— Господин посол — ответил Михаил взволнованно, — хочу выразить Вам мою глубокую признательность за Ваше расположение. Для меня будет большой гордостью официально иметь гражданство моих родителей и предков, вместе с чилийским гражданством.

Реакцией посла было удивление, имевшее легкий оттенок неприязни.

— Генерал, Вы претендуете на двойное гражданство. Наше законодательство не предусматривает такую возможность. Россиянин должен быть россиянином и точка!

Михаил Семёнович попытался разъяснить смысл своих слов.

— Господин посол, я истолковал Ваше любезное предложение, исходя из тех законных прав, которыми пользуются здесь многие чилийцы, потомки испанцев, немцев или итальянцев. Согласно чилийским законам, они имеют возможность получить гражданство обоих стран.

— В России эта ситуация невозможна — настаивал дипломат, — одно из двух: или Вы российский гражданин, или нет.

— В таком случае — прямо сказал Михаил, — к сожалению, мы не можем продолжать разговор на эту тему. Как человек, как солдат чилийской Армии и, в особенности, как казак, я всегда старался сохранять последовательность в принятии решений и в поступках в течение моей жизни. Я не могу забыть, что эта страна заботливо приняла меня, вместе с моей матерью и бабушкой в чрезвычайно критический для нас момент.

Как Вам хорошо известно, именно это позволило моей семье выжить и избежать целенаправленного преследования. Можно сказать, что своим существованием я обязан Чили. Здесь прошли наиболее важные моменты моей жизни: мое детство, моя военная карьера, формирование моей семьи, мои дети и друзья — в принципе, все мое существование связано с этим местом.

Моя честь и принципы не позволяют отказаться от гражданства этой страны, которой я обязан всем. Я не могу выбросить за борт всё, связывающее меня с этой землёй, даже перед лицом существующих проблем. Кроме того, я испытываю гордость от того факта, что Бог позволил мне бороться за свободу и достоинство этого народа, в соответствии с клятвой, данной перед флагом этой страны кадетом и офицером.

Не могу не признать, что Ваше предложение затронуло меня до глубины души. Всегда испытывал гордость от сознания того, что в моих венах течет казачья кровь и что, в особенности, я имею честь нести эту фамилию — вот чувства, которые разделяет со мной вся моя семья. Более того — самой дорогой мечтой для меня является возможность когда-нибудь поехать в Россию, дай Бог — вместе со всеми моими родными. Любовь, которую я чувствую к земле Красновых, её традициям и обычаям, охватывающие меня эмоции, когда слышу Императорский Гимн и вижу развевающийся трехцветный российский флаг — это те же чувства и эмоции, которые я испытываю, когда отдаю честь чилийским национальным символам.

Возможно ли какое-либо исключение в моей ситуации, которое позволит мне иметь полноправное гражданство обеих стран? Если так, то принимаю Ваше предложен немедленно.

— Это будет трудно, — откровенно ответил посол. — И, что самое главное, Ваш ответ практически не позволяет выполнить моё обещание казакам, в смысле оказания Вам помощи в поиске разрешения определённых трудностей, которые Вы переживаете в Чили в настоящий момент.

На этом беседа закончилась. В последующем, хотя посол Чхиквадзе и Михаил Семёнович неоднократно встречались на различных общественных мероприятиях, они никогда больше не затрагивали эту тему.

С тех пор прошли годы и проблемы, которые в то время ещё только нависали тенью над жизнью бригадира Краснова, теперь затмили её до крайности, обернувшись тюремным заключением.

Упустил ли он в ходе этой беседы единственную возможность избежать поджидающего его несправедливого разворота в судьбе? Хотя на этот вопрос нет точного ответа, возникающие сомнения не могли не охватить любого человека, даже абсолютно уверенного и хладнокровного.

Между тем, я никогда не слышала от него ни слова сожаления по поводу принятого тогда решения. Скорее всего, для него другое решение было бы просто невозможно. Если мы внимательно прочтём пересказ его беседы с послом, то увидим, что его ответ не был отказом от возможности восстановиться в гражданстве его родителей. С чем он не согласился, так это с отказом от чилийского гражданства. И эта верность базируется как раз на казачьих принципах, унаследованных им от старших. Нельзя вырвать из души ценности, передающиеся в крови из поколения в поколение.

Если предположить, что ему снова представилась бы эта возможность, то, имея в виду горькую неблагодарность, которой мы заплатили ему за его службу — не будет ли он в свою очередь вправе отказаться от статуса, позволяющего ему называться чилийцем?

Лично я считаю, что да. Но, как я уже указывала — Михаил Семёнович никогда не демонстрировал сожалений о принятом решении.

Наверное, нам все-таки не следует отвечать на этот вопрос. А то, что нам действительно следует сделать — это оценить бездну, существующую между этим его поведением и непостоянством стольких чилийцев, безразлично смотрящих на его разрушенную несправедливым приговором жизнь.

Михаил Краснов не был только лишь одним из многих военнослужащих его поколения, сражавшихся за нашу свободу, хотя принадлежность к этой когорте сама по себе очень почётна. Он не был и офицером, который в те годы занимался кабинетной работой.

Этот человек встречался лицом к лицу со смертью, противостоял ей на улицах, чтобы освободить нас, освободить всю страну от постоянной угрозы терроризма.

Он имел возможность оценить тот смертельный риск, которому подвергался, и счесть его оплатой долга, который связывал его с Чили. Но он никогда не жил холодным расчётом, считая это недостойным своей фамилии. Поэтому до сих пор он уверен, что его единство с приемной Родиной и её Армией остается неразрывным.

Во время редактирования этой книги, мы должны были обмениваться письмами (чтобы располагать большим временем во время моих визитов в зону заключения). Зимой 2007 года, после двух с половиной лет жизни в тюрьме, Михаил Семёнович написал мне следующее: «Сохраняю глубокое чувство привязанности к Вооружённым Силам и их командным структурам. Разделяю армейские ценности, исторические традиции Армии, и её значение в жизни страны. Никогда не признаю справедливой критику, которая пытается опорочить сам институт Армии из-за единичных фактов, которые, к несчастью, случаются в такого рода ситуациях. И с твердой уверенностью я повторяю, что горжусь тем, что имел привилегию носить её форму и посвятить всю мою энергию, мои убеждения и самые высокие идеалы моей военной карьере».

Нет сомнений, что Михаил Краснов большой идеалист. Так же верно и то, что современный мир не ценит это качество, которое в другие эпохи было символом высочайшего духовного величия. Как мы уже видели, это тот самый мир, нормы и установки которого внедряются в Чили так называемыми коалиционными правительствами, состоящими из представителей левых партий. Достаточно посмотреть вокруг, выйти за пределы квадратной рамки телевизора, чтобы почувствовать проблемы, которые подавляют и удушают те страны, которые представляют нам как примеры для подражания: разрушение семьи, насилие, коррупция, высокий уровень самоубийств, наркомания… Можно не продолжать…

Несомненно, есть много людей, способных думать самостоятельно, способных увидеть эти симптомы и понять, что человечество идет по недоброму пути.

В истории подобное происходит далеко не первый раз. И когда такое случалось, изменить курс были способны не массы, а сильные великие люди и верующее меньшинство. Так случилось во время падения Римской Империи и то же самое происходит сегодня, в период переживаемого нами падения Запада.

Поистине — лучше быть идеалистом в тюрьме, но в ладу с собственной совестью, чем человеком на свободе, но с рабской душой и уничтоженным внешним миром сознанием.

Поэтому я хотела показать на этих страницах образ цельного человека, способного хранить верность своим убеждениям — несмотря на несправедливость, неблагодарность и невзгоды. Тот, кто имеет такую силу, всегда остается свободным, даже находясь в самом строгом тюремном заключении.