Горестные размышления Ермолова были прерваны стуком в дверь.

— Ваше высокопревосходительство, генерал Сталь,— доложил адъютант.

— Пожалуйста, просите.

Генерал вошел, лицо его выражало трепет:

— Какие распоряжения будут, ваше высокопревосходительство?

Ермолов с трудом подавил в себе желание расхохотаться. «До чего же труслив этот чужеземец! К тому же подхалим, видимо!»

— Приготовьте на завтра сопровождающих. Хочу посмотреть вашу вспомогательную линию, намеченную рукой графа Александра Васильевича Суворова,— коротко и сухо приказал Алексей Петрович.— Вы свободны, генерал...

Сопровождать главнокомандующего была выделена сотня хорошо вооруженных, как на подбор казаков во главе с кавалером многих орденов и медалей офицером. Увидев внушительный эскорт телохранителей, Алексей Петрович нахмурил брови:

— Зачем столько?.. Хватит и трети. Да и кавалера орденов не стоит отрывать от строевой службы. Подберите офицера, понимающего в строительстве.

Выбор Сталя остановился на помощнике главного квартирмейстера Линии майоре Чайковском, который отвечал за состояние сооружений и дорог на Подкумке.

Ермолову представили высокого молодого офицера, смуглого, стройного. Алексей Петрович невольно засмотрелся на его лицо: длинный с горбинкой нос, большие темно-синие глаза, тонкие губы, низкий лоб, черные, как смоль, вьющиеся волосы.

— Русский кавказец?— спросил Ермолов.

— Так точно!— ответил офицер.

— Где родились?

— В Константиногорской крепости, в семье офицера.

— Где учились?— спросил Ермолов.

— В Петербургском кадетском корпусе, фортификатор,— ответил Чайковский.

— И сразу на Кавказ?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство. Первые годы возводил дополнительные форты на побережье Финского залива, углублял дно Невы. Потом у генерала Аракчеева строил военные поселения в Новгородской губернии. Домой вот еле-еле вырвался.

При слове «домой» Алексей Петрович улыбнулся,

ему понравилась откровенность офицера. Подобострастие, льстивость были ненависты генералу.

— Поедете, майор, со мной,— мягко сказал Алексей Петрович и вдруг поднял палец и строго добавил:— Кстати, я посмотрю, как вы, помощник главного квартирмейстера, исполняете свою должность. Увижу непорядок — пощады не ждите!

Непорядок был! Тревога охватила Петра Петровича.

...Приехав на Кавказ в начале весны, он сразу же заехал в Константиногорку. С трепетом подъезжал к родной крепости. И не узнал ее. Господи, что сделалось с творением рук его отца! Земляной вал сполз наполовину. Широкие Георгиевские ворота покосились, одна створка висела только на верхней петле. Здания посерели, выглядели сиротливо. Нижние венцы двух казарм подгнили. В крыше лазарета зияли дыры. Сруб колодца с запасной водой был разрушен. На всей крепости лежала печать запустения.

Встретившему его коменданту, майору Ивану Никифоровичу Попову, толстому, краснощекому здоровяку, по словам начальства, храброму офицеру, Чайковский выговорил за бесхозяйственность. Попов, благодушно улыбаясь, заверил, что срочно все отремонтирует.

«А вот починил ли?.. Увидит Ермолов непорядок — беды не миновать ни мне, ни Ивану Никифоровичу»,— холодея думал теперь Чайковский...

Всю дорогу главнокомандующий ехал молча. И только когда стали подъезжать к Горячей, подал знак Чайковскому приблизиться:

— Мирно ли здесь?

— Сказать «мирно» было бы неправдой, ваше высокопревосходительство. По дороге от Ессентукского редута до Кислых Вод в одиночку ездить опасно. Абреки шалят.

— Везде, по всему Кавказу шалят,—кивнул головой Ермолов,— а прекратится это только тогда, когда русских здесь будет больше, чем горцев, и не военных, а гражданского, мирного населения.

Чайковский удивился: вот уж попробуй узнай, что

в мыслях этого человека, вся должность которого состоит, казалось бы, в усмирении горцев.

Под горой Горячей главнокомандующего ожидал предупрежденный Сталем комендант Константиногор-ской крепости майор Попов, в парадной форме с орденами н медалями на груди. Картинно подъехал к генералу и отрапортовал: на вверенном ему участке Линии спокойно, военных столкновений с горцами нет.

Ермолов махнул рукой:

— О делах военных потом. Ответьте на такой вопрос, сколько людей приезжают лечиться на Горячие Воды?

— До тысячи человек в год, ваше высокопревосходительство,— отчеканил комендант.

— Откуда и кто они?

— Больше местные — дворяне, мещане, купцы, чиновники, казаки, богатые ногайцы, калмыки, горцы. Меньше из России, но зато знатные — из Петербурга, Москвы, Казани, Киева...

— Помогаете им устроиться, охраняете?

— Так точно, ваше высокопревосходительство, многие живут на квартирах в крепости и в Солдатской слободке. Желающих лечиться в Ессентуках и на Кислых Водах сопровождаем оказией...

— Покажите место, где лечатся люди,— сказал Ермолов, спешившись.

— Сюда, ваше высокопревосходительство!—показал комендант, пропуская вперед генерала.

— Успел ли отремонтировать крепость?—шепнул Петр Петрович. «Вчера закончили»,— так же шепотом ответил Иван Никифорович.—«Слава богу!»—облегчен-но вздохнул помощник квартирмейстера.

То, что увидел Ермолов, неприятно поразило его. Узкая долинка, кроме четырех замшелых крытых камышом домишек, строений не имела, была густо заставлена войлочными кибитками, палатками, крытыми повозками. Около них стояли и сидели мужчины и женщины. Горели костры, на которых варили еду. Чуть в сторонке паслись стреноженные лошади, играли собаки, у кола, вбитого в землю, щипала траву коза, привязанная за шею веревкой. Здесь жили те, кто не смог найти квартиру ни в крепости, ни в Солдатской слободке.

— Цыганский табор! — сердито проворчал главнокомандующий.

Рядом с «табором»—огромная лужа, образуемая стекающими с горы ручьями, сильно пахнувшая сероводородом. От ручьев были отведены канавки к выдолбленным в скальном грунте корытам, сверху накрытым балаганчиками, наспех сооруженными из камыша и веток. Под такими же покровами стояли деревянные ванны, привезенные больными из дому. Балаганчиками были усеяны и небольшие площадки на склонах горы да и, очевидно, сама вершина, потому что к ней по крутой извилистой тропе поднимались с узелками люди, а тех, которые не могли сами идти, вели под руки или несли на носилках.

Ермолов показал рукой на серое, с одним оконцем и трубой сооружение, прилепившееся к западному выступу горы:

— Что это такое?

— Солдатская купальня, ваше высокопревосходительство,— ответил комендант.

Главнокомандующий изъявил желание осмотреть ее и быстро направился вверх по выдолбленным ступенькам. Попов и Чайковский еле поспевали за ним. Обозрев солдаткое заведение, Ермолов вынес ему приговор:

— Рухлядь! Снести и построить новую добротную купальню на несколько ванн. Площадку расчистить, лестницу сюда провести, чтобы удобно было подниматься пешком. А там что на горе?—генерал кивнул в сторону видневшихся зданий.

— Федоровские и Сабанеевские ванны, ваше высокопревосходительство,— ответил Попов.

— А Варвация и Портнягина где?

Попов показал на такие же немудрящие постройки, примостившиеся у подножия Машука. «Чудо» сотворили!»— усмехнулся про себя Ермолов, повернулся к коменданту.

— Генерал Сталь был здесь?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство!

— Вы докладывали ему о том, что люди здесь лечатся в ужасных условиях?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство!

— Почему?

Комендант растерялся, не зная, как выкрутиться, и сослался на приказ, который обязывал его только нести охрану лагеря, а то как живут тут люди—это военных властей не касается.

— Э нет, господин комендант! Мы здесь командуем и поэтому за все должны отвечать. И за то, что вместо благоустроенного поселка табор развели, вместо лечебных учреждений—балаганы и развалюхи. За то, что не добились у Сената денег для постройки добротных зданий, где можно было бы лечить раненых и больных воинов нашего корпуса,— Ермолов повернулся к Чайковскому, взглянул на него.—Отныне я учреждаю здесь, на Горячих Водах, строительную комиссию во главе с вами, господин майор. Должность помощника главного квартирмейстера Линии сдайте другому офицеру и переезжайте сюда на постоянное жительство.