Изменить стиль страницы

— Это вам спасибо, дедушка! Приезжайте все вместе в Зеленый Берег. Посмотрите, как мы… как я живу, — быстро поправилась она. — В Зеленом Береге нет таких новых и удобных домов, я живу в старой деревенской избе.

— Да мы сами-то недавно переехали в новый дом. Еще не забыли свой старый» — ответила Зульхиджа.

Хозяин машины, примерно одних лет с Агзамом, поздоровался с гостьей за руку, пригласил в машину. Гаухар расцеловалась со щеки на щеку с Джамилей и Зульхиджой-апа.

— Эх, Габдулла, — обратился дед Хайбуш ж сыну, — нам уж не дождаться таких поцелуев, а все же будем надеяться. Эх, годы-ы!

— Смотри, как разошелся наш дед! — залилась смехом Джамиля. — На палочку опирается, а храбрится что твой парень.

— Поглядела бы, насмешница, на своего старого деда лет восемьдесят назад! Да, да, поглядела бы!

По городу ехали молчаливо. Только когда помчались по широкому асфальтированному шоссе, Гаухар начала делиться с Агзамом своими впечатлениями о его семье. Очень искренним казалось ей радушие, с каким их приняли. Агзам отвечал молчаливыми кивками или же односложными замечаниями. Он, кажется, держался традиции своих родителей — скромно принимал похвалы. Инженер, хозяин машины, не вступал в разговор; все его внимание направлено на шоссе, — правда, им так и не встретился ни один пассажирский автобус, но одиночные грузовики проносились довольно часто. В лучах фар то и дело мелькали белые ночные бабочки. Начался спуск в отлогую впадину, здесь шоссе пролегало через кустарник. Вдруг откуда-то взялась лиса. Строго по прямой, она долго бежала по дороге, казалось, лучи света не давали ей свернуть в сторону. Водитель прибавил скорость, возможно, намереваясь сбить лису. Но вот шоссе резко свернуло, и лисица, мелькнув в последний раз, пропала в темноте.

— Сколько раз случалось, — начал молчаливый инженерах если уж попадет в лучи фар лиса или заяц, так и шпарят напрямую, пока не повернет в сторону дорога.

Теперь шоссе совершенно опустело. Иногда на обочине вдруг загорались две желтоватые точки: это на бугорке или на низком кусте сидела сова, встречала и провожала машину немигающими, глазами.

— Не расшибаются случайно ночные птицы о машину? — поинтересовалась Гаухар.

— Бывает, — ответил инженер. — Мне рассказывал сосед, шофер грузовика, о радиатор его машины ударилась сова. Он не стел останавливать машину, а приехал на базу — смотрит: птица в ловушке. Оказывается, она попала головой в щель неплотно закрытого радиатора, за всю дорогу не задохнулась и вырваться не могла. Шофер с грудой освободил ее. В благодарность за это она в кровь исцарапала ему руки. Я сам ходил смотреть. И специально не засунешь в эту дырку голову живой птицы, особенно ночью, в темноте. А тут — случилось. Работа у шоферов такая, без происшествий не обходится.

Вдали замелькали огни Зеленого Берега. Они становились все ближе. Вот и окраина города.

Пока ехали полем, казалось, что уже поздно, а на городских улицах все еще полное оживление. Люди толпятся около кино. Прижавшись плечом друг к другу, проходят парня и девушки.

«Москвич» остановился около домика тетушки Забиры. Гаухар пригласила было своих спутников зайти и выпить по чашке чаю, но они, поблагодарив, отказались.

Гаухар стояла около крыльца, пока машина не скрылась в темноте за углом. Окна у тетушки Забиры еще светились, Гаухар откинула щеколду незапертой калитки. Дальняя половина двора, где навес, погружена в темноту, а ближняя залита лунным светом, хоть бусы нанизывай. Гаухар улыбнулась» вспомнив эту старинную поговорку, которую теперь часто повторяют — ведь бусы снова вошли в моду.

Гаухар взялась за ручку сенной двери.

— Кто там? — послышалось из дома.

— Я тетушка Забира, я…

— Не заперто. Или кто-нибудь пришел с тобой?

— Нет. Я на луну смотрела и сама с собой разговаривала.

— Вон как.

Тетушка Забира шагнула к открытой двери. Гаухар обняла свою всегда приветливую хозяйку, прижалась головой к ее груди.

Жизнь никогда не покажется пустой человеку, если он каждым вздохом своим как бы сливается с внешним миром. При таком единстве человек всюду чувствует себя на своем месте, всякое дело посильно ему и приносит удовольствие, жизнь становится еще полнее.

Именно эту полноту жизни и почувствовала Гаухар в городе Юности. Душевный подъем не покинул ее и по возвращении в Зеленый Берег. Ее словно впервые изумили красота, содержательность и многогранность жизни. А она-то думала, что после того, как покинула Казань и затерялась где-то на берегу Камы, счастье уже никогда не улыбнется ей, — вон ведь до чего глупо ошибалась…

Гаухар, как и обещала, директору школы, каждый день следила за ремонтными работами. А тут еще заболел школьный завхоз, и ремонт мог бы остановиться. Гаухар самозабвенно погрузилась в дело: отпускала со склада материал, поторапливала мастеров, проверяла качество работы.

Завхоз, уже немолодой человек, был растроган заботами учительницы.

— Спасибо, сестрица Гаухар, выручила ты меня…

Когда ему стало лучше, он уже подсказывал Гаухар, какую очередность нужно соблюдать в ремонте, да и сама она о многом догадывалась. За хлопотами у нее еще оставалось время и для размышлений над собственной жизнью. Это были преимущественно тревожные и волнующие раздумья. До сих пор она не совсем выяснила свое отношение к Агзаму. Да, Агзам нравится ей, это бесспорно. И семья у него хорошая — работящие, умные, приветливые люди. Но при всех других благоприятных обстоятельствах ей очень трудно было бы занять место погибшей Сылу. Больше того — она боится взять на себя эту ответственность. В дом Агзам а она попала впервые, можно сказать, случайно попала, и даже при ней, человеке новом, родственники Агзама не раз помянули добрым словом Сылу. И, наверно, никто не подумал: «Вдруг этой молодой, женщине, которую сын привел в наш дом, не очень-то приятно слушать, как мы расхваливаем покойную невестку, словно и заменить ее невозможно…» Старый Хайбуш, надо полагать, души не чаял в ней. Вряд ли этот мудрый старик стал бы так уверенно расхваливать Сылу, если бы она блеснула в семье Ибрагимовых каким-то одним располагающим качеством души. Нет, она способна была светить постоянно всеми своими лучами.

И еще одно чувство беспокоило Гаухар — в последнее время она стала бояться, как бы не потерять Агзама. Правда, не очень-то хорошо было бы открыто, на виду у людей, раньше времени приближать его к себе, С другой стороны — сколько можно держать человека в отдалении и долго ли он может терпеть это? Жизнь дается однажды, и в этой не столь уж долговечной жизни любой женщине радостно бывает сознавать, что интересующий ее мужчина готов только для нее постоянно светить, как звезда в тумане. Ведь до чего приятно было Гаухар получить в Астрахани весточку от Агзама!

Он потом обмолвился: дескать, как-то случайно вышло, что послал это письмо. Нет, женщину не так-то легко обмануть. Гаухар видела, как взглянул Агзам, когда она вошла в дом тетушки Забиры. Та же Забира утверждала; «Приходил без тебя почти каждый день, все твои открытки читал». «Просто так» не приходят каждый день. И неспроста он не поехал отдыхать на юг. Гаухар делала вид, будто не замечает этих «случайных совпадений». На самом же деле она все заметила, все правильно оценила. И то, что Агзам пригласил ее в городе Юности к своим родителям, — это не просто любезность.

И вот что еще… Допустим, нет ничего особенного в том, что Гаухар поехала в город Юности вместе с Агзамом, она ведь собиралась поехать и без него. А вот как она решилась зайти к родным Агзама? Могла ли она сделать это до своей поездки по Волге? Нет, не могла!

Спрашивается, мыслимо ли после всего этого держать Агзама на расстоянии от себя, не объясняться с ним, не давать никаких обещаний? Не покажется ли ему оскорбительным такое пренебрежение? Да и сама Гаухар, не слишком ли многим она обязалась перед Агзамом Ибрагимовым?..

И все же… все же нельзя сказать, что это были очень острые раздумья, требующие от нее немедленного решения. Иногда Гаухар, словно стараясь отрезвить себя, думает: «До встречи с. Джагфаром для меня парни будто и не существовали на свете». А вот при встречах с Джагфаром какой-то вихрь подхватывал ее. И первые пять-шесть лет жизни с ним были прожиты легко, радостно. Вероятно, были и трудные деньки, — ведь как-никак более двух тысяч дней!.. И что же выяснилось все-таки? Жалкое, подловатое существо!.. Теперь это не так уж сильно удручает Гаухар. Она только вздрагивает при мысли о том, что такой дурной сон при неосмотрительности женщины может повториться дважды. И не приведи бог еще раз убедиться, что разбиваются вдребезги лучшие мечты, — не хватит сил пережить это. Пожалуй, самое лучшее — предоставить времени до конца сделать свое дело. И когда все будет проверено, все выяснено, тогда что ж… Короче говоря, настанет час — и Гаухар примет окончательное решение.