«И все-таки ты плакал, я совершенно ясно слышал», — подумал мальчик. И ему вдруг стало жаль оставлять этот надежный мирный уголок. Он широко распахнул брезентовый полог и медленно выскользнул наружу.

Вдруг ногу ниже колена пронзила резкая колющая боль.

Ошеломленный Джонни попробовал осторожно согнуть ногу, но тут услышал угрожающее рычание. Он посмотрел вниз и увидел розовую собачью пасть с острыми зубами. Трехногий! Его уши стояли торчком на лохматой голове, обрубок хвоста раскачивался из стороны в сторону.

— Пошел вон! — цыкнул на него мальчик. — Я хочу только выйти отсюда!

Пес вытянул единственную переднюю ногу и, положив на нее косматую голову, выжидательно уставился на Джонни.

Мальчик нырнул обратно в повозку. «Что же теперь делать?»

Он подождал немного в надежде, что пес уйдет. Потом перелез через ящики, надеясь вылезти с другой стороны. Высунул голову и осторожно огляделся. Невдалеке под деревом стояла полевая кухня на колесах. Выглядела она заброшенной. Между деревом и повозкой был натянут кусок брезента, видимо, для защиты от ветра. За ним не раздавалось ни звука. Едва Джонни спустил вниз ноги, как из-под колес снова вылетела собака. Она воинственно ковыляла на своих трех ногах.

— Пошла вон! — крикнул Джонни, стараясь придать голосу решительность и сжимая кулаки. — Убирайся!

Тут собака по-настоящему разъярилась и отчаянно залаяла.

Мальчик снова залез на сено. Собака, не переставая лаять, металась под повозкой.

«Кто-нибудь да обязательно услышит», — подумал Джонни. И вдруг в повозке стало светло. Две маленькие руки раздвинули края брезента, и в телегу забрался Петя. На его голове красовалась фуражка с красной звездочкой. Вглядываясь в темноту, он что-то спросил, наверное: кто тут?

— Я, — жалобно отозвался Джонни.

— Кто?

Джонни на четвереньках подвинулся к свету.

Петя, уставившись на него и покусывая нижнюю губу, что-то пробормотал, что Джонни не понял, но не слишком любезное. Внизу как одержимый все еще заходился лаем пес. Джонни молил бога, чтобы пришла Ганка и помогла ему выбраться из столь неловкого положения. Но она, видимо, уже уснула.

Наконец Петя сделал энергичное движение рукой вниз, что, видимо, означало: давай вылезай

Джонни повиновался этому приказу. Пока он стоял около телеги, собака прыгала вокруг него, стараясь зубами ухватить за брюки и обувь.

— Давай, давай! — приказал Петя, слегка подтолкнув своего пленника в спину.

— Куда? — спросил Джонни, неохотно трогаясь с места.

— Давай, давай! — Петя сам пошел вперед, при этом вид у него был такой, будто он конвоировал важного пленника.

Джонни уныло плелся за ним, понимая, что побег сейчас не имеет ни малейшего смысла: собака тут же помчится за ним по пятам. Петя несколько раз оборачивался, подгоняя его и повторяя всего два слова:

— Давай, давай!

Они обогнули полевую кухню. Из похожей на печную трубы, прикрытой сверху конусообразным железным колпаком, курился дымок. Зайдя за брезентовое полотнище, служившее для защиты от ветра, Петя остановился. Там стоял деревянный стол, когда-то, видимо, белый, но потемневший от солнца, дождя и ветра. Вокруг были расставлены какие-то плоские ящики и картонки. Возле невысокой горки картошки стояла цинковая ванна, до половины наполненная водой. Три-четыре очищенные картофелины казались в ней желтыми камешками.

Петя показал на картофельную кучку.

— Что мне делать? — спросил Джонни, начиная понимать, что от него хотят.

Мальчик нагнулся, поднял лежавший возле картошки нож и протянул его Джонни.

— А-а, почистить?

Петя кивнул и провел ладошкой немного ниже краев ванны.

— До сих пор? Немало.

Джонни подвинул к себе табуретку и взял из кучи картофелину.

Петя смотрел на него еще некоторое время, потом свистом подозвал собаку и направился обратно к повозкам.

Шлеп! Первая очищенная картошка с плеском упала в воду. Шлеп! Шлеп! Джонни работал быстро. Ему часто приходилось чистить картошку, особенно в последнее время, когда всех учащихся их школы эвакуировали в пригород. Вместе с другими школьниками, он перечистил целую гору картошки для солдат, для фольксштурмовцев и беженцев. Это было не очень-то приятное занятие, особенно если чистить заставляли в наказание. Джонни не всегда успешно справлялся с учебными заданиями по военной подготовке. Его не слишком интересовало, какие существуют воинские звания в вермахте и в войсках СС, чем вооружена пехотная рота и чем танк «Пантера» отличается от танка «Тигр». В то время как учитель рассказывал о воздушных боях, в которых участвовал полковник Мельдерс, или же о приключениях, пережитых матросами на подводной лодке капитан-лейтенанта Прина, он тосковал по родному дому на Кюстринерштрассе, чем и заслужил репутацию чудака. Однако на этот раз он воспринял чистку картошки отнюдь не как наказание. Это была такая работа, за которой он мог отдохнуть, более того — его даже могли покормить обедом. Он старался изо всех сил. Пусть никто не думает, что он лентяй. Картофелины одна за другой летели в ванну с водой. Когда дно ее уже было сплошь покрыто желтыми клубнями, сзади раздался звук шагов.

Джонни оглянулся — это подошел пожилой солдат в белом фартуке. Дядя Коля, повар. Джонни поймал на себе его испытующий взгляд. Повар набрал полную горсть очисток и, внимательно посмотрев на них, довольный, бросил их на землю. Мальчик чистил не только быстро, но тонко и аккуратно. Повар разгладил усы, и губы его растянулись в добродушную улыбку. Потом он направился в глубь кухни и принялся шинковать длинным острым ножом кочаны капусты, которые лежали в ящиках.

Джонни от души обрадовался молчаливому одобрению своих успехов и почувствовал себя более спокойно.

Спустя примерно час кто-то подошел к нему и похлопал его по плечу. Он обернулся и увидел Ганку. Она распустила косу, и ее шелковистые волосы мягко струились по плечам.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она Джонни.

— Петя притащил меня сюда.

Девушка сердито выругалась, по крайней мере так показалось Джонни. Потом добавила по-немецки:

— Лентяй никудышный!

— Не надо, — успокоил ее Джонни, — эта работа доставляет мне даже удовольствие.

Но Ганка не унималась.

— Куда спрятался этот бездельник?

Мальчик пожал плечами.

Лицо девушки приняло озабоченное и беспомощное выражение.

— Куда же он задевался?

— Он ушел вон туда, — сказал Джонни, показывая ножом в сторону лагеря.

— Значит, снова околачивается возле лошадей. Ну и задам же я ему сейчас!

Ганка решительно зашагала прочь. От ее сапог на влажной земле оставались четкие следы. Вскоре она вернулась, ведя за руку упирающегося Петю. Между ними разгорелся спор, причем Петя то и дело равнодушно пожимал плечами.

— Этот сорванец считает, что чистить картошку должен ты один, — пояснила наконец Ганка Джонни.

— Я с удовольствием чищу, — немедленно откликнулся мальчик.

Но Ганка покачала головой:

— Нет. Этого я не допущу. Я сама поручила ему эту работу.

— В качестве наказания? Он что-нибудь натворил?

— Ничего он не натворил. Только он всегда занимается тем, что ему в голову взбредет, уходит куда-то, ведь кругом полно гитлеровцев…

Тут заговорил Петя. Он обращался только к девушке, отчаянно размахивая при этом руками. Он так разгорячился, что взгляд его темных миндалевидных глаз то и дело перебегал с Ганки на Джонни и обратно.

— Он что-нибудь говорит обо мне? — поинтересовался Джонни, когда Петя наконец замолчал.

Он чувствовал себя как-то неловко. «Дурацкое положение, — думал он, — стоишь и не знаешь, что именно о тебе говорят».

Ганка кивнула Джонни и пояснила:

— Петя считает, что ты должен остаться здесь и работать. Это будет своего рода искуплением.

— Что-что?

— Ну как бы тебе объяснить? — Девушка в затруднении потерла подбородок. Обдумывая каждое слово, она продолжала: — Так как ты немец, ты должен здесь работать, это будет своего рода штраф за то дело, которое, другие ваши немцы причинили его родине. Это и есть искупление. Во всяком случае, Петя так себе представляет искупление!