Итак, на полном ходу, величественно рассекая океанские волны, во главе походного ордера под флагом адмирала Номуры к метрополии приближался линкор «Мусаси» — гордость японского императорского флота.

Чтобы лишний раз не испытывать судьбу, опасаясь засады отрядов американских подводных лодок, тем более вблизи своих берегов, адмирал дал указание своей эскадре строго следовать за ним в кильватере. И это — несмотря на то что легкие крейсера и быстроходные эсминцы, передвигаясь зигзагообразными галсами по горизонту, надежно обшаривали каждый участок моря.

В целях же безопасности Номура приказал главному штурману эскадры капитану 1 ранга Мисимее Охире срочно проложить курс по большой дуге западнее островов Гото, чтобы затем направиться на кратковременную стоянку в военно-морскую базу Сасебо.

Говоря откровенно, база эта находилась в таком месте, что куда более подходила для прекрасного лечебного курорта, где в ясную погоду можно было бы бесконечно любоваться творением естественной природы — вулканом Унзен и сказочно светящимися вокруг его вершины перистыми облаками.

Но что поделаешь: японцам, как и остальной части человечества, понадобятся еще, быть может, века для совершенствования своего жизненного устройства, торжества тех естественных человеческих порядков, при которых здравый людской смысл, а не животные инстинкты станут преобладать на этой грешной земле. Ну а пока… Несмотря на претенциозную помпезность зданий, в которых располагаются правительства, и изысканную роскошь построенных для них особняков, внутри всех этих сооружений над естественной красотой жизни продолжает господствовать уродливый дух всесильного милитаризма, ревностно и верно служащего культу насилия и войны, у которой, как правильно сказано, нечеловеческое, звериное лицо.

Еще задолго до подхода к островам Гото, когда эскадра проходила траверз города и одноименного порта Фукуэ, находившиеся на линкоре «Мусаси» секретные чертежи на ракеты ФАУ-1 были вновь перегружены — на этот раз на эсминец № 357, который по радиотелеграфному распоряжению военно-морского генерального штаба обязан был доставить их в срочном порядке к новому месту назначения.

Возглавил этот эсминец все тот же к тому времени окончательно реабилитированный командованием эскадры капитан III ранга Цубоути Хидэки.

На принятие оправдательного решения, которое окончательно утвердил адмирал Номура, большое влияние оказало заявление командира затонувшей на открытом рейде Сингапура субмарины, капитана II ранга Юкио Коно и присоединившегося к нему старпома капитан-лейтенанта Нобору Йосиды.

Обстоятельно разобравшись в инциденте, оба в один голос заявили, что всю ответственность за случившееся они полностью берут на себя, поскольку просмотрели бывшего на субмарине диверсанта, которым оказался погибший во время известной аварии гидроакустик Косоку Ямадзаки.

Далее они также заявили, что за допущенный служебный просчет они готовы наказать себя любым, достойным истинного самурая способом, вплоть до сеппуку (харакири) посредством использования усукисаси (японского ритуального меча), в присутствии и при содействии специально назначаемых в таких случаях ассистентов.

Но шла к концу кровопролитнейшая с величайшими потерями война, в армии и флоте с каждым днем все ощутимей сказывался острейший дефицит в кадровых офицерах — опытных и храбрых, мужественных воинах. Поэтому и офицерский состав линкора «Мусаси», и сам его адмирал Номура вполне здраво рассудили, что лишаться в такой момент и таких первоклассных вояк и истинных самураев, каковыми, вне всякого сомнения, являются капитан II ранга Юкио Коно и его старший помощник капитан-лейтенант Нобору Йосида, было бы не только непозволительной роскошью, но и непростительной глупостью.

Тем более, решили господа офицеры, хотя война вроде бы приближается к окончанию, сколько именно она еще может длиться, — об этом не знает никто, даже там, на самом верху Страны Ямато.

Так что, несмотря на груз давних традиций, в высших эшелонах воинской власти стали в отношении некоторых из этих традиций проявлять весьма трезвый, практический расчет и заметную прогрессивность во взглядах.

И морской министр, и генеральный штаб с молчаливого согласия самого императора полагали, что, если когда-то в угоду устаревшим канонам и прежде всего с целью острастки для остальных, при наведении надлежащего порядка или соблюдения железной дисциплины во флоте можно было просто прибегнуть к ритуальному харакири, а это тем более в военной среде считалось бы единственно правильным решением, то в настоящее время следует все-таки несколько поступиться вынесением по аналогичному поводу подобных, особенно с точки зрения непосредственного командования, весьма жестоких экзекуций.

И вот, чтобы не привлекать к неприятному инциденту излишнего внимания, через дежурного адъютанта капитана II ранга Сигэтами Фукуду адмирал Номура вынес безапелляционное и неожиданное для всех решение: находящихся под следствием офицеров императорского флота Юкио Коно и Нобору Йосиду, беря во внимание их чистосердечное признание своей вины, суду военного трибунала не предавать, а дать возможность в будущем верно служить императору и флагу Страны восходящего солнца.

Объявив это во всех отношениях гуманное и необычное решение адмирала, его адъютант добавил тут же, что отныне прощенные офицеры переводятся в морской резерв при военно-морской базе Сасебо, где позже они будут проходить службу на должностях, которые им определит начальник управления кадров капитан I ранга Акира Кубоура.

Вскоре после этого эсминец № 357 под командованием капитана III ранга Цубоути Хидэки пересек Восточный проход и широкую бухту Японского моря — Тояма, причалил в порту Ниигата, где и выгрузил свой особый, государственной важности и содержащийся в строгой секретности груз.

Дальнейшее, опять же строго секретное, сопровождение и охрана доставленной технической документации была поручена бывшему командиру злополучной, так бесславно закончившей свой тайный вояж по морям и океанам субмарины, ныне получившему повышение в чине капитан-лейтенанту Дзиро Накасонэ.

В специально бронированном железнодорожном вагоне, приспособленном для перевозки особых ценностей и важных штабных документов, с соответствующей охраной, состоящей из лучших матросов и унтер-офицеров, эта документация была направлена по маршруту: Нагаока — Касиводзаки — Такада и далее, через главный центр префектуры Нагано в город Мацумото.

В этой высокогорной, поражающей своей первозданной красотой местности, являющейся как бы водоразделом рек Синано и Гэнрю, и надлежало, согласно решению компетентных органов, начать производство ФАУ-1 в японском варианте, управляемых с помощью специально обученных для этой цели летчиков-камикадзе.

Кодовое название этих ракет оставалось прежним, выбранным еще в начале операции, — «Сюсуй».

На горных площадках на высоте от полутора до трех тысяч метров, среди ущелий, гор и лесов, в помещении бывшей общеобразовательной школы, в обстановке самой строжайшей секретности японским инженерам и рабочим предстояло срочно создать чудовищный по своему существу опытный полигон и одновременно с этим начать выпуск сверхсекретного оружия, способного по замыслу императорской ставки спасти ее родину от грозящего ей поражения, в этой вначале, казалось бы, победоносной войне под такими, казалось бы, естественными, жизненно важными для всех японцев лозунгами: «Сфера совместного процветания Великой Восточной Азии» и «Восемь углов мира под одной крышей».

Как это ни противоречило отношению к «друзьям» по разбою, но Высший совет японской империи по руководству войной был очень обрадован, узнав о вступлении англо-американских войск на территорию Италии в 1943 году. Усугубляющиеся трудности — в условиях войны против наседающих со всех сторон вооруженных сил союзников — день ото дня продолжали ставить перед японской военщиной все новые и новые неразрешимые проблемы.

Неудивительно поэтому, что члены Высшего императорского совета с еще большим удовлетворением восприняли весть о том, что 6 июня 1944 года экспедиционные армий антигитлеровской коалиции, вместе со всеми необходимыми для длительного ведения военных действий приданными частями, высадились на побережье Нормандии, а вслед за этим и в Южной Франции. Эти события, если брать их в связи с непрекращающимся военным нажимом на Японию, были хоть какой-то отдушиной, которая позволяла японским вооруженным силам хотя бы слегка перевести дух.