И каково же было его удивление, когда он заметил в президиуме Верховцева, который точно с неба упал на уральскую землю. Вячеслав Михайлович сидел позади могутного академика-госплановца. «Как он-то здесь очутился? — недоумевал Марат. — Что, ему-то делать на Урале, «суммарные гидроресурсы которого меньше полпроцента всех ресурсов России»? Ведь такое ничего не значит для гидротехника «крупного калибра».

В обеденный перерыв Верховцев сам отыскал Марата в шумном буфете. Они пожали друг другу руки: Вячеслав Михайлович, кажется, с чувством, Марат — холодно.

— Давай-ка присядем, закусим чем бог послал, — предложил Верховцев.

— Для вас, видите, приготовили черную икру, а гидротехников следует кормить одним хеком.

— Узнаю, узнаю недремлющего стража матери-природы! — посмеивался Верховцев, оглядывая Марата.

И он, в свою очередь, оценивающе посматривал на Верховцева: нет, ничуть не изменился за этот год. Все та же благоприобретенная вальяжность, разве сутулиться начал от груза славы.

— Давай отчитывайся, как ты воюешь на Урале, — сказал Вячеслав Михайлович, разминая сигарету в своих тонких, «музыкальных» пальцах.

— Сначала уж вы поведайте, чем привлекла вас эта немудрящая речонка?

— Ну и злопамятный ты, Марат Борисович! Неужели не знаешь, что твой однокашник теперь москвич?.. А я слежу за тобой пристально.

— Чувствую.

— Брось шутить. Думаю, ты осведомлен о том, что я наконец расстался с Аллой?

— Слыхал.

— Ну и переехал в столицу. Жить с бывшей женой в одном городе все равно, что оставаться с ней под одной крышей.

— По-моему, она никогда не преследовала вас.

— По-твоему... В Москве мне предложили отдел Ангары в Гидропроекте, я отказался. Ангара — пройденный этап. В Госплане встретил академика Николаева, он и сосватал меня в свое ведомство.

— Значит, вы тоже изменили Гидропроекту?

— Развод перепутал все мои карты.

— Не женились еще?

Верховцев снял роговые массивные очки, протер их замшей и, надев снова, в упор уставился на Марата заговорщицким взглядом.

— Избавь, с меня хватит одной образованной жены. А найти неученую в наш просвещенный век не просто!

— Это у вас что-то новое, Вячеслав Михайлович. Вы же всегда гордились Аллой Сергеевной.

— Вот и догордился. Раньше, бывало, расходились с женами из-за того, что они отставали от мужей, а теперь, как видишь, расходятся потому, что жены норовят забежать вперед. Да ты никак защищаешь Реутову? Тебе бы выступать на бракоразводных процессах, буйная ты головушка. Но в данном случае не годишься в адвокаты: заинтересованное лицо. Не знал я, Марат Борисович, не догадывался, что перехожу твою дорогу. Поостерегся бы, честное слово! Думаю, ты доволен теперь: бог наказал меня! Так и надо. Не гонись за чужими звездами...

Марат еле сдержался, чтобы не сказать какую-нибудь дерзость. И Верховцев будто разгадал его состояние и добавил:

— А вот я завидую тебе. Ты удачно выбрал сельскую учительницу, по крайней мере, без всяких претензий.

Марат твердо не принял вызова.

— Довольно о женах, давай-ка лучше поговорим о делах, — миролюбиво сказал Верховцев. — Ты должен быть удовлетворен: возможно, что скоро у вас тут начнем строить крупное водохранилище. Если бы не газ, то Урал со своими притоками мог подождать, но ради такого энергетического потенциала мы пойдем на все.

— Кроме орошения?

— Ну, знаешь, есть места более засушливые, чем Южный Урал. Хлеб ваша область дает порядка...

— Трех с половиной миллионов тонн, — подсказал Марат.

— Значит, можно обойтись пока без серьезных капитальных вложений.

— Пока-пока, я говорю о перспективе.

— Наивный ты человек, Марат Борисович. Поработал бы с академиком Николаевым, тогда бы узнал, сколько у Госплана этих перспектив, которыми нужно заниматься синхронно и для каждой выкраивать деньги уже сейчас... Не покачивай ты буйной головушкой!.. — Он закурил и продолжал своим докторальным тоном: — Если дело вести по-хозяйски, то воды у вас пока хватит. Надо переходить на оборотный цикл водоснабжения заводов. Это раз. Надо усиленно искать грунтовые воды, которых, честное слово, немало. Это два. Надо провести паспортизацию всех наличных ресурсов, вплоть до безымянных речек, как сделали на Украине. Это три...

— Боюсь, что у вас не хватит пальцев, Вячеслав Михайлович, Не можете ли вы познакомить меня с академиком Николаевым?

— Охотно. — Верховцев опять снял очки и, поигрывая ими, подслеповато щурясь, как бы между прочим поинтересовался:

— Где же твой шеф?

— Он хворает.

— Некстати. Можно было бы поспорить с ним.

— Алексеи Алексеевич не любит переливать из пустого в порожнее.

— Скажи на милость!.. Да, совсем забыл, тебе поклон от профессора Озолиня.

— Спасибо. Работает Юлий Андреевич?

— Думаю, оно и плохо, когда «святые старцы» еще пытаются что-то делать, суетятся, путаются под ногами.

Марата все же подмывало схватиться с ним, но пора в конференц-зал — обеденный перерыв кончился.

На вечернем заседании выступил академик Николаев. Он говорил обстоятельно, свободно, без бумажки. Марату сначала понравилась его речь. Но когда он коротко остановился на проблеме водных ресурсов, Марат поймал себя на том, что все это уже слыхал от Верховцева. К тому же академик, знаток производительных сил, ни единым словом не обмолвился о самой земле — главной производительной силе. Такое показалось Марату очень странным, пусть Ходоковский и заметил, что у его коллег «ближних целей хоть отбавляй». Как можно забывать о южноуральском черноземе, который и сейчас кормит столько центральных областей? С этим чувством неудовлетворенности и ушел Марат домой.

Дома, наскоро поужинав, он закрылся в своей комнате, и долго ходил из угла в угол, думая о Верховцеве. Больше всего поражал цинизм в его рассуждениях о жене. Допустим, Вячеслав Михайлович уже не любит Аллу, но ведь любил, любил. Выходит, его самолюбие сильнее любви к женщине? Пусть он ученый мещанин, в этом мог убедиться и сам Марат, однако мещане, в том числе неомещане, выглядят примерными семьянинами. Таким казался и Вячеслав, пока Алла не взбунтовалась против него. Попробуй-ка теперь кто вразумить, его, и он возненавидит кого угодно. Вот какую эволюцию прошел человек с течением времени. Уцелела лишь оболочка активного деятеля. Тут он еще в цене. Недаром академик Николаев возит его по научным конференциям. А-а, черт с ним, с Верховцевым. Вот Алла...

Марату припомнилась та далекая встреча с ней, когда она пришла к нему в гостиницу Гидростроя. Да, было еще не поздно исправить собственную ошибку. Но он сказал ей, что женился, хотя только собирался жениться на Марине. Почему он так поступил? Не потому ли, что боялся показаться в глазах Марины неблагородным, точно благороднее всю жизнь скрывать свою любовь к другой женщине. А впрочем, тогда вспыхнула и старая обида на Аллу, которая поспешила со своим замужеством. Правда, слезы Аллы сейчас же смыли эту горькую обиду — он долго утешал ее, неловкий, неумелый в своих ласках. Никогда не были они так близки друг к другу, и все могло перемениться в жизни. Судьба их была у него в руках. Была... Наплакавшись, Алла подошла к мутному гостиничному зеркалу, наспех привела себя в порядок и сказала, не оборачиваясь: «Пожалуйста, не осуждай меня. Будь счастлив». Он бросился к ней в тревожном озарении. Она предостерегающе подняла руку и поспешно открыла дверь в бесконечный коридор. «Ушла...» — смятенно думал он, с опозданием поняв и свою вину перед Аллой... Если бы он знал тогда, что даже его мама, свято отрешившаяся от всего личного, может пойти навстречу своим новым чувствам. Если бы все это открылось ему раньше...

...На следующий день Марату уже не хотелось идти на конференцию, чтобы не встречаться больше с Верховцевым. Но придется, ничего не поделаешь.

Тот будто ждал его в вестибюле, у окна:

— Идем, представлю Николаеву.

— Нет, не стоит. Я раздумал. Зачем известному ученому забивать голову нашими туманными вопросами.