Однако почти сразу после этого Конгресс украинцев Канады решил ответить и по-другому. Он организовал серию телеконференций, начавшуюся 8 марта 2010 г.[40]; ее участниками были, в частности, члены целевой группы Конгресса украинцев Канады по «разработке стратегии сообщества в отношении недавних нападок на освободительное движение в Украине». Среди прочего участники этой конференции предложили «организовать встречу с редколлегией Edmonton Journal» и «оказать давление на североамериканские академические учреждения, получающие деньги от [украинской] общины (Гарвард (Украинский научно-исследовательский институт), CIUS (Канадский институт украинских исследований), кафедра Украинских исследований (в Университете Оттавы))»[41]. Но еще до этих телеконференций под давлением общины Edmonton Journal решила больше не поднимать эту тему. Мы с Пером Радлингом написали наш собственный комментарий по поводу рекомендации Конгресса украинцев Канады распространить льготы канадских ветеранов на членов ОУН-УПА, и он был принят газетой. Предполагалось, что комментарий будет опубликован вскоре после статьи Дэвида Марплса. Но вместо этого он был отвергнут. 19 февраля редактор полосы Дэвид Эванс написал Радлингу: «Сегодня утром я говорил с Джоном-Полом Химкой и сказал ему, что я склонен выждать, пока немного утихнут страсти. Мы получили ваши письма в эти выходные[42], и, судя по реакции [на статью Марплса], появление вашего комментария может еще больше усугубить ситуацию. Я знаю, что в украинском сообществе в Канаде уже имеют место серьезные споры о Бандере и противоречащих друг другу версиях истории того периода, и мне кажется, что надо посмотреть, как это будет развиваться. Надеюсь на Ваше понимание…[43] Я дам вам знать, как только мой взгляд на это изменится». Стоит ли говорить, что этот момент так и не наступил.

Я не знаю, действовал ли Конгресс украинцев Канады на основании предложений, сформулированных в ходе телеконференций, и я не могу приписывать Конгрессу украинцев Канады давление на все академические учреждения. Я не знаю, имел ли Конгресс украинцев Канады какое-нибудь отношение к письму из Учебного фонда Петра Яцыка декану факультета искусств, где я преподаю. Я никогда не видел этого письма, видел только ответ на него от имени моего декана[44]. Фонд Яцыка, многомиллионный донор Канадского института украинских исследований (СУШ), в основном его филиала в Торонто, выражал свое недовольство моим спором с директором СУШ Зеноном Когутом. Заместитель декана позвонил и попросил меня «не накалять обстановку». Я не могу противостоять националистическому сообществу, мобилизовавшему против меня свои финансовые и людские ресурсы. Оно избегает открытых дискуссий, в которых стороны будут находиться в равном положении, оно не желает повернуться лицом к проблемам, полагаясь вместо этого на свое закулисное влияние и клевету[45]. СМИ, издаваемые диаспорой, как печатные, так и электронные, в настоящее время для меня фактически закрыты.

Использование таких методов лицами и организациями, которые считают себя наследниками ОУН и УПА, не вызывает удивления. Гораздо больше удивило и разочаровало меня поведение некоторых моих коллег по украинским исследованиям, которые, как я полагал, разделяют со мной приверженность свободному знанию. Здесь я ограничусь лишь описанием случая, самого для меня болезненного, касающегося CIUS Я руководил в CIUS программой исследований (по проблемам религии и культуры), как и Дэвид Марплс (программа Стасюка по изучению современной Украины). У нас с Дэвидом малобюджетные программы, мы не получаем зарплаты от института, у нас нет никаких полномочий, касающихся принятия решений за пределами наших собственных программ. Руководство CIUS состоит из трех лиц: это директор Зенон Копт, директор Центра украинских исторических исследований Петра Яцыка (в составе CIUS) Фрэнк Сысын и заместитель директора CIUS Богдан Клид. Яре Балан, который также будет упомянут ниже, является административным координатором Центра украинско-канадских исследований Куле в CIUS.

После того как Мирна Косташ опубликовала в Literary Review of Canada свой отчет о моем семинаре по голоду, Яре Ба- лан довольно подробно ответил ей в эдмонтонской газете Ukrairian News. Его отповедь была адресована в основном Косташ, и риторика не отличалась изяществом. Сталин, писал он, «точно знал, что делал, когда использовал голод — очередное орудие в арсенале, который он применял в многоплановой кампании геноцида. Утверждать иное значит игнорировать огромное число известных фактов из истории СССР и играть на руку апологетам неосоветизма, который процветает в России Путина и, очевидно, находит союзников среди доверчивых левых на Западе»[46]. Несколько недель спустя, после того как я ответил Балану, к спору в Ukrajnjan News присоединился Богдан Клид, обратившийся на этот раз прямо ко мне. Он заявил, что я демонстрирую «большую терпимость по отношению к советскому государству и его руководителям». Позже он извинился за то, что ошибочно написал, что я никогда не упоминал о действиях сталинского режима как о «преступлениях». Однако главной причиной моего несогласия с этой публикацией было то, что он представил искаженную версию моей аргументации. Клид обвинил меня в «принижении значимости голода», заявив, что я оцениваю его как трагедию типа недавнего гаитянского землетрясения. Читателям, очевидно, оставалось лишь думать, что я считаю этот голод стихийным бедствием, а не преступным актом советского руководства. Зенон Когут тоже ответил на статью Косташ, снова утверждая, что это был геноцид. Его ответ появился в Literary Review of Canada с его подписью «директора Канадского института украинских исследований». Поскольку его ответ появился сразу после письма Пола Грода, который подписался «президент Конгресса украинцев Канады», это было очень похоже на официальный ответ. Сразу после того как Дэвид Марплс опубликовал свою статью о Бандере в Edmonton Journal, Когут написал в редакцию письмо за своей директорской подписью, в котором он полностью отрицал причастность Бандеры к погрому во Львове («Бандера в то время не был в Украине») и опровергал утверждение Марплса, что ОУН была типично фашистской организацией.

В этих откликах из C1US меня задело несколько вещей. У меня возникло сильное впечатление, что в настоящее время Институт взял на себя роль надзирателя за «раскольническими» взглядами на историю Украины в XX столетии. Никто из тех, кто ответил Косташ, Марплсу или мне, не является специалистом в этой области. Koiyr — прекрасный историк, специалист по истории Украины XVII–XVIII вв.; Клид написал диссертацию по украинской интеллектуальной истории XIX в., а затем перешел к изучению украинского хип-хопа; Балан — специалист по украинцам, живущим в Канаде. Насколько мне известно, никто из них не вел курс на университетском уровне ни по голоду, ни по Холокосту и не публиковал научных статей по этим темам. Что побудило их занять такую жесткую позицию? Ясно, что они верят мифологизированной истории. C1US отводит главное место в своих ежегодных лекциях памяти Шевченко, а в ряде семинаров немало времени отведено ведущим сторонникам линии ОУН-УПА-Голодомор: Петру Поточному, Миколе Рябчуку и Роману Сербину. Критические мнения полностью отсутствуют по крайней мере по двум нашим важнейшим темам — Голодомору и Холокосту. Складывается впечатление, что, мол, оппоненты не считают, что миссией CIUS должно быть повышение уровня украинской дискуссии. В их представлении он, по-видимому, должен стоять на страже ортодоксальных представлений украинского сообщества. Я остаюсь на своей позиции, сформулированной в моем ответе Когуту на его публикацию в Literary Review of Canada: «Будет лучше, если ученые и интеллектуалы будут ставить под сомнение националистическую мифологию и тем же усложнять задачу ее приверженцев, а не становиться под их знамена»[47].