Посоветовать-то посоветовал, а у самого на душе тревога: Сухарев не уверен был, что источник под Ма-шуком действительно исцелит нервный зуд. Но жгучее желание построить еще одну купальню, пусть крохотную, и испробовать действие вод всех источников толкало его на этот рискованный шаг — эксперимент требовал жертв.

— Выхода нет, придется возводить свою. Здоровье дороже денег,— вздохнул Варваций.

И дело пошло. Нанятые греком солдаты быстро вырубили на выходе источника углубление в скальном грунте, сколотили над ванной что-то похожее на домик, и стало это место называться Варвациевской ванной.

Надворный советник принял более двадцати процедур и чувствовал себя почти здоровым; доволен был и Сухарев — эксперимент удался. Тщеславный Варваций, посмотрев перед отъездом на свою купальню, недовольно поморщился:

— Пожалуй, это жалкая конура! Велю снести построить новую с несколькими ваннами.

Не удовлетворяла также и квартира в крепости — снимал одну маленькую комнату вместе с купцом, который не столько лечился, сколько пил, всегда был пьян, ночью вдобавок храпел. На следующее лето Вар-ваций собирался приехать с женой и детьми, но не здесь же жить! «Не построить ли у горы Горячей свой дом, хотя бы турлучный?»—подумал грек. И когда он объявил смотрителю свои строительные планы, то Лякин ответил, что это уже капитальное строение, а для них нужно разрешение губернского архитектора.

Мясников, вводя Варвация в детали дела, определил расходы на строительство в двадцать тысяч рублей.

— Двадцать тысяч!— воскликнул надворный советник.

— Господин Федоров, ваш земляк, пожертвовал в три раза больше.

— У меня капитал ведь нажит в трудах...

— Но игра стоит свеч. Ваши затраты через два-три года окупятся с лихвой за счет продажи билетов на ванны и сдачи заезжего дома под квартиры, цены на них очень высоки. Не будете же вы круглый год лечиться и жить на Водах...

И советник решился. Так был возведен турлучный заезжий дом — первое строение у подножия Горячей.

Рядом с купальней Варвация пожелал иметь свою купальню командующий войсками генерал Портнягин. Зашевелились и константиногорцы: чужаки ставят у

источников строения, а мы нет? Да, ежели соорудить дома и сдавать квартиры приезжающим, доход немалый.

Расторопнее всех оказался чиновник Чернявский: он разобрал деревянный сарай, перевез его в горячевод-скую долину. Солдаты за грошовую плату перестроили сарай в дом из двух комнат, обмазав стены снаружи и внутри глиной. Примеру Чернявского последовал аптекарь гарнизонного лазарета Соболев. Так частники занялись развитием государственного значения Кавказских Минеральных Вод...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПО ВЕЛЕНИЮ ЕРМОЛОВА

«ЗДЕСЬ ЗАЛОЖИТЬ ГОРОД...»

Летом 1819 года командующий Кавказской линией генерал Сталь, получив известие о предстоящем приезде главнокомандующего вой-исками на Кавказе генерал-лейтенанта Ермолова, почувствовал волнение. Прежде всего потому, что на Линии было много беспорядков, а беспорядков Ермолов не терпел.

Сам Ермолов казался Сталю противоречивым и вообще непонятным человеком. Говорили, что Ермолов — убежденный сторонник идей Вольтера, Руссо, свободомыслие которых было всем известно. В то же время Сталь вспоминал, как Ермолов, лично возглавляя экспедицию в Дагестан, жестоко подавил там бунт. Чувствуя немое осуждение офицеров, Ермолов объяснил:

«Возможно, господа, кое-кто будет осуждать меня за жестокость. А что в подобных обстоятельствах еще можно сделать? Закрыть глаза на волнение горцев? Так их сейчас же турки и персы к рукам приберут, меж тем и англичане давно алчно взирают на горы и долины Кавказа. Не долг ли наш оградить край сей от вожделения чужеземцев? А без суровых мер как этот план исполнен быть может?»

Пока Сталь принял все меры, какие мог: приказал обеспечить почетный караул, дом для отдыха главнокомандующего, лично порекомендовал повара-француза и т. д.

Но Ермолов появился в Георгиевске неожиданно — приехал на рассвете, когда все еще спали, в штабе были одни лишь дежурные. Сталя подняли с постели. Быстро одевшись, он прибыл в штаб, тревожно расспросил дежурного поручика: «Не застал ли его высокопревосходительство дежурных спящими?»—«Никак нет, все бодрствовали, честь по чести, ваше превосходительство,— отвечал поручик.—«Слава богу! А не сердит?»—«Никак нет, разговаривал мирно, попросил отвезти в гостиницу».—«Так он в гостинице? Что же сразу не доложил?»

Алексей Петрович Ермолов, заложив руки за спину, расхаживал по обставленной с претензией комнате. Все, кто впервые видел его, поражались огромному росту, широте плеч и мощной выпуклой груди генерала. Темно-зеленый, с красным стоячим воротом мундир ловко облегал его фигуру. Небольшие серые глаза смотрели из-под густых бровей строго, изучающе. Многие терялись под его колючим взглядом. Прямой нос, плотно сжатые губы, энергичный подбородок создавали впечатление властного, волевого характера.

Ермолов устал. И не потому, что он почти не спал в эту ночь — невеселые мысли владели им. Почему все начинания его на Кавказе встречаются в штыки? Отменил он в Кавказском корпусе телесные наказания, приказал перед строем полков сжечь на костре розги. В приказах офицеров и солдат называл товарищами по оружию. А как это восприняли в военном министерстве? Как подрыв дисциплины и стремление поставить на одну доску дворянина и простолюдина. В высших кругах демократизма Ермолова, унаследованного еще от Суворова, где он начинал военную службу, не одобряли.

Припомнили в Петербурге Ермолову и его участие в заговоре против Павла I, за что в свое время продержали несколько месяцев в Петропавловской крепости, потом выслали в Кострому под надзор полиции. Если бы не смерть Павла I, то до сих пор бы прозябал «бунтарь» в ссылке. Все вспомнили! Самовольничает-де Ермолов, и поэтому дела с покорением Кавказа идут

из рук вон плохо. А император Александр, не разбирающийся в обстановке на Кавказе, возмутился: «Этих дикарей за месяц можно привести в покорность, а он за годы ничего не добился!»

«Да, ваше величество! Не огнем и мечом, а мирной торговлей надеюсь завоевать я Кавказ»,— мысленно возражал Алексей Петрович.

Ермолов учредил при своем штабе специальный отдел, который заключал крупные сделки с российскими купцами на поставку соли и мануфактуры, чтобы обменивать их у горцев на необходимые русской армии товары. Он выделил немалые суммы денег на поощрение горских владельцев, которые охотно торговали с русскими. Во Владикавказе создал школу торговых переводчиков, где обучались по пятнадцать молодых людей от каждой кавказской народности...

Разве по вине Ермолова план этот не дал желаемых результатов-? Причин много, главные — удаленность Кавказа от промышленно развитых губерний России и плохие дороги. Весной и осенью непролазная грязь. Воронежские, харьковские и ростовские купцы затрачивали недели, чтобы привезти товары на Терек. А на пути в Грозную, Владикавказ нередки нападения разбойников. Это отбивало охоту русским возить товары на Кавказ.

Вновь участились набеги горцев на русские поселения. Абреки ночью налетали на казачьи станицы, угоняли табуны лошадей, грабили почтовые станции, лавки местных купцов. Начали исчезать офицеры и чиновники. Впрочем вскоре стали приходить письма от исчезнувших, содержащие просьбы выкупить их у немирных горцев. Местные владельцы, нарушая обещание, перестали следить за состоянием Военно-Грузинской дороги, доставлять дрова в крепости и редуты. Более того, участились почему-то обвалы камней, запруживающих узкие места тракта.

Вот тогда-то и решил Ермолов, исполняя высочайшее повеление, пустить в ход оружие. И что же получил в ответ? Взрыв ненависти горцев, которые дорожат свободой, пусть призрачной, больше жизни. Они превращали свои аулы в маленькие крепости и сопротивлялись отчаянно...