— Уборкой отдела, организацией рабочего места и сортировкой скрепок, — довольно улыбнулся Монк. — Предотвращать сползание Полицейского Управления Сан-Франциско в анархию.

— А если в городе произойдут новые убийства? Вы будете заниматься и ими?

— Кто же еще?

— Одновременно с расследованием убийств Дусе, Ямады и Труби?

— Когда же еще мне этим заниматься?

— Кто Вам сказал, что Вы лично обязаны расследовать абсолютно все убийства в Сан-Франциско?!

— Именно поэтому я здесь, — возразил он. — Разве нет?

— Мистер Монк, Вы не можете взвалить на себя все дела! Вы всего лишь один человек. В сутках слишком мало часов для такой ноши.

— Я просто должен раскрывать дела быстрее.

— Вспомните, что чувствовали вчера! Все станет только хуже, — предупредила я. — Вы надорветесь, и дела никогда не будут раскрыты.

— Но я не знаю, как еще раскрыть их, — он покачал головой.

— Раскройте сначала одно, — предложила я.

Монк нахмурился, начал вышагивать по кабинету и нахмурился еще сильнее.

— Нам нужен консультант, — пришел он к выводу.

В телешоу про полицейских показывают, что копы назначают тайные встречи на пустых складах, в малолюдных парковочных гаражах или заброшенных парках развлечений.

В Сан-Франциско не так уж много пустых складов, насколько я знаю. Большинство парковочных гаражей полны машин и людей, но даже если б они пустовали, жену босса убили в одном из них, так что этот вариант не подходил. Мы остановили свой выбор на руинах бань Сутро, похожих на заброшенный парк развлечений.

Там мы и оказались на продуваемой всеми ветрами гравийной стоянке с высокими сорняками рядом с волнообразными опорами, некогда поддерживавшими шестьсот тонн железных балок и сто тысяч квадратных футов радужных витражей над шестью бассейнами с морской водой, одним бассейном с пресной водой, музеем и картинной галереей.

Стоттлмайер сидел на капоте машины, пыхтел сигарой и наблюдал за пожилым смотрителем парка, показывающим туристам среднего возраста с избыточным весом альбом с фотографиями бань Сутро, построенных в 1896 году, и стоявшего рядом, построенного примерно в то же время Клифф Хауза, пятиэтажного деревянного, похожего на французский замок, возвышающийся над бурлящим морем.

Клифф Хауз сгорел десять лет спустя и впоследствии был восстановлен в гораздо менее амбициозном масштабе (и неоднократно реконструировался в течение десятилетий). Бани же продержались до 1967 года, хотя к тому времени стали менее востребованными, разлагаясь под воздействием времени и приливов. Когда они сгорели, здание снесли, чтобы очистить место для будущего курорта, который так и не построили.

Немного истории не повредит, не правда ли?

Но парк по-прежнему обслуживается, словно здесь расположены не затопленные остатки фундамента и разбросанные куски облицовочного бетона, а как минимум руины храма майя. Хотя на самом деле это место имеет не большее историческое значение, чем развалины отеля Говард Джонсон.

Стоял прохладный и серый день, воздух пропитался морским туманом. Тюлени лаяли на острых береговых камнях, а чайки каркали над головой.

— Что мы здесь делаем, капитан? — обратился Монк к Стоттлмайеру.

— Ты скажи мне, Монк, — ответил тот. — Сам же просил о маленьком рандеву.

— Я имею в виду, почему нужно было встречаться здесь, — пояснил Монк. — Уверен, есть места и поближе, где чайки не окрашивают камни своим гуано в белый цвет.

— Потому что я не хотел, чтобы нас видели вместе. Если хоть один полицейский увидит нас, моя карьера в отделе закончена. Мне больше никто не поверит.

— Но все же знают, что мы друзья.

— А нам не следует быть ими, — отрезал Стоттлмайер. — Теперь. Друзья не предают друг друга.

— Я не предавал Вас.

— Ты сидишь за моим столом, — парировал Стоттлмайер.

— Я сижу в комнате для допросов.

— Не важно, где ты сидишь, Монк, черт побери! Ты — капитан отдела убийств.

— Исполняющий обязанности капитана, — поправил Монк.

— Для меня в жизни важны были только жена и работа. Теперь у меня нет ни того, ни другого. Полагаю, ты хорошо знаешь, каково это.

Монк тяжело заморгал. Словно Стоттлмайер ударил его.

— Мне очень жаль, — прошептал босс. — Это была плохая идея.

Он опустил голову, втянул ее в плечи и, сутулясь, направился к машине. У меня болело сердце за них обоих. Я всмотрелась в лицо Стоттлмайера. И не увидела гнева. Только боль.

— Подожди, — крикнул Стоттлмайер. Монк повернулся к нему. — Я пытался сказать тебе, что понимаю твои чувства, особенно теперь. И понимаю, почему ты взял значок, предложенный Смитровичем.

— В самом деле понимаете? — с надеждой спросил Монк.

— Я не говорю, что ты прав, или я ценю твое притеснение каждого полицейского в управлении, но понимаю, почему ты так поступаешь.

— Значит, Вы поможете мне?

— Ты спрашиваешь, пойду ли я против своих собственных интересов и интересов моих коллег?

— Я спрашиваю, поможете ли Вы мне поймать серийного убийцу, прежде чем он убьет снова, и не дать трем убийцам избежать наказания за преступления?

— Уже сложнее.

— Не для меня, — заверил Монк.

— Это и есть одна из твоих проблем, — Стоттлмайер нахмурился и положил сигару на капот. — Хорошо, расскажи о своих неприятностях.

Монк рассказал.

Капитан потер небритый подбородок, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Позволь рассказать кое-что о Рэнди Дишере…

— Не думаю, что он сможет помочь, — перебил Монк.

— Дай мне закончить, — возмутился Стоттлмайер. — Ты знаешь Дишера как энтузиаста и трудоголика, но нисколько не уважаешь его как детектива.

— Я никогда такого не говорил, — возразил босс.

Но, возможно, думал. Как и я. Не поймите неправильно: мне нравится Рэнди. Он очень дружелюбный парень, но я частенько задавалась вопросом, как он выбился в лейтенанты.

— Рэнди добряк. Он симпатичный, безобидный и учтивый. Люди раскрываются перед ним, даже те, которые всегда начеку, — нахваливал капитан помощника. — Ему они говорят то, что никому другому ни за что не рассказали бы. Они словно уверены, что он мне ничего не передаст. И даже не понимают, что все наоборот. В этом его дар.

— Он раскрывал какие-нибудь дела? — поинтересовалась я.

Стоттлмайер прищурился на меня. — Думаешь, я бы сделал человека своей правой рукой, не раскрой он ничего? У него отличные показатели раскрываемости.

— Я не знала, — смутилась я.

— Так тебе и не надо. Ты не полицейский, а раскрытые им дела не являются необычными, громкими или особенно красочными. Но ей-Богу, он раскрывает их!

— Какое отношение ко мне и моим проблемам имеет работа лейтенанта Дишера? — не понял Монк.

— Фрэнк Портер — самый дотошный детектив из всех, что я знаю. Если есть факт, укрывающийся от следствия, он его обнаружит. Синди Чоу лучше всех распутывает заговоры, поскольку видит их повсюду. Она находит связи между людьми, местами и событиями, которые другие не могут отыскать. Бешеный Джек Уайатт являет собой силу природы на улицах: безжалостный, бесстрашный и неукротимый. Он никогда не оставит дело нераскрытым. А ты, Монк, — дедуктивный гений, во всяком случае, я так считаю. Только не знаю, как ты это делаешь.

— Я очень ценю комплимент, — застеснялся Монк, — но не улавливаю смысл.

— Просто удивительно, что такой гений, как ты, может оказываться полным идиотом!

— В этом смысл Вашей речи?

— Я не расследую все преступления сам, а делегирую. Разумеется, я держу расследования под контролем и даю советы, но в основном распределяю дела в соответствии с уникальными талантами подчиненных, — растолковывал капитан. — У тебя есть команда квалифицированных детективов, так используй их! Для себя оставь то, что делаешь лучше всего, а остальное пусть разрабатывают другие.

— А если они что-нибудь упустят?

— Пусть так. Возможно, потом все исправится, возможно, нет. Тебе придется с этим жить.