На наш взгляд, такими являются следующие шесть разновидностей концепций, в основе которых соответствующим образом заложены взгляды и идеи:

1) о наличии в самой системе социализма определенных «трещин», слабостей и проблем;

2) о складывающемся в недрах самой системы широком недовольстве народа, направленном против нее;

3) о факторах внешнего воздействия;

4) о контрреволюции, совершенной классом бюрократии;

5) о «недостаточной демократии» и «сверхцентрализации» советской системы;

6) о решающей роли «фактора Горбачева».

Неоценимый вклад в работу по составлению представленной выше классификации принадлежит материалам и объяснениям к ним, содержащимся в книге Девида Котца и Фреда Виэра «Революция сверху. Разрушение советской системы».

Нам хотелось бы верить, что сам угол рассмотрения, подхода и окончательной формулировки каждой из этих концепций, равно как и имеющейся критики в их адрес, могут существенным образом дополнить общую картину подлинного хода происшедших событий.

На следующих страницах нашей книги мы попробуем подвести некоторые итоги насчет того, чем конкретно проделанные нами исследования и обобщения расширяют объем знаний в этом направлении. Вместе с тем мы не намерены пристрастно оспаривать или подвергать голословным сомнениям правомерность существования любой из уже существующих концепций.

1. Сторонники первой из указанных выше категорий взглядов и теорий, как правило, считают, что причинами разрушения и развала социалистической системы являются ошибки «генетического плана», связанные с самим моментом ее зарождения. По их убеждению, социализм в СССР появился якобы на «незаконной» основе. В силу этого он так никогда и не смог существовать и функционировать полнокровным образом, поскольку изначально противостоял самой природе человека и экономическим механизмам так называемого «свободного рынка».

Так, например, профессор Колумбийского университета и бывший посол США в СССР с 1987 до 1991 года Джон Мэтлок пишет в своей книге «Аутопсия одной империи» (1995) следующее: «Социализм, как его видел и определил Ленин, был обречен еще с самого своего начала, поскольку строился на ошибочном понимании самой сути природы человека». В разных вариациях подобные взгляды разделяют такие исследователи, как Мартин Маллай, Ричард Пайпс и др. (в сборнике под редакцией Уолтера Лаккера «Неудавшаяся мечта», 1994 г.), Александр Даллин в «Причинах краха СССР» (напечатанной в 8-м выпуске за 1992 г. обзорного издания «Постсоветские проблемы»), Дмитрий Волконогов и др.

Разумеется, как у любой реально существующей и действующей системы, у советской тоже были проблемы и недостатки, требующие верных решений своего исправления. Некоторые из них действительно были связаны с системой централизованного экономического планирования. К 1985 году такими являлись, например, недостаточное количество и качество некоторых видов товаров широкого потребления, спад производительности труда и рационализаторства, замедление темпов внедрения компьютеров и других достижений науки и техники, рост и распространение коррупции и незаконных частных способов наживы денег.

Другая разновидность проблем была связана с политическими аспектами системы. Так, некоторые ее подходы и методы, которые оказались исключительно эффективными во время захвата и удержания власти, постепенно, когда речь шла о практике их успешного применения на протяжении длительных периодов времени, начинали выглядеть все более проблематичными. Например, случаи известного дублирования одних и тех же функций в деятельности как партийного, так и государственного аппарата. С течением времени это все ощутимее становилось помехой большей инициативы со стороны верхов, а деятельность низовых и местных организаций сводило преимущественно к советнической, консультантской и вообще вспомогательной. Таким же было положение и у профсоюзов и других массовых общественных организаций.

Кроме того, все явственнее давали о себе знать и некоторые проблемы, связанные с явно устаревшей для условий развитого социалистического общества громоздкой, в несколько уровней, системой цензуры и контроля за печатными изданиями и материалами радио- и телепередач.

Ненужному отчуждению руководящих кадров партии и государственной власти от масс способствовали и далеко не всегда убедительно обоснованные привилегии материального характера.

Значительная часть всех этих проблем и их последующее обострение была связанной с реальностями ожесточенной «холодной войны». Она накладывала необходимость направлять огромные ресурсы на усиление обороноспособности страны и обеспечение поддержки многочисленных союзников за рубежом. Принимались и специальные меры и усилия по поддержанию высокого революционного духа и сознания широких народных масс, партии и государственного аппарата, для совершенствования норм и методов партийной жизни, по повышению уровня марксистской идеологии и системы партийного политического образования и просвещения в соответствии с требованиями современности. И все это — наряду с никогда не прекращающимися усилиями по нейтрализации явно нарастающих бюрократизации и формализма разных секторов и уровней работы. Тем не менее, все эти проблемы ни в какой мере не могли вызвать какого-то более или менее осязаемого кризиса, не говоря о разрухе или крахе.

Так же трудно представить себе всю историю Советского Союза неким «неотвратимым» движением к всесторонней и всеобъемлющей разрухе, якобы вызванной, согласно постулатом данной теории, «роковой оторванностью» его общества от неких «основополагающих характеристик человеческой природы» и будто бы «обязательной для всех» общественно-экономической системы западного образца, построенной на частной собственности и «свободном рынке».

Во времена Рейгана эти взгляды приобрели статус чуть ли не государственной политики, хоть вряд ли бы нашлось даже несколько серьезных историков, готовых поставить свою подпись и имя под концепцией исторического детерминизма и «предопределенности» развития общества, основанной на таких особенностях природы человека.

Кроме того, теоретическая конструкция данного типа обнаруживает полную беспомощность, когда приходится объяснять, каким образом советский строй, например, смог успешно справиться с такими широкомасштабными проектами, как ускоренная индустриализация и коллективизация сельского хозяйства, не говоря о победе над фашистской Германией в годы Второй мировой войны. И все это — лишь для того, чтобы вдруг так неожиданно развалиться от несравненно менее значительных и маловажных вызовов и проблем к концу 80-х годов XX столетия.

2. Вторая, пользующаяся довольно широким распространением теория полагает, что советский социализм рухнул под натиском «народного недовольства» и общественной оппозиции.

Говоря по правде, сторонники этих взглядов во многом напоминают хватающегося за соломинку утопающего, поскольку среди многочисленных авторов научных исследований по данной тематике не найти буквально ни одного, склонного считать или берущегося доказывать тезис о том, что распад советского строя и государства произошел в результате целенаправленных и широкомасштабных действий народного протеста и недовольства.

В действительности, данная концепция складывается преимущественно на основании впечатлений ряда публицистов, исследователей и общественных деятелей, скорее, о неком собирательном, совокупном выражении нарастающего чувства разочарования среди интеллигенции, отдельных протестов рабочих, активизации деятельности националистов и победах, одержанных некоммунистическими кандидатами на выборах в ряде районов страны. К заключениям такого рода склоняются в своих произведениях Рой Медведев и Джульетто Кьеза («Время перемен. Взгляд изнутри на перемены в России», 1989); Элизабет Тийг («Судьбы рабочего класса»— в сборнике «Советский коммунизм — от реформы к краху», 1995); Стивен Вейт («Борьба национальных меньшинств за суверенитет», — в том же сборнике); Ицхак Брудный («Новое открытие России. Русский национализм и советское государство, 1953–1991,1998; Элен д'Анкосс, («Конец Советской империи и триумф наций», 1994).