– А зритель пойдет, как ты думаешь?

– А куда он денется? На «Бородино» же пошел. А как тебе вот этот мой отрывок «Совещание в Филях?» Класс! Вместо Кутузова – Ефим Упругович, Барклай де Толли – Красильников Степан Прикарпатьевич! Красота! Вот она сила современного искусства! Не то что старорежимная плесень двухсотлетней давности! Давно уже пора выкинуть эту нудятину на свалку истории, как говорил там кто-то! Поэтому задумок много. И здание центра современного искусства давно пора подновить. Нужно договориться, чтобы средства на ремонт из бюджета выделили. А я им за это поставлю современные постановки «Лебединого озера» и «Спартака». Уже придумал – Спартак будет бегать в кирзовых сапогах в поисках мухоморов, чтобы римляне вокруг начали мерещиться, а юные весталки будут прыгать вокруг и кричать: «Спартак – чемпион!» Да, кстати, Валерия Ильинична, пойдешь на роль весталки? Габариты у тебя как раз то, что надо!

– Пойду, пойду, Костя! Ты только свистни! А хорошо у тебя получается – это тебе не на бирже воровать, здесь материи тонкие, здесь – духовность, интеллект, мысль!

Трудяга

Поезд отправлялся в восемь тридцать с Казанского вокзала. Он вышел из дома за полтора часа до назначенного срока. Не спеша дошел до остановки маршрутного такси, доехал до метро и плюхнулся на мягкий кожаный диван переднего вагона. До станции «Комсомольская», на которой находится Казанский вокзал, ему было всего семь остановок с одной пересадкой. По времени такая поездка занимала максимум двадцать пять минут, так что запас оставался приличным.

Ровно за полчаса до отправления поезда он был уже на перроне. Подошел к информационному табло, убедился, что все по расписанию – без опозданий, и поезд будет подаваться на третий путь. Купил газету в ларьке и бутылку минеральной воды без газа.

В этот утренний час на вокзале было оживленно. Многочисленные семейства с огромным багажом и маленькими детьми стояли плотным строем, внимательно вслушиваясь в объявления о подаче того или иного состава на посадку. Сонные дети сидели на сумках и чемоданах, уткнувшись в мобильные телефоны и МР-3 плееры. Тут и там деловито сновали носильщики с большими никелированными бляхами и устрашающего вида телегами (с колесами, как будто только что снятыми с ближайшего железнодорожного вагона). Помимо них вокзальный пейзаж разбавляли многочисленные гости с юга с хозяйственными тележками, которые составляли более юркую и дешевую альтернативу штатным носильщикам.

Он был уверен, что между этими двумя группами частенько возникали стычки и серьезные недопонимания, которые иногда приводили к мордобою и поножовщине со стрельбой из различного вида пневматических пистолетов и травматики.

Он задумчиво закурил. Эта вредная привычка стала частью его натуры. Он курил уже тридцать лет и пока не испытывал потребности бросать. Говорили, что сигареты сильно вредят здоровью. Он был согласен, но подозревал, что при его работе отсутствие при нем спасительного никотина загонит его в могилу гораздо быстрее, чем потенциальные проблемы со здоровьем. Он работал водителем-экспедитором в одной московской коммерческой организации, и ему постоянно приходилось ощущать на своей шкуре, что такое легендарные московские пробки. Бороться с ними было бесполезно, они не шли на уступки ни при каком случае. На одного, принявшего решение не выезжать по рабочим дням на личном автомобиле, появлялось два новоиспеченных автолюбителя, которые яростно и с явным энтузиазмом бросались покорять автомобильную Москву.

Но и первые – те, что решили не ездить по рабочим дням, тоже полностью не отказывались от своих четырехколесных коней, только теперь предпочитали пользоваться ими на выходные. Что тут же сказалось на субботней и воскресной загруженности дорог. И если в воскресенье еще можно было куда-то проехать, то суббота уже точно превратилась в выездной филиал пятницы или понедельника. Ездить было трудно, нервно, противно и пакостно. А теперь еще и ночью автомобильное движение стало достаточно напряженным. Ровно в одиннадцать вечера колонны большегрузных автомобилей выпрыгивали из многочисленных убежищ и устремлялись из центра на свободу или, наоборот, в центр – на разгрузку, погрузку или отстой в гаражах.

Короче говоря, с автомобильным движением было все очень непросто, и спасительные сигареты всегда должны были находиться у него под рукой. Они действительно снимали нервное напряжение, повышали настроение и коротали вместе с ним время, проводимое в тесной кабине своего «Бычка». Он был классическим водилой – с огромными ручищами, простым лицом и крепким телосложением. От него всегда пахло машиной и табаком. И это даже кому-то нравилось – в любом случае, такие запахи были не самыми неприятными в широкой гамме запахов, которыми мог похвастаться человек разумный.

Он глубоко затянулся и еще раз огляделся вокруг. При себе у него была одна небольшая сумка с парой маек, рубашкой, спортивным костюмом, кепкой, шлепанцами, полотенцем, бритвой и зубной пастой со щеткой. В сумке лежала дежурная книжка про приключения Конана-варвара в варварскую доисторическую эпоху, журнал с кроссвордами, вареная курица, завернутая в алюминиевую фольгу, кусок ржаного хлеба и две бутылки крепкого пива «Балтика–7».

Пиво он решил выпить после обеда, когда поезд уже давно минует Рязань и будет на всех парах приближаться к Воронежу. Он не любил пиво с утра – даже в отпуске. Он вообще считал, что те, кто с утра начинает пить, уже ни на что не годятся. Невозможно было себе представить нормального человека, рано поутру спешащего к ближайшему ларьку в надежде заполучить спасительную бутылку пива. Или (после того, как все ларьки позакрывали) в нетерпении ожидающего открытие продуктового магазина, чтобы утолить свою палящую изнутри жажду. В любом случае – жуткое и ненасытное похмелье свидетельствовало о некачественно проведенном вечере или ночи, где не было ни хорошей горячей закуски, ни хороших напитков.

Ему всегда казалось, что само такое поведение сильно унижает человеческое достоинство, а он – хоть и работал водителем, а не каким-нибудь рафинированным менеджером-чистоплюем в розовенькой рубашечке и брючках-дудочках на тщедушном тельце (зато – с апломбом Зевса-Громовержца), себя уважал. И его уважали друзья и коллеги по работе. Он был ответственным, исполнительным и грамотным. Он знал пути объезда и вообще всю Москву, как свои пять пальцев. Он знал, куда и когда стоит ехать, а что лучше отложить или перенести. До появления навигаторов и мобильного интернета, по которому сейчас всегда можно посмотреть, где и какие пробки находятся, он часто служил своеобразным справочником для своих коллег по работе, которые обращались к нему за советом, как лучше добраться до того или иного места. Но теперь они редко прибегали к его услугам – сейчас они все были мобильные и всегда на связи, что, впрочем, никак не отменяло его личный профессионализм и знания.

Руководство тоже его ценило и частенько премировало за хорошую работу. А иногда и просто так – по случаю какого-нибудь праздника. Премии были не то что большие, но по крайней мере, служили знаком внимания и показателем, что его ценят и о нем помнят. По нынешним временам такое явление, как постоянные премии, было редкостью, но он работал с момента основание фирмы и был вхож в самые высокие кабинеты, так что ему везло.

Он помнил, как начинался этот бизнес. Как два человека арендовали крошечное помещение на окраине, и он был третьим, кто официально был принят на работу в компанию – соответственно после директора и бухгалтера (и по совместительству финансового директора). Хорошие были времена, интересные. Ни о каком цивилизованном ведении бизнеса тогда не могло быть и речи. Скорее наоборот – государство разваливалось, из всех щелей лезли новоявленные коммерсанты и негоцианты, которые занимались исключительно перепродажей того, что производилось на государственных заводах, или спекулировали зарубежными товарами.