Летом 1909 г. Московское отделение ОПЕ было зарегистрировано, и 26-го сентября этого года состоялось под председательством В. О. Гаркави первое общее собрание и первые публичные выборы Комитета Отделения, отныне заменившего институт уполномоченных. Этим последним пришлось теперь открыто выступить перед московским еврейством со своей программой и получить санкцию своей деятельности. Конечно, на первом публичном собрании невозможно было трактовать вопрос о внутренней жизни школы, о ее программе, языке преподавания и проч. Важно было на этом первом собрании московских членов ОПЕ получить хоть ответ на вопрос о направлении средств О-ва, важно было получить одобрение работе на дело низшего, а не высшего образования. Выступивший на этом собрании от имени уполномоченных С. С. Вермель между прочим сказал: «Гибкое и эластическое слово „просвещение“ давало возможность вкладывать в это понятие различное содержание, окрашивать деятельность Общества в разные тона, смотря по настроениям извне и господствовавшим тенденциям внутри еврейства. После многотрудных поисков настоящего пути многое в настоящее время выяснилось, многое еще ждет разрешения. Положите на одну чашу весов нужды 2–3 сотен учащихся в высших учебных заведениях, а на другую — нужды десятков тысяч детей обездоленной еврейской массы в черте оседлости — и решите сами, какая из них перетянет, но никогда не забывайте принцип ex oriente lux: наш долг — отсюда оказывать помощь просвещению в черте еврейской оседлости».

После долгих прений и горячих споров собрание большинством голосов вынесло резолюцию, что «Московское отделение Общества считает главнейшей своей задачей содействие народному образованию в черте оседлости». В первый Комитет Отделения выбраны были почти исключительно прежние уполномоченные Общества: С. Ф. Брумберг, С. С. Вермель, В. А. Гаркави, С. Р. Коцына, С. К. Линцер, P. O. Лунц, С. Г. Лунц, Л. А. Лурье, Я. И. Мазэ, П. С. Марек, М. Я. Фитерман и Д. С. Шор. Кроме того, в члены Ревизионной комиссии избраны были И. А. Найдич и Е. В. Членов.

В официально открытом Отделении уже с первого, можно сказать, момента его возникновения поднялись споры, нередко носившие явный отпечаток тенденциозно-партийного характера и порой мешавшие прямому делу народного образования. В 1910 г. Ревизионная комиссия представила общему собранию доклад, в котором, остановившись на двух женских школах, в которых было введено вместо древнееврейского языка преподавание еврейской истории и новоеврейского языка, обвиняла Комитет в систематическом вытеснении еврейского языка из женских школ. Начался en grand^[586] спор о языках. Целый ряд общих собраний в 1910 и следующем, 1911 г. посвящены были этой «борьбе языков». Комитет был заподозрен в «антинациональной политике». Застрельщик антикомитетской партии с пафосом спрашивал: «В чьих руках находится дело просвещения наших детей?» Ревизионная комиссия требовала признать преподавание древнееврейского языка «в женской школе абсолютно необходимым при всяких обстоятельствах». Комитет же утверждал, что, признавая обязательность древнееврейского языка во всех женских школах, «Ревизионная комиссия, а с ней и Общее собрание 11-го декабря руководствовалось не запросами и требованиями местных людей и деятелей, а теоретическим повелением одной какой-либо доктрины». Несмотря на то что Комитет открыто и ясно заявил, что в вопросе о взаимоотношении языков он считает целесообразным «приспособляться в каждом отдельном случае к конкретным потребностям и запросам, равно как и к культурному уровню каждого места и каждой школы, данного контингента учащихся и данного педагогического персонала», Общее собрание приняло формулу Ревизионной комиссии, формулу, общую для людей, в течение многих десятков лет ведущих дело просвещения и поседевших на еврейской общественной деятельности. Десять членов Комитета (Гаркави, Вермель, Кроль, Мазэ, Марек, Лурье, Лунц, Урысон, Фитерман и Шор) подали заявление о выходе своем из состава Комитета и предложили Общему собранию выбрать на их место новых лиц. Казалось, что те, которые считали «опасным оставлять дело просвещения еврейской молодежи в таких сомнительных руках», должны были во имя последовательности использовать свою победу до конца: Комитет ушел, да здравствует новый Комитет! Оставалось передать ведение дела в новые, более надежные, на их взгляд, руки. Однако победители скоро без особенного сопротивления уступили так эффектно, казалось, завоеванную позицию. На Общем собрании 12-го марта 1911 г. были приняты две резолюции:

1) «Выслушав заявление Комитета и соглашаясь, что введение преподавания древнееврейского языка в женских школах представляется не всегда исполнимым и целесообразным, Общее собрание, в уверенности, что Комитет впредь, как и до сих пор, будет стоять на страже интересов просвещения еврейской молодежи в духе еврейства, просит Комитет взять обратно свою отставку».

2) Признавая полезную деятельность Комитета, Общее собрание выражает ему свою глубокую благодарность и просит свое заявление об отставке взять обратно.

Комитет вновь вступил в исполнение своих обязанностей.

Но этим инцидент не кончился. Шум продолжался. В апреле предстояло совещание ОПЕ в Петрограде, на котором как раз предполагалось обсуждение вопроса о постановке преподавания в женских школах вообще и о преподавании древнееврейского языка в этих школах в частности. На общем собрании 7-го апреля 1911 г. предстояло обсудить этот вопрос в связи с выбором пяти делегатов на упомянутое совещание. Опять началась агитация. И несмотря на то что резолюцией 12-го марта Общее собрание уже высказалось определенно по этому вопросу, новое Собрание, отвергнув формулу: «Еврейский язык в начальную женскую школу вводится факультативно», опять вынесло резолюцию: «Преподавание древнееврейского языка обязательно в женской начальной школе». Выбранные после этого в числе прочих делегатов В. О. Гаркави, П. С. Марек, Я. И. Мазэ от участия в делегации отказались. Читатель поймет, что Комитет менее кого бы то ни было выступал против древнееврейского языка в школе. Он только отстаивал свое право не вводить этот язык в те женские школы, в которых изучение этого языка не могло бы дать никаких результатов: например, в школах с трехлетним курсом, в которых, по условиям того времени, еврейские предметы допускались часто не больше двух часов в неделю, и то под видом Закона Божия.

В это самое время, когда новые люди поднимали политические споры, которые, казалось, могли бы дискредитировать деятельность Комитета, общество и жертвователи оказывали ему полное доверие. Число членов неизменно увеличивалось и достигло в 1911 г. солидной цифры — 952 человек. На народное образование в этом же году истрачено около 13 000 р., на высшее — больше 10 000 р. Обновившиеся и вновь организованные комиссии (школьная, библиотечная, финансовая и долговая) работали усердно и с подъемом. Особенно поднялась деятельность библиотечной комиссии. Библиотечное дело, как более легко организуемое по существу своему и более доступное по средствам, двигалось вперед очень быстро. В 1911 г. в ведении Московского отделения имелось уже 29 общественных и частных библиотек, 2 учительские, 3 школьные (кроме учительских), было 8556 читателей и произведено 274 880 выдач книг. Бюджет библиотечной комиссии достиг суммы в 5000 р. С помощью своих подкомиссий она составила каталог книг для общественных библиотек и каталог пособий и методики для учительских библиотек. Была введена, кроме того, новая система книговодства, через специальное лицо обследованы были находящиеся в ведении комитета библиотеки, в которых было введено новое книговодство. Быстрый рост деятельности библиотечной комиссии обратил на себя общее внимание, и в конце 1911 г. Петербургский комитет предложил Московскому отделению взять на себя дело насаждения и заведования библиотеками во всей черте оседлости. Но это предложение, за недостатком средств и рабочих сил, оказалось неприемлемым, и Комитет признал возможным только принять в свое ведение еще Минскую губернию, так что начиная с 1912 г. в ведении Московского отделения находилось библиотечное дело четырех губерний (Витебской, Могилевской, Минской и Черниговской).