И опять выстрел, теперь уже в сторону от Плетнева. И в ту же секунду прыжком Дмитрий Дмитриевич достал раненого врага, крепкие жилистые руки чекиста чуть не свернули его влажную шею и выбили вскинутый пистолет.

— Обыскать чердак! — приказал Плетнев, вставая на ноги. — Не толпиться! К выходу!

Он и сам обошел все углы, проник в башенку, увидел усыпанный стреляными гильзами пол, диски, а ручного пулемета не оказалось.

— Он его сбросил вниз, — подсказал кто-то.

Плетнев с болью оглядел площадь. На ней осталось лежать много людей. Подходить к ним боялись. Лишь в стороне отрешенно блуждали одиночки, словно не находя места, где присесть.

Когда раненого пулеметчика — молодого, лет под тридцать, с большим скуластым лицом, вывели на улицу и стали сопровождать к машине на площади, люди со всех сторон бросились к нему. Как ни пытался Плетнев остановить их — стрелял в воздух, — ничего не помогло. Разъяренная толпа смяла убийцу.

Схваченные «регулировщики» находились под надежной охраной красноармейцев, прибежавших к площади на пулеметную стрельбу. Арестованных посадили в машину, и она, медленно раздвигая толпу, двинулась своей дорогой.

Вырвавшись с площади, машина быстро пошла к западной окраине. Здесь было тише и спокойнее. Настолько тихо и умиротворенно, что у Плетнева даже сжались кулаки. Это когда он увидел на одном из балконов нарядно одетую парочку за столом с самоваром. Они пили чай! И ладно бы только занимались этим. Они злорадно кривлялись, демонстративно выражая удовлетворение происходящим.

В отделе застали Пригоду, который только что вернулся из 41-й стрелковой дивизии под Рава-Русской и через час собирался обратно на передовую.

— Митя?! — воскликнул Михаил Степанович. — Ты как здесь?

— К тебе сюда на подмогу. Ужасное творится. Привез вон регулировщиков-диверсантов. Давай разбираться, кто они.

Плетнев рассказал все, что случилось у развилки дорог и на площади, даже о парочке на балконе.

— Арестованными сейчас же займутся, — заверил Природа. — В горком не заезжал?.. Поставь в известность о прибытии, согласуй, чем прежде всего будешь заниматься. Тебя сориентируют. Знай, в город проникли группы из спецбатальона «Соловей». Фашисты сформировали его из всякого рода подонков и злобных антисоветчиков. Участились случаи терроризма и диверсий. Ты смотри, чтобы тебя, случаем, не подстрелили, — предостерег Пригода. — Военные машины выводят из строя, бьют по мотору, по скатам, стреляют в шоферов.

— Все ясно, — остановил его Плетнев. — Здесь у нас будет свой центр. Ты бы комнатенку нам выделил.

— Занимай сколько надо, сотрудники в большинстве на передовой. А завтра совсем уедем вот сюда, — указал Пригода на карте, — база севернее Львова, в двенадцати километрах, в лесу.

— Найдем, надо будет. Тебя правда, что ли, контузило?

Михаил Степанович отмахнулся:

— Живой, видишь. Под минометный огонь попал…

— На передовой как?

— Утром они ударили на Рава-Русскую в полосе обороны сорок первой дивизии. Давят частями семнадцатой армии. Удалось вклиниться в наши боевые порядки. Но их вышибли контратакой. Полдня держались. Противник ввел в бой армейский корпус, прорвался на стыке Рава-Русского и Перемышлянского укрепрайонов. Разрыв растет. Я собрался туда, в девяносто девятую стрелковую дивизию — прикрывает львовское направление. Крепкая дивизия.

— Мне и сказали, что ты в девяносто девятой…

— Вчера там был. Побольше бы таких дивизий. Самоотверженно дерутся, я бы сказал, сплошной героизм проявляют. Не приходилось мне встречать подобного упорства и стойкости. Один раненый остался у орудия — все равно стреляет; танк подбили — командир выскакивает с экипажем и прет на врага, бьют из пистолетов.

Плетнев, вспомнив, спросил:

— Это не девяносто девятая дивизия осенью прошлого года завоевала переходящее Знамя Красной Армии?

— Точно, она самая… В бою это Знамя.

— Ну давайте прикрывайте хорошенько, — пожелал Плетнев и потребовал: — Пусть немедля допрашивают регулировщиков, почему еще не распорядился? К моему возвращению чтоб все из них вытряхнули. Прежде всего, — где и какие группы действуют. Связи, явки. Ну, я поехал.

Напрасно Михеев рассерчал на Ярунчикова и сделал ему по телефону выговор за то, что тот не знает детально складывающейся оперативной обстановки фронта.

— Мы же не оперативный отдел штаба! — вгорячах вырвалось у Ярунчикова. — Штабу самому еще не ясны направления главных и маневренных ударов противника. На Военном совете обсуждается этот вопрос.

Михеев поутих.

— Чего же тогда говоришь: «не знаю, надо уточнить»? Так бы и докладывал. Требуй от особистов армий постоянных данных о том, против каких соединений противника ведутся бои, направления ударов. Указывай об этом в сводках мне. Так надо.

— Понимаю, все ясно… Пока могу доложить о том, что вполне определились главные удары врага на Львов, Луцк и Ровно. Это и понятно — стремятся на основную магистраль, к прямой дороге на Киев. Разрыв образовался под Рава-Русским укрепрайоном. Туда с опергруппой выехал Пригода. Противник много забрасывает диверсантов, ракетчиков. Здесь, в Тернополе, как только налет, сразу взмывают ракеты, цели указывают. Расстреляли несколько человек. С ними и народ на месте расправляется.

— Скоро вам полегче будет на этот счет. Вопрос об охране тыла фронтов решен. Силами частей погранвойск и НКВД. У вас начальником назначен полковник Рогатин.

— Бывший начальник штаба Западного пограничного округа? — спросил Ярунчиков.

— Он самый. Дельный, решительный и, главное, с боевым опытом.

— Знаю его. Еще бы нам оперативного состава прислали, все труднее становится. Чекисты выбывают, замены неоткуда ждать.

— Я говорил с наркомом внутренних дел Украины, он откомандирует в твое распоряжение руководящих и рядовых сотрудников, умело используй их. Белозерский прибудет, капитан госбезопасности, направь его начальником особого отдела пятой армии. Толковый опер, что надо.

— Очень рад, люди нужны позарез, у себя в отделе зашиваемся.

— Учти, в действующие соединения посылаем подмогу для работы, а не тебе под руку.

— Видел я пленных, — сказал Ярунчиков. — И здорово переломилось у меня отношение к происходящему. Чего греха таить, ошеломили нас спервоначала. Еще бы! Прорыв почти по всей границе. Потеря связи, управления… Враг наступает без разведки и приглядки, всей мощью, а мы под огнем занимаем частями полевые рубежи. Против одной нашей дивизии идут две и три с превосходством танков и авиации. А наши сдерживают, контратакуют, под Рава-Русской даже выбили противника с захваченных рубежей. Вот тут и вся суть.

Михеев с удовольствием слушал доклад Ярунчикова, не удержался, вставил:

— Мне нравится твой бодрый дух.

— Понятливее становимся, — по-своему объяснил Ярунчиков. — С бесспорной очевидностью ясно, к примеру, что в тактике и в стратегии гитлеровцев важную роль играет расчет на испуг, на ошарашивание. Ведь даже заброска небольших групп противником в тыл наших передовых частей, беспорядочный шум и грохот с пальбой, создающие видимость окружения, в расчете на панику — все из того же психопугательного арсенала. Политработники и особисты ведут на этот счет работу в частях.

— Нам тут легко с вас требовать, — признался Михеев. — Скажешь, меня бы на твое место. Добиваюсь. Обещают отпустить.

— Проситесь сюда, на Юго-Западный.

— Очень хотелось бы.

— Тогда до встречи в Житомире. Туда намечен отход штаба фронта.

— Спасибо. Постараюсь, — закончил Михеев.

Во Львове почувствовалась твердая чекистская рука. В распоряжение Плетнева областное управление НКВД выделило около пятидесяти оперативных работников и роту пограничников, три грузовые машины и мотоциклистов-связных. Была организована усиленная охрана важных объектов, прежде всего железнодорожной станции, узла связи, банка; патрулирование по городу и проверка документов; выявление фашистских лазутчиков, пособников — всех, кто действовал в угоду врагу.