И словно в ответ на его вопрос автоскреперы и «толкачи» перестроились, не снижая темпа.
Алмаз только рот раскрыл.
Как работает автоскрепер? Так рубанок снимает стружку. Огромная нелепая машина выходит, изготовившись, на прямую, и трактор Т-180, «толкач» с буфером, окутавшись синим дымом, с тарахтеньем подскакивает сзади и мощно, плавно гонит; потом, разбежавшись, быстро набирает землю в ковш и откатывается в сторону… «Толкач» в ту минуту разворачивается, а перед ним уже другой автоскрепер, подъехавший так, чтобы у «толкача» не было пустого пробега — ходит себе взад-вперед. Вот и дели двадцать четыре автоскрепера на четыре — как раз получится по шесть автоскреперов на каждый «толкач», три слева заезжают, три справа, и цикл замкнут. Только успевай разгружайся и мигом назад. Дорогу-то загодя раскатали — ковш вздрогнет, горсть земли не просыплется… Пепел сигаретки на колени не упадет…
Ритм был настолько быстрый, что Алмазу все казалось, как в кино. Но он точно видел — это Ахмедов сидит в его машине в белой фуражке, и Путятина разглядел, и Зубова, и Василия Васильевича в очках, с папиросой во рту. Это были люди, с которыми он рядом жил, и вот так они работали! На четвертой, на пятой скоростях. Алмаз теперь понял, почему они начали с прокладки маршрутов. С досады подумал: «Никогда у меня так не получится…»
Степан Жужелев лег рядом на траву.
Он тоже смотрел, как ахмедовцы гоняют по замкнутому бесконечному кругу. От волнения у него над губой пот высыпал, желтые и красные клеточки по хребту на рубахе стали одинаково темными. А может, это из-за солнца — грело по-летнему.
Ничего не слышали парни — ни сирены высоких кранов на литейном, ни пчелы над сухой чашечкой заячьей капусты, ни жаворонка, который звенел в вершине неба, как колокольчик, и, услышав его, старые лошади в поле с храпом вскидывали головы. Ничего не видели и не слышали парни, кроме бешеной гонки нелепых горбатых машин. А черная земля под ними таяла, местность медленно опускалась, пыль стояла над головой, покрывая траву серым налетом. И пчелы больше не появлялись.
На курсах они садились по очереди в кабину старого автоскрепера и, срезав кучку грунта в углу двора, отвозили в другой угол. Но Алмаз никогда не думал, что можно работать так быстро и слаженно.
«Лишнего о себе возомнил… Тут надо годами привыкать… То-то мне Ахмедов с улыбочкой сказал: сядешь в машину, будешь смотреть, а осмелеешь — сунешься в цепочку… Да-а, как же, сунулся».
Алмаз лег на спину и принялся смотреть в небо. На душе было тоскливо.
— Не выйдет у меня ничего… — признался он. — Может, у тебя выйдет, — добавил насмешливо, посмотрел на Степана.
Тот серьезно кивнул.
— У меня выйдет. У меня, брат, сам увидишь. Я пока своего не добьюсь — ни пить, ни жрать не стану. Я пока стрелять хорошо не научился, может, пол-арсенала извел. Эй, смотри-ка, что-то случилось?..
Они поднялись. К вагончику, подскакивая на буграх, стремительно катился «горбач» Зубова. Машина резко затормозила.
Володя спрыгнул на землю, он ругался и плевался.
— В первый день! Как нарочно!.. У-у, карамба. — Зубов смял коробок спичек, швырнув под ноги, лег на бок, посмотрел снизу, махнул рукой: «Тут нормально…», потом вскочил, обежал машину, заглянул в ковш и бросился заводить движок электросварочного агрегата. — Я сразу услышал, как она, собака, завизжала. Ковш треснул, гадюка четвероглазая… удав сучий…
Парни заглянули в ковш. Приваренная к задней стенке стальная полоса, которая резала вязкие пласты и закручивала их обратно в ковш (чтобы не переваливались через стенку), стальная лента шириной в пять сантиметров, оторвалась и согнулась в «бантик». А по самому ковшу зазмеилась трещина…
— Вот она, сварка! — ругался Зубов, потрясая руками. — Всегда по месту сварки лопается!
— Давай мы тебе поможем, — тихо сказал Алмаз, беря электрод. — Мы проходили.
— Ну уж не-ет!.. — язвительно завопил Володя. — Ты себе свари какую-нибудь другую дыру. Не-ет… Я ее са-ам…
Он привычно надел темные очки и, оскалясь, склонился над серым ковшом. Вспыхнула, зашипев, ослепительная звезда электросварки, она была такая яркая, что, наверное, на другой стороне солнца плясала и дергалась голубая тень. Зубов бормотал:
— Сюда мы макаронину положим… Знаю я ваши курсы, вы так приварите, что потом гречневую кашу ножом сковыривать. И сюда…
Гречневой кашей Зубов называл рыхлый и небрежный припой.
Хоть и нельзя смотреть в огонь, Алмаз косился на него. Запах окалины, шипение электрода, вязкая тускнеющая струя бередили душу. Всплывало смутное воспоминание о парнях, приваривших лошадь на подковах к железной раме. Не нашел он этих мерзавцев, не отомстил… Да разве найдешь? Сотни тысяч людей на стройке. В прошлом году был совершенно наивный мальчик — Алмаз отвернулся — перед глазами плыли черные и фиолетовые шары. Вспомнил ночь, лицо Нины, тут же забыл — снова стал смотреть на бесконечную гонку автоскреперов.
«Наверное, все-таки можно этому научиться… если очень захотеть… А я очень, очень хочу!..»
К середине дня машины одна за другой возвращались к вагончикам. Возбужденные шоферы выходили из кабин, осматривали ковши, колеса, обнимались, хлопали друг друга по спине, хохотали.
— Ноги не держат! — сказал с недоуменной улыбкой Василий Васильевич Алмазу и подмигнул. — Постигаешь? Скоро и сам побежишь.
Ахмедов подошел, положил тяжелые руки на плечи Алмаза и Степана.
— Ну как? — Он снова казался небритым, глаза стали красные, но гордый нос был задран высоко, белые зубы блестели, тяжело дышал и оглядывался. — Алмаз, твою смену я у тебя забрал, обижаешься? И у тебя, Степан, заберу — обидишься? Ты уже покушал, Алмаз? Потом покушаешь. А то еще ночью плакать будешь, своей девушке на меня будешь плохо говорить. Идем, ты что, уснул?
«Вот, вот эта минута…»
Бригадир сел на трактор, а растерявшийся Шагидуллин медленно подошел к огромной зеленой машине. В руке был зажат горячий медный ключик. Алмаз погладил выпуклую зеленую жесть кабины, открыл, залез, сел на сиденье, пахнущее новой кожей. Глаза побежали по щиткам приборов (а вдруг Ахмедов ловушку готовит, проверяет знания?): вода, масло, гидравлика, бензин, аккумуляторы — все было в порядке. Он повернул ключик и, улыбнувшись, стиснул зубы, нажал на стартер — движок легко завелся.
Алмаз посмотрел через стекло дверки на бригадира — тот махал ему рукою: «Выезжай на площадку».
Алмаз взялся за руль, попробовал люфт, заглянул в зеркальце, подмигнул самому себе — на него смотрел длиннолицый бледный парень. «Нужно все делать быстро, чтобы не успеть разволноваться». Включил вторую скорость — и покатился на высоких тугих колесах. Машина, тяжелая, громадная, как комбайн или самолет, пошла покачиваясь. Отжал сцепление, надавил на тормоз — сильно качнувшись, стала. «Надо плавнее».
Земля струилась под машину — с зеленой травою, с желтыми пчелами, уснувшими на лиловых крохотных фиалках, с черным прошлогодним бурьяном. Вперед!
Он тихо мурлыкал про себя глупенькую песенку, услышанную на днях:
Окэй — сокращенно объединение «Камгэсэнергострой».
Алмаз видел, как «толкач» заехал сзади, и вдруг, забирая грунт и газуя, почувствовал, что его автоскрепер понесло вперед, точно щепочку, — длинная полоса земли, шурша, въезжала в ковш… У Алмаза словно на спине висел рюкзак… еще… еще… еще десяток метров, и рюкзак будет полон… Оглянулся — точно, прикрыл заслонку ковша, примял грунт и снова заслонку приоткрыл — так делали все ахмедовцы, нарушая инструкцию, Алмаз тоже решил показать, что не лыком шит, набрал еще в ковш земли куба два и, перегруженный, отпущенный трактором, резко переключившись на четвертую скорость, выскочил на дорогу, но не рассчитал — машину, когда газанул, на выезде тряхнуло — и земля из ковша посыпалась на гладкую, блестящую дорогу. Ах, какая нелепость! Алмаз выглянул из кабины — Ахмедов стоял вдали, возле трактора, показывая кулак. Шагидуллин, расстроенный, аккуратно доехал до отвала, высыпал грунт и, включив пятую, лихо подвернул к вагончику. Вылез, утер лицо мокрой смуглой рукой.