Кроме того, это не в малой степени способствовало освобождению порабощенных стран, в том числе и самой Японии, от закоренелого милитаризма во всех его по существу диких проявлениях, которые совершенно несовместимы с достигнутым уровнем человеческой цивилизации XX века. Эти исторические факты неопровержимо могут быть подтверждены хотя бы следующим документом.
Бывший в то время военным министром Генри Льюис Стимсон в представленной записке тогдашнему президенту США Гарри Трумэну от 2 июня 1945 года писал: «Начав вторжение, нам придется, по моему мнению, завершить его даже более жестокими сражениями, чем те, которые имели место в Германии. В результате мы понесем огромные потери и будем вынуждены оставить Японию». Яснее, пожалуй, не скажешь!
И в том, что в отличие от СССР и других стран, подвергшихся неспровоцированному нападению агрессоров, США вышли из войны не только обескровленными, а наоборот, из-за относительно незначительных потерь разбогатевшими на военных и прочих поставках, во всем этом есть прямая заслуга народов Советского Союза, которые полностью выполнили союзнические обязательства и таким образом принесли на алтарь победы ради общего дела свободы наций неисчислимые материальные и человеческие жертвы.
Что же касается США, то, если даже не брать в расчет проводившуюся ими выжидательную политику, из-за длившихся годами бесконечных проволочек в открытии второго фронта в Европе, они, чьи действия, на первый взгляд, выглядели довольно странно, следуя целям устрашения СССР, а также других государств, как и амбициозным устремлениям к единоличной гегемонии в мире, применили на территории Японии безо всякой военной необходимости, но зато из далеко идущих корыстных соображений — атомное оружие, сбросив при этом бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. Однако, вновь возвращаясь к военным перипетиям в Европе того времени, следует добавить, что проще всего, конечно, было вступить в завершающую стадию кампании, как говорится у русских, лишь к «шапочному разбору», когда исход в войне с Германией был уже предрешен. Но и здесь у них все равно получилось не так гладко, как того бы всем хотелось.
Об этом с предельной ясностью сообщала паническая телеграмма Черчилля от 6 января 1945 года, которая была адресована Сталину (ради краткости здесь она несколько адаптирована автором). В этой ныне широко известной секретной шифровке премьер-министр Великобритании писал:
«В настоящий момент на Западном фронте стратегическая обстановка резко ухудшилась. Даже временная потеря инициативы, как нам кажется, может привести к непоправимым последствиям. Прошу Вас, если это возможно, сообщить нам, сможем ли мы (имеется в виду сам Черчилль, а также командующие англо-американскими войсками Эйзенхауэр и Монтгомери. — Н. Б.) рассчитывать на крупное наступление ваших войск в ближайшем будущем, но не позже января сего года, чтобы потом предпринять самим соответствующие решения. Лично я считаю сложившееся положение очень серьезным, требующим принятия исключительно экстренных мер».
А дело состояло в следующем. В конце декабря 1944 года Гитлер, пользуясь наступившей передышкой на советско-германском фронте, сосредоточил на узком участке Западного фронта вместе с приданными частями около 40 дивизий, в числе которых было 23 танковых и моторизованных соединений СС. Этим бронированным кулаком гитлеровский фельдмаршал Герд фон Рунштедт должен был ударить на стыке, иначе говоря, по полосе разграничения наступавших теперь уже с малой интенсивностью английских и американских войск, и через Арденны (так же, как это было и при разгроме Франции в 1940 году) рассечь фронт союзников на две части.
Дальше имелось в виду продолжить контрнаступление по трем расходящимся направлениям, чтобы, во-первых, прижать войска союзников к морю и тем самым устроить им второй печальной памяти Дюнкерк и, во-вторых, прямой атакой захватить город Антверпен — основную базу снабжения союзнических войск, узел коммуникаций и порт.
Так что Черчилль прекрасно знал значение посланной Сталину телеграммы и с нетерпением ждал результата. А ответом ему было мощное наступление советских войск на центральном участке фронта — от Балтики до Карпат, хотя наступлению мешали неблагоприятные погодные условия, усталость войск от только что закончившихся таких же наступательных боев. У руководителей антигитлеровской коалиции на повестку дня встал сакраментальный вопрос: быть или не быть активным второму фронту в Европе и не придется ли ему переходить на позиционную оборону, что грозило затяжкой всей военной кампании.
Тогда-то под командованием маршала Жукова и Конева был совершен мощный и стремительный прорыв советских армий двух фронтов, которые и довершили все дело. И когда танковые ударные армии, вклинившись на полную тактическую глубину обороны немецко-фашистских войск, стали уже выходить на оперативный простор, немцы вынуждены были в срочном порядке снять с Западного фронта бронетанковые и механизированные соединения, чтобы тут же, спасая положение, перебросить их на Восток.
Несмотря на, казалось бы, огромный успех, который был достигнут войсками уже на первых порах, подготовка к этим боям, проведенная командующими фронтами — 1-м Белорусским и 1-м Украинским, была сопряжена с неимоверными трудностями. Особенно они усилились подле получения Сталиным секретной шифровки от Черчилля. Надо полагать, что в советском генштабе вполне ясно представляли, что, если фон Рунштедт опрокинет союзников в море или хотя бы надежно блокирует их пусть даже на несколько месяцев, бои на советско-германском фронте могут принять более затяжной характер.
Фашистская Германия располагала еще достаточными резервами и в данный период представляла собой до предела сжатую пружину, которая, распрямившись в каком-либо месте, могла принести много беды. Дважды в сутки командующие фронтами или их начальники штабов лично докладывали Сталину о ходе переброски оперативных резервов, требуемой рокировки некоторых родов войск по рокадным дорогам, кстати, представлявшим собой в это время года далеко не безупречное зрелище.
Сложность состояла и в том, что еще с предыдущих напряженных боев отстали тылы, присутствие которых вблизи линии фронта необходимо было во всяком случае до первого сигнала к наступлению. Но Сталин торопил и торопил, грозя каждому командующему разными карами и не хотел признавать никаких отсрочек.
И вот, когда в прорыв стали постепенно втягиваться резервы, часть которых была изъята у маршала Конева и передана на направление главного удара к маршалу Жукову, этим немедленно воспользовались немцы. В германском главном штабе сухопутных войск, размещавшемся близ Берлина, в Подземных бункерах местечка Цоссен, тоже сообразили, что непродолжительная пауза, образовавшаяся между двумя наступлениями, явно недостаточна для восполнения сил советских войск, и в таком случае могут быть использованы как максимум не стратегические из глубины страны, а лишь оперативные резервы противостоящих фронтов.
Это также не прошло мимо внимания немецкой разведки, и образовавшееся слабое звено у советских войск было определено почти точно. Учитывая сложившуюся обстановку, командование вермахта тотчас перебросило с Западного фронта ранее направленные туда для наступательных операций через Арденны моторизованные и танковые соединения, в том числе отборные бронетанковые дивизии СС: «Великая Германия», «Райх», «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер».
Все эти силы они сосредоточили в районе озера Балатон. Основной их задачей было нанесение сильного флангового контрудара по частям и соединениям 1-го Украинского фронта, чтобы на главном направлении затормозить тем самым наступательный прорыв войск 1-го Белорусского фронта, направленный в центральные области Германии. При достаточном успехе ставилась дополнительная цель — разгромить в основании фронт маршала Конева или хотя бы отбросить войска под его командованием к юго-востоку, подальше от южных границ фашистского логова.
Командующий группой армий «Южная Украина» генерал-фельдмаршал Фердинанд Шёрнер, который незадолго до этого принял командование от уволенного Гитлером в отставку генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна, предпринял все возможные и невозможные меры, чтобы выполнить поставленную верховным командованием задачу.