— Дома и не дома. Отняли у нас дом. Сожгли. К родному селу не подступиться.

— Были бы вы сейчас в Армении, подальше от всего этого…

— А кто бы тут за меня в связных ходил? — засмеялась девушка.

В вечернем небе загудели моторы. Но самолетов не было видно.

— Партизан ищут, — пояснила Марина.

— Ночью-то?

— Тут и одной искры достаточно заметить, — сказала девушка, — чтобы навалились десятки самолетов с бомбами.

Самолеты сверлили чуткий покой ночи.

— Связная Васильченко!

Марина поднялась и шагнула навстречу.

— Вот вам пакет, не потеряйте.

— Доставлю, не бойтесь.

— В добрый путь, Марина!..

— Счастливо оставаться, солдатик!

Темень разом поглотила ее. Чуть погодя заухала сова, ей ответила другая. Потом все стихло.

Шпрингер вернулся на рассвете. В штабе он получил четкие инструкции относительно армянского легиона.

Еще до его появления, по предложению Ваана, незаметно выбралось из деревни одно из отделений и затаилось в кустарнике. С первыми лучами солнца началась перестрелка…

— Партизаны наступают на село! — забили тревогу часовые.

— Партизаны наседают, а у солдат ни патронов, ни снарядов. Прикажите открыть склад оружия! — вбежал Ваан к Шпрингеру.

Шпрингер медлил. Тогда батальон без разрешения командира налетел на склад, захватил боеприпасы и бросился атаковать партизан.

Шпрингера чуть удар не хватил, когда он осознал весь ужас происходящего. «Они надули меня, эти армяне! Нарочно вывели отделение за село, создали иллюзию нападения. Надули, надули, надули!..»

— Лейтенант! — обратился он к Ваану. — Прошу отпустить меня. К тому же я обезврежен и ничем не могу вам помешать.

— Вы правы, герр Шпрингер, — идите! Бог с вами! Только я на вашем месте предпочел бы умереть сам, а не по приговору трибунала.

Шпрингер упер дуло пистолета себе в грудь и нажал курок.

На опушке леса ждали партизаны на конях. Армянская колонна врассыпную бросилась к своим. Плакали, целовали друг друга. Ваан отдал приказ, на этот раз по-русски:

— Воины-армяне, стройся!..

Рота застыла на опушке. Целая рота. Из-за деревьев показались верховые.

— Смирно! — зазвенел голос Ваана. Он пошел навстречу партизанским командирам. — Товарищ генерал, вторая рота армянского легиона в полном составе, с оружием переходит в распоряжение партизанского командования. Исполняющий обязанности командира роты лейтенант Чобанян.

Генерал объехал ряды прибывших.

— Здравствуйте, товарищи воины!

— Здравия желаем, товарищ генерал! — прокатилось по лесу.

— Приветствую и поздравляю вас по случаю выхода из плена и воссоединения с партизанской бригадой.

— Уррра! Уррра! Уррра!..

Генерал изучал бойцов. В черных глазах армян светилась несказанная радость. Долго бродило это «ура», в котором слиты были и счастье избавления от плена, и тоска по родному дому, и твердая решимость служить родине до конца.

Варужан и Марина встретились.

«Я вам завидую», — дразнили ее глаза.

— Как я счастлив, Марина! — воскликнул Варужан, обнял и поцеловал ее.

— «Счастлив!» — задохнулась в его объятиях Марина. — Это у меня надо спросить, счастлива ли я, когда почти незнакомый мужчина обнимает и целует ни с того ни с сего.

— Простите, — пришел в себя Варужан. — Я же как брат…

— Это еще что такое? — обиделась девушка.

— Ну прошу вас, не сердитесь…

— Ладно уж, но в другой раз, если посмеете, смотрите у меня!..

Командование бригады нашло целесообразным оставить армянских партизан в немецкой форме. Это должно было облегчить боевые действия роты и во многом способствовать удачной разведке.

Ваан вернулся из штаба бригады. С ним — начальник штаба роты лейтенант Захарченко, связная Марина Васильченко, которая сама напросилась к ним, и еще несколько солдат — русских и украинцев.

— Вот и стали мы интернациональной ротой, — улыбнулся Ваан.

— Хорошее пополнение! — поглаживая непослушные вихры Марины, пошутил Авагян.

Созвали совещание командиров. Генерал Каратов требовал атаковать гарнизон в селе Горловка. Задание было сложным: захватить село и взорвать оборонительные укрепления. Генерал не таясь признался Ваану, что Горловка — крепкий орешек.

— Учтите, лейтенант, без военной хитрости тут не обойтись, можно расквасить нос об их железобетонные сооружения. Это ваш первый бой на испытание, проверка на стойкость.

— Так точно.

— Ваши фланги будут усилены партизанами-кавалеристами, которые вступят в бой лишь в самом крайнем случае.

— Понятно.

«Сомневается! — эта мысль засела в голове и уже не покидала его. — Конечно, сомневается. Людям в фашистской форме, да еще присягнувшим рейху, не сразу доверишься. Пробил час, когда бывшие военнопленные должны разбить не только немцев, но и недоверие родины…»

— Вы свободны, лейтенант!..

Лес дышал запахами пробудившейся земли и пьянил клейким духом листвы. Зима тощала по оврагам и буреломам. В зеленом шелесте повисло огромное дыхание леса. Чобанян шагал к месту расположения роты, мысли его были заняты предстоящим ночным боем.

Из-за куста навстречу выпрыгнул заяц, отскочил и, ударившись о ствол дерева, скрылся.

«Горловку надо взять любой ценой, чего бы это ни стоило…»

Ваан не обратил внимания на вспугнутое войной животное.

После короткого обмена мнениями командиры отделений вернулись к себе. Началась подготовка к ночному испытанию.

Когда рота была поднята «в ружье», Ваан сказал замершим во тьме рядам:

— Воины-армяне, не уроним чести своей!.. — Потом он обратился к командирам отделений: — Берегите ребят. Зря кровь не проливайте. Помните: задачу способны выполнить только живые.

Рота бесшумно двинулась к исходным позициям. Сигналом к атаке была очередь трассирующими. Население ушло из Горловки, и это облегчало задачу бойцам.

Дружный залп всколыхнул ночь. Трассирующие пули вспарывали темноту. Сперва заполыхали соломенные крыши хат, озарив село. Противник был виден как на ладони.

В первую минуту начальник немецкого гарнизона Франц Кох решил, что на село напало крупное десантное соединение русских, когда же он услышал отрывистую немецкую речь, пришел в ужас.

— Бог мой, по прихоти какого-то пьяного офицера прольется кровь сотен моих солдат! Немец убивает немца, когда оба служат фюреру… Белую ракету! Скорей! Белую ракету!.. Черт их подери!

Ракета не помогла. Партизаны вторглись в глубину обороны противника. Три дота, призванные охранять подступы к селу, не успели открыть огня: в амбразуры полетели связки гранат. Первая линия обороны была преодолена. Последовал приказ — не втягиваться в село во избежание ненужных жертв.

Прикрываясь темнотой, бойцы по одному расстреливали ошарашенных немцев, выскочивших на улицу в исподнем. Но тут очнулся основной опорный узел. Первый взвод попал под перекрестный огонь, неся потери. Решено было окружить противника и навязать ему рукопашный бой.

В отсвете пожаров командир видел, как развивается бой. Силач родом из Мартуни, оказавшись лицом к лицу с офицером, почему-то не захотел проткнуть его штыком, предпочел удушить руками.

Один из раненых бойцов закрыл собой амбразуру дота, дав товарищам пробиться вперед. Пулемет долго и глухо строчил по телу убитого. Ваану казалось, что это расстреливают его самого.

— Кто это? — спросил он ординарца. — Сбегай к командиру взвода, узнай!..

Ординарец вскоре вернулся:

— Аревшатян Габриел из Джавахка.

Ваан пытался вспомнить его лицо. Так и не вспомнил. Молча снял каску.

Унижения плена, желание смыть с себя пятно позора вливали в сердца воинов невиданную энергию, торопя и без того горячую кровь.

— Ба, что это Варужан вытворяет, нет, вы посмотрите!.. — почти выкрикнул Ваан.

Ординарец обернулся. Обхватив ствол тополя, Варужан лез на дерево. Оно было хорошо освещено, и жизнь юноши, казалось, висела на волоске.