Во время ужина он подошел к Партеву:

— Привет, земляк…

— Привет! — холодно отозвался Партев.

— Откуда взялся?

— Поехал — попался, — отшутился тот.

Подпольщики почти не разговаривали с ним. Да и сам он к ним не тянулся. Замкнутый, отчужденный, молчаливый. Странными казались отношения, сложившиеся между Партевом и лагерным начальством. Его часто видели избитым в кровь. «Испытанный метод, — шептались подпольщики. — Пытаются провокатора за святошу выдать, готовы все кости ему переломать, лишь бы в доверие втерся».

Наконец наступил день, когда легионеры давали присягу.

Под звуки военного марша легион прошагал в сторону леса. На опушке высилась импровизированная трибуна, за ней — сердитое лицо фюрера в обрамлении фашистских знамен. Шумел зеленый лес, и ласково светило солнце. Жизнь оставалась жизнью.

Принимать присягу прибыл группенфюрер Генрих Метерлинг. Браун и офицеры его штаба в парадных мундирах обошли ряды. Штурмбанфюрер произнес речь:

— Я рад, что с сегодняшнего дня вы станете солдатами могущественной германской армии и с именем фюрера на устах пойдете в бой и на смерть…

Под конец штурмбанфюрер так растрогался, что на его рыжих ресницах заблестели слезы.

— Вы, солдаты высшей расы, завоюете мир, и он будет облагодетельствован вашими деяниями. Отныне и во веки веков Германия-это весь мир. Хайль Гитлер!..

Офицеры вскинули руки в нацистском приветствии.

— Хайль! — дрогнул воздух над лесом.

Браун добавил:

— Кто не хочет поклясться в верности рейху — пять шагов вперед.

Сразу стало тихо. Лес замер недвижный. Браун, довольный, расплылся в улыбке и посмотрел в сторону застывшего под портретом Гитлера группенфюрера.

— Выходит, нет среди вас отступников?

— Есть, — раздался голос.

— Пять шагов вперед!

От шеренги отделился Партев Карташян.

Саядян похолодел, лицо его стало восковым. Ваану показалось, что он вот-вот задохнется.

— Значит, ты не желаешь служить фюреру?!

— Нет!

Браун свирепо ухмыльнулся и обернулся к группенфюреру. Стоявший рядом с Брауном офицер в упор выстрелил в Партева.

Партев схватился за сердце, шумно вздохнул и упал навзничь.

Строй глотал слезы. Духовой оркестр играл фашистский гимн «Великая Германия»… Солдаты давали присягу.

Ваан всматривался в лицо лежавшего неподалеку Партева. «Он смертью своей доказал право на жизнь. А мы, сможем ли мы жить?..»

… Дробно стучат колеса поезда. Стоя у окна вагона, Ваан смотрит на вымершие, выжженные, печальные села.

У-у-у!.. — зловеще разрывает воздух гудок паровоза. Что он везет? Он везет смерть: на открытых платформах — орудия и минометы.

Немецкое командование не решилось отправить на фронт армянский легион в полном составе. И без того брошенный на Северный Кавказ первый его батальон с большими потерями прорвал линию фронта и соединился с частями Красной Армии.

Полагаться на преданность военнопленных армян было нельзя. После долгих раздумий и совещаний решено было второй батальон направить на Украину — охранять немецкие гарнизоны от партизанских налетов.

Мчит поезд. Везет легионеров: грабить и обирать народ, убивать партизан. Под перестук колес приближается развязка.

«Теперь на фронт нам не попасть!»

— Думаешь, лейтенант? — подошел к Ваану секретарь партбюро подполья Авагян. Такие добрые глаза и… мундир убийцы.

— Думаю, думаю, и мучит меня неопределенность, — вздохнул Ваан. — В своих мы стрелять не станем, это понятно, а как повернуть оружие против врага?

— События сами подскажут, что делать, дорогой мой. Думаешь, нас сразу же, как привезут, бросят против партизан?! Нет, брат. Пока нам не доверяют.

А поезд стучит и стучит колесами.

— Минас, девушка у тебя есть?

— Да как такому молодцу без зазнобы? Конечно, есть!

Минас, довольный, заулыбался.

Сурен Арзаканян, карабахец, достал из-за пазухи заветную записную книжку:

— Слушайте, братцы, вот я стихи написал…

— Давай! Читай! — послышались голоса.

… На рассвете поезд остановился на маленькой станции под Житомиром. Выгрузились. Командир Ганс Шпрингер построил батальон на привокзальной площади и отправился к начальнику гарнизона. Вернулся уже с инструкциями.

— С сегодняшнего дня вы находитесь в зоне боевых действий. Район кишит саботажниками. Нарушено снабжение армии. Население прячет продукты и хлеб. Надо отобрать у них зерно. Выполняя приказ, вы должны принимать все необходимые, я повторяю — все необходимые меры воздействия, включая расстрел.

Погрузились в машины, и батальон отбыл в отдаленные села.

Первая неделя пребывания здесь армянских легионеров немцам ничего хорошего не дала. Легионеры предупреждали крестьян о «ревизиях».

Командир батальона — немец — совсем потерял голову. Как ни угрожал, избивал публично, все было напрасно. По всей округе заговорили о странных «карателях». «Приезжают отбирать хлеб, а сами тут же просят получше его припрятать».

Командир батальона Шпрингер явился к начальнику гарнизона с рапортом.

— Или у крестьян и впрямь ничего не осталось, или эти армяне их пособники…

— Болван! — вырвалось у полковника. — У крестьян все есть! А эти твои легионеры с ними заодно!

Полковник протянул Шпрингеру бумажку, в которой доносилось о происходящем.

— Как прикажете поступить? — упавшим голосом проговорил Шпрингер.

— Партизаны концентрируют свои силы в Васильевке. Пошлите их туда, пусть перестреляют друг друга, — распорядился полковник.

— Сомневаюсь, — осмелился заметить Шпрингер.

— А что вы предлагаете? — вспылил полковник. — Или я должен их даром кормить, а?

Полковник совершил ошибку… В первой же перестрелке партизаны поняли, что встретили своих, отошли.

Шпрингер укатил в штаб за указаниями, а батальон остался в Васильевке. Видеть своих так близко! Ребята воспрянули духом.

В тот же вечер Ваан Чобанян и Сергей Авагян принимали партизанскую связную. Увидев перед собой немецкого офицера, девушка на миг растерялась.

— Не бойся, это только форма, — успокоил ее Ваан.

— Знаю, — сказала Марина и тут же доложила: — По приказу командира бригады связная Васильченко явилась в ваше распоряжение… — и протянула пакет.

Послание командира партизанской бригады следовало обсудить. Ваан окликнул Варужана:

— Накорми товарища Васильченко.

На дворе был тихий вечер. Светила луна. Варужан устроился с девушкой на крылечке и беседовал.

— Завидую вам.

— Почему?

— Вы — партизанка!

— Теперь и вы будете партизанами. Наши знают о ваших делах.

— А как вас зовут?

— Марина…

— Красивое имя. Украинка?

— Да, украинка. А по родной земле хожу таясь. У вас в Армении оккупантов нет. И ваши девушки не ходят в партизанских связных.

— Да, это так, — сказал Варужан, — немцы до Армении не дошли и не дойдут. Но вы же у себя дома.