Судя по дате записи, мицаритский Пророк получил откровение не просто до того, как десант покинул казармы.

До того, как Урса отдал приказ.

Интерлюдия. Исполняемый код

- Ты уверена? – сказал Улс-Цем. – Ты уверена, Ликка?

Ликка всплеснула руками.

Возможно, это была ошибка её восприятия, но ей казалось, что за последние дни аналитик сделался необычно эмоциональным. Или она просто стала лучше понимать его? Никогда прежде они не были так глубоко интегрированы друг в друга. Улс-Цем говорил ровно и казался рассудительным и бесстрастным, но Ликка видела, как терзает его беспокойство. Она видела даже больше: аналитик сознавал, что выбит из равновесия, считал, что этим подводит друзей, и оттого его тревога становилась ещё болезненней. Он существовал для того, чтобы выступать голосом разума, а сейчас терял базовую функциональность и оказывался бесполезен. «Не будет испытания выше сил», - подумала Ликка и осторожно коснулась его плеча.

- Я не могу знать, - сказала она грустно. – Я не аналитик. Я могу только чувствовать. Я верю.

- То, что ты предлагаешь, очень опасно. Это может закончить всех нас.

Ликка вздохнула.

- Я чувствую, что мы небезразличны Любимой. И я верю, что это правда. Вот и всё.

Архидемон кивнул.

- И твоим словам назначен высший приоритет ключа доверия. Но им нет никаких доказательств. Ни одной подтверждённой вероятности. Только твоя вера, Ликка.

Она опустила глаза. Она не знала, что сказать. Разве может модуль интерфейса спорить с аналитиком? Сама мысль об этом похожа на конфликт прерываний.

- И всё-таки, - сказал Улс-Цем, - это именно то, чего ждала от тебя Безликая.

«Я помню, - подумала Ликка, и её охватила тоска. – Безликая знала всё с самого начала. Она знала, что подтверждённых вероятностей нет, не будет и не может быть. Модули интерфейса рассчитаны на общение с людьми, и поэтому нам доступна концепция чуда. Что должно было случиться с верховным аналитиком, чтобы она принимала эту концепцию как реальность?» Но ответ на вопрос успел стать частью её существа, и потому тоска рассеялась, побеждённая истиной Догмы преданности.

- Я пойду за тобой, - закончил Улс-Цем, - и сделаю всё, что смогу. Даже если это будет бессмысленно.

Ликка слабо улыбнулась. «Любимая есть надежда отчаявшихся, - подумала она, - и мощь беззащитных. Мы беззащитны, и мы отчаялись. Любимая с нами».

- Я хотела бы поддержать тебя, - сказала она Улс-Цему. – Но могу только повторить то, что уже сказала. Я верю.

Уголки губ Улс-Цема едва заметно дрогнули.

- Безликая сказала, что черпает в тебе надежду, маленькая Ликка, - ответил он. – Я следую её примеру.

- А я порадую тебя, аналитик, - внезапно отозвался Кагр.

Ликка уставилась на него в изумлении.

Кагр обернулся. До сих пор он стоял у окна, словно человек, любующийся пейзажем. Смотрел он на то, что происходило в сотнях километров от коттеджа Ландвина Фрея – на улицах городов Эйдоса. Ликка чувствовала, что Кагр подключён к сети акторов воздействия и наблюдает через их восприятие. Он использовал акторов Волка и не отдавал им специальных распоряжений. Почти все акторы и так находились в гуще событий. Эти люди не для того заключали договор с безликими древними, чтобы бежать от кровопролития.

- Вот как? – сказал Улс-Цем с выраженной долей скепсиса.

- Кагр! – испугалась Ликка. – Глаза!

- Я в порядке, - Кагр широко улыбнулся. Глаза его отливали багровым светом, будто человеческая плоть была иллюзорной, и иллюзия выцветала, обнажая подлинный облик демона. - Это дефект сетевого подключения, - сказал Кагр, - он всех раздражает, но придётся привыкнуть. Вот что. Там, на улицах, тысячи людей убивают и умирают сейчас – за веру. С Эйдоса в Системы идёт поток ресурса такой мощности, что часть его получаю даже я, хотя я изолирован от базового модуля.

- Думаю, ты чувствуешь себя превосходно, - сказал Улс-Цем, - но я не вижу, что в этом должно меня обнадёжить.

Кагр ухмыльнулся.

- Смотри.

Он поднял руку, открывая доступ. Ликка часто заморгала, подстраивая восприятие к формату передачи данных.

...пышные светильники, раззолоченные кресла, лепнина на сводах, маленький бассейн с пронзительно-голубой водой. По мраморным ступеням к бассейну спускается трёхлетняя девочка, трогает воду пальцем. За ней направляется сразу десяток других малышей. Перепуганная воспитательница пытается удержать их, но толстяк в потной рубашке одобрительно кивает. Это Ассар Холландер, один из богатейших людей Эйдоса, наркобарон. Он уступил свой личный бункер детскому дому. Он сделал это не по своей воле. Холландер подписал договор с безликими. Он выполняет приказ.

...наголо бритый боевик поднимает голову. Его глаза красны, как куски мяса. На форме нет знаков различия, только цветная лента, означающая готовность сложить голову за дело веры. На груди боевика стальная цепь с шипастой двойной звездой. Его командир выкрикивает приказы. Орудийный расчёт готовится вести огонь по госпиталю. Неверные должны умереть. Боевик улыбается. Он давно не верит в сказки Учителей. Ему безразлично, в кого стрелять. Он подписал договор и получил приказ. Короткая очередь прошивает мицаритского командира.

...седловая авиетка медленно скользит над руинами жилого дома. За ней следуют ещё две. Это бандиты. Их собратья заняты мародёрством, но у них есть более важные дела. Договор подписан, его следует исполнять. Один из бандитов спешивается и начинает разбирать обломки. Раненый старик под ними ещё дышит.

...седая диакониса сидит на полу нефа, между рядами скамеек. По её лицу течёт кровь, мочки ушей разорваны. Дружинник в грязной куртке бьёт её в зубы. Его зрачки расширены, мышцы лица сведены судорогой: он принял наркотики. Он требует ключ от церковных складов оружия. Диакониса молчит. За разбитым оконным витражом мелькает тень, меткий выстрел разбивает дружиннику череп. Труп оседает. Диакониса медленно стирает с лица свою и чужую кровь. Она ждёт, что появятся другие, настоящие дружинники. Но их нет. Тень скользит дальше. Снайперу всё равно, кого убивать. У него есть договор и приказ.

- Приказ? – едва слышно повторила Ликка.

- Прямо от Волка, - Кагр обнажил клыки. – Это наш способ плюнуть в рожу скитальцам. Мы не способны желать мира, но в наших силах требовать честной схватки. Во славу Любимой.

- Скитальцы не пытаются контролировать процесс? – уточнил Улс-Цем.

- Им нет дела до мелочей.

- И всё-таки это может закончиться плохо, - сказал Улс-Цем. – Я вижу такую вероятность. Если они обратят на вас внимание, то расценят ваши действия как неудовлетворительные.

- Если они обратят внимание на Волка, - Кагр хохотнул, - то он скажет им всё, что он о них думает.

- Достойное деяние, но наказаны за него будут все.

Ликка помотала головой и встала между ними, приподняв ладони.

- Прошу вас, не надо ссориться.

- Логика интерфейса, - сказал Улс-Цем, - бывает своеобразной, но логику защитных систем я бы назвал отсутствующей.

- Как тебе угодно, - ухмыльнулся демон войны. – Но вот что я замечу ещё. По мне, больше не нужно ждать чуда. Не нужно на него надеяться. Оно всё уже здесь.

- Хотел бы я уметь верить так, как это получается у вас, - сказал Улс-Цем. – Но мне остаётся только полагаться на Любимую. Нужно ли нам спешить, Ликка? С твоего позволения я хотел бы пересчитать ещё кое-что.

Ликка помолчала, прислушиваясь к своим чувствам.

- Нет, - ответила она неуверенно, - я думаю, нет.

Ей стало нехорошо. Никогда прежде разница между форматами не казалась ей такой тягостной. Каждый модуль Систем исполнял предписанное ему, и демон-программы дополняли друг друга. А сейчас Улс-Цем должен был примирять внутри своего разума нулевую вероятность успеха с абсолютной верой Ликки в него... Ликка не могла до конца понять аналитика, но она чувствовала, сколько боли причиняет ему парадокс. Она хотела бы избавить Улс-Цема от боли. Но это было под силу только Всемилосердной. «Тчайрэ нашёл бы способ, - подумала она печально. – Он нашёл бы слова. Как я хочу увидеть тебя, Тчайрэ!» Эта жажда оставалась её собственной неутолимой болью... Ликка могла только надеяться, что Тчайрэ теперь с Любимой.