Истина скорее заключается в наличии в американской колониальной эволюции и истории взаимопроникновения местной арены действия и ее требований, с одной стороны, и имперской арены действия и ее требований — с другой. Своеобразно и специфически американское предстает и функционирует в рамках английского господства и контроля; последний факт оказывает решающее влияние на природу колониального развития, которое одновременно испытывает сильнейшее влияние со стороны первого факта. Появление частного не отрицает существования всеобщего.

Из европейского происхождения колоний часто выводится еще одно заключение, которое уместно рассмотреть здесь, на пороге нашего труда. И опять-таки мы можем обратиться к книге Чини для иллюстрации раннего и энергичного выражения этого общепринятого взгляда: «Со времени образования колоний единственным значимым населением Америки были потомки европейцев». Ничего столь же четкого и резкого нет в недавно вышедшем труде Бурстина, но тем не менее и его содержание вполне следует указанной традиции. Иными словами, Бурстин представляет американских индейцев в качестве препятствия, которое должно было быть устранено как объект американской истории. Он заключает поэтому, что любая политика, направленная на гуманное обращение с индейцами (вроде той, какая проводилась квакерами), была нелепой и дорогостоящей; он даже изображает одно восстание пенсильванских индейцев как «жаркий костер, разожженный полустолетием квакерского великодушия и непротивленчества по отношению к индейцам» (стр. 58), как-будто подобные восстания не вспыхивали в областях, не «страдавших» избытком великодушия и непротивленчества, и как будто сопротивление индейцев не вызывалось вторжениями и зверствами самих же белых.

Что же касается той прослойки колониального населения, которая прибыла первоначально не из Европы, а из Африки (и ко времени революции достигала 20 процентов общей численности населения), то Бурстин не постыдился написать фразу, настолько изобличающую его в невежестве и настолько пропитанную шовинизмом, что, право, лучше бы он пощадил своих читателей: «Неотесанные негры-рабы, лишь поколение или два назад покинувшие африканские джунгли, обучались роли крестьянина» (стр. 103).

В действительности с самого раннего периода, несмотря на тот факт, что начальный толчок колонизации Америки был дан Европой, на самый процесс колонизации и содержание ее истории весьма значительное влияние оказывали наличие и деятельность населения африканского и индейского происхождения. Это действительно уникальная черта американского развития, но хотя в иных целях Бурстин усиленно выпячивал и даже преувеличивал чисто «американское» содержание истории Соединенных Штатов, в данном отношении он почему-то прошел мимо представлявшейся благоприятной возможности.

II. Европа, Африка и Америка

Важнейшими чертами развития капитализма на первом и втором этапах его истории являлись: движение за огораживание земель, которое, наряду с другими насильственными средствами, привело к сгону с насиженных мест десятков тысяч крестьян; хищнические действия в Африке и порабощение значительной части ее населения; разграбление Америки и порабощение (в некоторых случаях, как, например, на территории нынешнего Гаити, почти полное истребление) ее первоначальных обитателей, а также колонизация Западного полушария в целях более постоянной и систематической эксплуатации; наконец, покорение Азии, которое совершалось то более, то менее успешно, но всегда приносило весьма значительное увеличение богатств и могущества.

Все эти процессы находились во взаимной связи друг с другом; первые три имеют теснейшее касательство к начальному периоду американской истории. Рассмотрим же вкратце некоторые аспекты этого взаимоотношения.

Капиталистическая революция ознаменовалась быстрым накоплением капитала, обладавшего большой текучестью. В деле повышения нормы прибыли, извлекавшейся из такого накопления, и расширения рынков сбыта для продукции растущей капиталистической экономики особое значение приобрели заморские предприятия. В то время как в странах, где разрыв с феодализмом оказался наименее полным — как это было во владениях Испании и Португалии, — подобные колониальные операции осуществлялись непосредственно под эгидой и контролем короны, в других районах, таких, как владения Англии и Голландии, те же операции осуществлялись через посредство смешанных форм и под покровительством различных сил. Так, во владениях Англии возникли три типа колоний — королевские колонии (Royal colonies), находившиеся под непосредственным влиянием короны, собственнические колонии (Proprietary colonies), где корона наделяла определенных лиц экономическими и политическими правами, и, наконец, колонии, наделенные королевской хартией (Chartered colonies), где те же права получали от короны акционерные компании. Именно в последних обнаружилась тенденция к наибольшему отделению от монархического контроля.

Акционерные компании представляли собой коллективную собственность групп купцов и промышленников, вкладывавших различные суммы капиталов. Компании эти развились из «Общества предприимчивых купцов» (Society of Merchant Adventurers), пора деятельности которого приходится на XV столетие и которое само отражало переход от феодализма к капитализму. Правда, операции этого общества носили более местный характер и само оно было выражением более низкой ступени капитализации; но в то же время оно служило предвестником компаний, построенных по акционерному принципу.

Первые такие компании были вызваны к жизни целями использования торговых возможностей северо-восточной Европы (как, например, Московская компания), Ближнего Востока (Левантийская компания) или Африки (королевская Африканская торговая компания). А от них оставался только один шаг, при условии получения доступа к богатствам Нового света, к образованию различных акционерных компаний (зачастую состоящих из одних и тех же лиц), ставивших своею целью проникновение в Америку и эксплуатацию этого континента. И действительно, эти компании, вроде Лондонской компании или Плимутской компании (названных по имени своих баз в метрополии), вооруженные хартиями короля, принялись колонизовать свои владения с целью извлечения из них прибылей.

Процесс, при помощи которого был разрушен феодализм, имел своим результатом сгон с земли тысяч крепостных и держателей. Этот отрыв людей от привычных условий существования породил ужасающую нищету, широкую безработицу и массовое бродяжничество. А это в свою очередь вызвало серьезную напряженность социальной обстановки и создало большую опасность для богачей и их государства.

Однако развитие капитализма не только породило это «излишнее» и опасное население в метрополии; оно сделало также доступными новые миры по ту сторону морских просторов. Именно в этих новых мирах — в первую очередь в Америке, поскольку речь идет о XVI столетии, — европейцам суждено было открыть колоссальные природные ресурсы и громадные земельные пространства. Но эти колоссальные ресурсы и значительные земельные массивы, особенно в северной части Америки, где предстояло сосредоточить свои усилия Англии, сочетались с весьма редким населением и, следовательно, с недостаточным обеспечением рабочей силой. И хотя природные ресурсы этого северного полушария рисовались грандиозными, они оставались бы потенциальными до тех пор, пока отсутствовала рабочая сила — творец всех ценностей на земле.

Вот почему эти два спутника перехода от феодализма к капитализму естественным образом дополнили друг друга, как указывали уже современники. Так, например, сэр Хэмфри Гилберт, сводный брат сэра Уолтера Рэли и сам видный воин и исследователь, писал в 1574 году: