В отдалении от святителей и вельмож толпился народ. Слух о чудесном спасении Светомира пронесся по стране, и простой люд прибрел со всех концов державы в надежде увидеть своего царевича.
Стоя подле криницы, Светомир зоркими глазами читал надписи на недалеких могилах: «Княгиня Горислава Управда, дочь князя Боривоя Горынского»; «Царица Евфросиния, дочь князя Семеона Управды»; «Отрок, царевич Серафим, сын Владаря царя».
Светомир видел как раскапывали его могилу, как гробовщики вынесли на свет детский дубовый гроб, поставили его на свежий холмик вырытой земли, сняли крышку домовины и отошли в сторону.
Гроб открыт. Он полый. В нем лежит сложенное роскошное покрывало из белой парчи, бережно распростертый саван, и на саване венчик малый и отрывок пергамента с какими-то письменами.
Патриарх склонился над гробом, вынул из него этот пергаментный отрывок и поднял руку, его державшую, так, чтобы близь и даже не близь стоящие смогли бы лист увидеть.
Потом обратился к Владарю; царь подал ему скрыницу; патриарх открыл ее, вынул из нее другой пергаментный отрывок и поднял его как и первый над головами свидетелей сего невиданого опознанья.
Ступил вперед миловидный юноша и протянул патриарху скрыницу подобную Владаревой. Патриарх вынул из нее третий отрывок пергамента и, как и первые два высоко поднял его, показывая народу.
Затем он приложил три пергаментных отрывка друг к другу. Они образовали единый лист со сплошными начертаниями, буква к букве, ни единого пропущенного знака. И патриарх сказал: «Мы закрепим (424) части целого листа, как сами они друг ко другу пристали, и выставим лист сей так, чтобы всякий кто пожелает, мог бы подойти и увериться. А теперь внимайте!» И он медленно, во всеуслышанье прочел все, на листе написанное. Кончив чтение, он перекрестился и торжественно молвил:
«Сии пергаментные начертания не впервые оглашаю я над этим гробом. Вот три отрывка перед нами. Они вкупе составляют ту самую разрешительную молитву, которую я десять лет допреждь сего дня положил в десную царевича, во гробу сем тогда лежавшего.
«Покойный старец Парфений, один сподобившийся видеть пробуждение отрока Серафима, разделил лист тот на три части; одну из частиц оставил он в полом гробу, другие две частицы он унес с собою; потом старец разлучил меж собою и эти частицы, зная, что в положенный час они все трое воссоединятся. Господу угодно было, чтобы сие случилося ныне при вас, у криницы собравшихся».
И патриарх рассказал о судьбе двух унесенных Парфением частиц, особо о той, которая неизменно сопровождала уехавшего царевича, «о чем», сказал патриарх, «непреложно свидетельствуют вот эти, здесь стоящие святители из царства Иоанна-Пресвитера, которые при первом посещении страны нашей, ее покидая, увезли с собою отрока Серафима и ныне, спустя десять лет, возвращают царевича в отечество его».
И закончил речь свою долгую патриарх, говоря: «Целокупность разрешительной молитвы убеждает нас в чудесном спасении царевича:
никакие письмена всего мира не могли бы уподобиться недостающим, унесенным частям, во гробе лежавшей молитвы, опричь тех, что ими изначала были. Юноша, стоящий подле царя Владаря, есть первородный сын его, наследник престола, царевич Светомир. Возблагодарим Господа!»
Патриарх подошел ко кринице и стал служить благодарственный молебен. Все опустились на колени. Когда отзвучали последние слова торжественного служения, наступила полная тишина: народ молчал от благоговения.
И лишь после того как патриарх отошел от криницы раздались первые возгласы: «Да здравствует царевич Светомир!», «Да здравствует царь Владарь и сын его царевич Светомир!» Голоса наростали, сливались, наполняли воздух гулом ликования.
Среди общего восхищения никто, кроме Владаря, не приметил как испытующим, розыскивающим оком Жихорь вонзался в ряды отечественных и греческих вельмож. (425)
Владарь приказал приготовить богатое угощение для горожан и сельчан, устраивать зрелища и гулянки. По всей стране много дней сряду народ в единодушном радованьи шумно праздновал счастливое возвращение царевича.
Беспечально стало чело Владаря, и обычай соделался уветлив милостив. Собрался было царь учить Светомира как землею володать но, дивяся, увидел, что учить ему сына нечего: не по летам сметлив в трудах правления был царевич; его быстрые, простые решения дел державных являли толикую прозорливость, что сам Владарь, правитель испытанный, ничего более мудрого для укрепления и усовершения своего царства придумать бы не мог.
Обновилася жизнь Владаря, и тревога ушла от души. И говорил он сам себе, утешенный: «Не обманули счастливые звезды; сын мой более нежели я; при нем царство не токмо что не оскудеет, но и в вящей славе утвердится. Права была Отрада моя, когда меня увещала о нем не соблазнятися».
Однажды — август был уж на исходе — вошел ко Владарю Светомир, говоря: «Отпусти меня, отец, на криницу. Давно ищу наставление там получить. А допреждь по пути дозволь мне в монастырь к игуменье Меланье заехать: старицу повидаю, да и стосковалося сердце по Радиславе».
Грустно было Владарю расставаться с сыном и на короткий срок. Но не мог он воспрепятствовать царевичу помолиться у заветного креста и свидеться с невестою. Он лишь сказал: «Возьми побольше провожатых. Оно и приличнее, и надежнее».
Отвечал Светомир: «До монастыря сколько прикажешь, столько и возьму провожатых. А уж на криницу, не прогневайся отец, отправлюся я один».
И на то согласился Владарь.
Радостной была встреча Светомира с Радиславою. Со дня молебствия на кринице виделись они всего один раз, и то на большом пиру, где праздновалось возвращение царевича и куда звана была тьма тьмущая гостей. С той поры Радислава монастыря не покидала, а Светомир был неотлучно при отце. (426)
Несколько часов, проведенных вместе, были счастливейшими часами жизни. Они непрестанно чему-то смеялись; им было весело. И торопились они все поскорее, побольше открыть друг другу про себя. Сказал Светомир про занятия свои с Владарем:
«Отец порою радуется на меня будто я складно мыслю о державе. А я разве мыслю? Стараюсь лишь догадаться что в подобном случае решил и сделал бы Иоанн Пресвитер. Вот и вся моя догадка и дума».
Перебивая друг друга стали они вспоминать житье свое в Срединном Царстве.
«А что помнишь ты, Радислава, про нашу с тобою первую встречу?» вдруг спросил Светомир. Он не забыл вовсе как впервые увидел Радиславу, Радивоя, Зою, но ему хотелось услышать как она будет про то, сказывать.
Ей-же было тяжко и отрадно воспоминать про страшное бегство их из Византии и радушный прием в стране Владаря. Потом она с умилением стала говорить о Глебе. «А ведь матерь твоя, прилучая ко груди своей бедного сиротку, и не ведала, что уготовляет тебе дружка заботного».
Ее перебил Светомир: «Мы упали вместе. Знаешь ли ты как оно случилося, что он убился, а я остался жив?»
Она испугалась, что опечалила его, сказала: «Видно так Господу угодно было. Ведь...»
Он опять перебил ее, спросил в тоске: «А, может быть, Глеб и не умер вовсе, а заснул лишь как я, и как я мог бы пробудиться?»
— «О нет», поспешила успокоить его Радислава. «Высвободила я тогда руку свою из руки отца моего, с которым шла; да и подбежала к вам обоим, рядышком на земле лежащим. Все поспела разглядеть прежде чем меня увели. Глебушка весь искалечен был, и не узнать его. Он был мертв — в том нет сомненья».
— «Бедный Глеб», тихо молвил Светомир.
«Бедный?!» вскричала Радислава. «Нет, счастливый Глеб! Вот обнять бы тебя и полететь. А потом, чтобы ничего больше не было, ни - че - го...»
Из монастыря Светомир направил путь свой ко кринице. Но вдруг переменил решение. Он подумал: «Никто, верно, и не ходит боле на могилу Глеба. Некому и поплакать над ним, и помянуть его. Поеду я. Кажись, тут недалече». (427)