.

— Проезжайте! Иначе приму меры, — бросил он тревожный взгляд на кузов, в котором плотно сидели чекисты и красноармейцы.

Подошли еще трое регулировщиков с автоматами.

— Ваши документы? — осмелев, резко потребовал лейтенант у Плетнева.

Что-то ненастоящее, некрасноармейское во внешнем виде и напряженных, колючих взглядах регулировщиков заметил Дмитрий Дмитриевич. Он даже не успел дать команду подчиненным, как те, поняв его взгляд, выскочили из кузова, окружили людей с флажками.

— Дайте-ка ваши документы! — повысил теперь голос Плетнев.

Лейтенант нервозно достал удостоверение, протянул Дмитрию Дмитриевичу. Тот взял и, рассматривая, спросил:

— Из девяносто девятой дивизии?

— Да.

— Должность?

— В удостоверении написано.

— Я грамотный. Командир минометного взвода — с флажком на дороге! Документ на регулировку!

— Мне дан устный приказ, не до бумаг тут.

— Кто дал приказ? В дивизии?

— Да.

— Где сейчас дивизия?

— На передовой.

— Где конкретно?

— Отступала на Львов.

— На Львов? — туго напряглась шея Плетнева. — Обезоружить всех!

Раздалась короткая автоматная очередь — она пошла вверх: оружие из рук «регулировщика» вышиб чекист.

— Я тебе отрегулирую сейчас! — подскочил к стрелявшему Плетнев. — Как пришел сюда?..

Тот молчал. На скулах шевелились желваки.

— Обыскать! — приказал Плетнев. — Отобрать документы, пояса. Расстегните у них ворот гимнастерок.

И, когда последнее было выполнено, Дмитрий Дмитриевич ни у одного не увидел под гимнастеркой армейской нательной рубахи. У двоих оказались цивильные вышитые рубашки без воротника, у одного — золотой крестик на цепочке.

Плетнев слышал о заброске гитлеровцами диверсантов в красноармейской форме, с ними уже были вооруженные стычки и в 6-й армии. Но вот чтобы они решились так нагло выйти на перекресток дорог, встать регулировщиками — этого и предположить не мог.

Поток беженцев стал заполнять дорогу на Тернополь. Плетнев глянул в кузов, где уже понуро сидели задержанные, и дал команду шоферу ехать дальше.

«Вот те встреча… Каких же подлогов можно ожидать? Они и во Львове, безусловно, орудуют. На патрулей надо обратить внимание. Установить строжайшую проверку документов, — размышлял Плетнев, когда вдруг с дороги разбежался народ — налетели «мессеры», начались бомбежка и пулеметный обстрел.

Окраина города была совсем рядом, и Плетнев приказал шоферу не останавливаться, гнать машину, тем более самолеты пошли на разворот и можно было успеть проскочить опасный участок.

Но и в городе было не безопаснее. Враг без конца бомбил привокзальный район, разрушил павильон выставки товаров легкой промышленности, открытой перед самой войной. На площади Адама Мицкевича лежали убитые и раненые. Седовласый, почтенного вида старик стоял возле памятника великому польскому поэту, держа на руках убитую девочку.

Скорбь и отчаяние увидел Дмитрий Дмитриевич в лице пожилого интеллигента. Тот не знал, что ему делать, куда идти. Вражеские самолеты ушли, и на площади снова стали собираться разбежавшиеся от опасности люди. Искали близких, бегали, кричали, протискивались к пострадавшим, чтобы разглядеть — свой или чужой лежит на асфальте. Тут и там плач, стон, крики.

Плетнев узнал, что на площади собрались семьи для эвакуации, ждали машин, но в назначенный час они не пришли. А тут внезапный налет… Дмитрий Дмитриевич очень хотел помочь людям. Надо было хоронить убитых, куда-то определять раненых… Расспросив, где находится горком партии, Плетнев заскочил в кабину грузовика. Но машина не успела отъехать, как из угловой башенки старинного здания по площади стеганула пулеметная очередь. Дмитрий Дмитриевич по слуху определил бой ручного пулемета.

— За машину! — приказал Плетнев оперативной группе, которая и без того уже выскакивала из кузова вместе с задержанными «регулировщиками», а сам шарил глазами по башенке, увидел дрожащий пучок огня, крикнул: — Держать арестованных! Пятеро — за мной!

Люди вокруг бежали, тут и там сталкивались, падали, ползли, снова бросались куда глаза глядят.

— Вперед! — вовсю гремел голос Плетнева. — Шире расходись!

Тяжело дыша, Плетнев обежал дом и остановился у крайнего подъезда.

— Двое но пожарной лестнице на крышу! Проникайте на чердак, не дайте уйти. Соображайте, наверняка он не один.

И сам бросился в подъезд. Двое красноармейцев и чекист — за ним. На одном дыхании проскочили три этажа, остановились на миг, услышав стук бегущих ног, торопливых, — наверх. Бросились следом.

Бухнул выстрел, следом второй. Плетнев махнул рукой своим, давая понять, чтобы держались у стены, заметил тяжело опускающегося на ступени красноармейца — приотстал тот, не успел проскочить площадку. Со вскинутым маузером, не отрывая глаз от верхнего проема, Дмитрий Дмитриевич боком подымался наверх; уловив момент, выстрелил в высунувшегося врага. И по тому, как звонко стукнул о ступени упавший пистолет, Плетнев понял, что попал надежно, рывком метнулся вперед, чтобы преодолеть последний лестничный поворот.

Убитый — пуля попала в лицо — был в гражданском. Второго не оказалось. Но он был… Куда он делся? Чердачная, обитая жестью двустворчатая дверца была прикрыта, но не заперта. Ушел туда? Но почему второй остался?

«На чердаке никуда не денется, от наших не уйдет, — быстро соображал Плетнев. — Надо проверить квартиры».

— Встань сюда за дверь, — указал красноармейцу Дмитрий Дмитриевич, — следи за той квартирой, чтобы не выскочил кто-нибудь. Мы — сюда…

На звонок никто не ответил. Плетнев забарабанил по двери ногой. Снизу донеслись голоса, загромыхали по лестнице сапоги. Плетнев настороженно глянул вниз, и лицо его просветлело: к ним на помощь спешили чекисты.

И еще сильнее Дмитрий Дмитриевич забарабанил по двери. На этот раз щелкнул замок, она открылась.

— Вам кого? — спросил взъерошенный, как спросонья, дядька в очках.

— Кто еще в квартире? — отстранил его Плетнев, входя в прихожую.

— Бачишь, никого нема.

В квартире действительно никого не было.

Дмитрий Дмитриевич решил проникнуть на чердак, предполагая, что двое чекистов, которые полезли по пожарной лестнице, уже находятся там. И едва он откинул двустворчатую дверцу на чердак и наполовину поднялся в лаз, как загремели выстрелы. Дмитрий Дмитриевич шарахнулся в сторону, залег возле брусчатой балки перекрытия, успел сообразить, что стреляли не в него.

Следом за ним поднялись и юркнули за балку еще трое особистов. Вглядываясь в полумрак, Плетнев перебежал к дымоходу и, пригибаясь, пошел дальше, дальше вдоль него.

Снова грохнул выстрел, теперь уже в Плетнева, это он хорошо понял по свисту пули над головой. В мгновение перепрыгнул через дымоход и укрылся за трубой.