БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

С тяжелым известием о буре, которая растрепала Севастопольскую эскадру во время первого ее боевого похода в 1787 году, Сенявин был послан к Потемкину в Кременчуг. Это известие как громом поразило всесильного временщика и повергло его в состояние глубокого уныния. Потемкин считал, что сухопутные войска еще не готовы к обороне побережья и не смогут отразить турецкий десант в Херсонско-Кинбурнском районе или в Крыму. Его растерянность дошла до того, что он даже предложил временно сдать туркам Крым¹. Екатерина II категорически отвергла это предложение, сравнив его автора с пятилетним младенцем ²⁷.

Дмитрий Николаевич в течение нескольких дней оставался при Потемкине и знал о его безнадежно-пессимистических настроениях. Но он не знал, что эти настроения не разделяет оборонявший Херсонско-Кинбурнский район Суворов. Тем большее впечатление на Сснявина, должен был произвести блестящий разгром турецкого десанта на Киибурнской косе. Об этом разгроме Дмитрий Николаевич узнал, когда на пути из Кременчуга в Севастополь остановился в Херсоне. Он навсегда за-

помнил и высоко оценил замечательную кинбурискую эпопею и посвятил ей и со. главному герою Александру Васильевичу Суворову несколько страниц своих «Записок».

Суворов ставил перед собой задачу не отразить, а уничтожить турецкий десант. «Эх, пусть только варвары высадятся...—писал Александр Васильевич через несколько дней после начала войны, — чем больше они проникнут в глубь страны, тем больше их будет порублено» ². А когда I октября турки действительно начали высаживаться на Кинбуриской косе, он приказал не стрелять по ним и не препятствовать их высадке. «Пусть все вылезут» — таковы были слова, произнесенные Суворовым при первом известии о десанте. Общепринятые правила противодесантной обороны предписывали принять все меры, чтобы не позволить противнику высадить свои силы и закрепиться на берегу, сбросить его в море, как только он начнет высаживаться. Суворов нарушил эти правила, потому что они не соответствовали конкретным условиям, которые сложились в ходе боя.

Вдоль узкой косы, на оконечности которой турки зы-саживали десант, они расставили свои корабли. Таким образом, русским войскам, чтобы подойти от крепости Кинбу.рн к месту высадки, нужно было пройти около 8 километров под огнем 600 корабельных орудий. Ясно, что при таких обстоятельствах было выгоднее подпустить турок к самой крепости и остановить их только тогда, когда они выйдут из зоны действия своей корабельной артиллерии. Решение начать бой после того, как турецкий десант целиком высадится и пройдет к крепости, вместе с тем соответствовало намерению Суворова уничтожить, а не вытеснить десантные войска противника.

Описывая бой, Сеиявин отметил, что Суворов приказал открыть огонь только после того, как турки подойдут к Кинбуриской крепости, на дистанцию картечного выстрела. Благодаря этому, а также благодаря сноровистости и меткости артиллеристов, удалось причинить большой урон противнику, когда тот попытался штурмом овладеть Кннбурпом. После этого Суворов, по слозам Сеиявина, преследовал турок «подобно как лев разъяренный... и Кинбурнская коса завалена была убитыми гурками». Вражеский десант был почти полностью уничтожен.

о/

Уничтожение русскими войсками под командованием А. В. Суворова турецкого десанта под Кинбуриом 1 октября 1787 г.

При преследовании русские войска были обстреляны турецкой корабельной артиллерией. Заблаговременно установленные Суворовым батареи вели борьбу с неприятельским флотом и даже уничтожили несколько легких судов. Но без участия флота отогнать турецкие корабли от косы было невозможно. Суворов отлично это по-нимал и еще перед началом боя вызвал несколько кораблей из состава эскадры адмирала Мордвинова, стоявшей

тогда в бухте Глубокая. Но Мордвинов действовал крайне медлительно и робко, и отряд прибыл к Кинбурну после окончания боя. В связи с запоздалым появлением кораблей Суворов писал Потемкину: «Флот наш, святлей-ший князь, из Глубокой вдалеке уже здесь виден. О! Коли б он, как баталия была, в ту же ночь показался, дешева б была разделка!»

Сенявин понял и высоко оценил оригинальный замысел Суворова и смелость, с которой этот замысел был воплощен в жизнь.

Кинбурискую оборону он рассматривал как образец творческого и решительного военного искусства. Вместе с тем действия Суворова еще раз убедили его в огромном значении личного примера командира, его личной храбрости. Недаром в «Записках» приведены (правда, не совсем точно) сведения о вторичном ранении Суворова в бою па Кинбуриской косе и о том, как он, велев обмыть раненую руку морской водой, перевязал ее куском материи и со словами «помогло, помилуй бог, помогло!» снова устремился в бой. Сенявин с одобрением вспоминает, что Суворов, получив ранение, по обычаю солдат, принимал поздравления «с обновкою».

Наконец, критический разбор Кин бур некого боя заставлял всерьез задуматься о необходимости тесного взаимодействия сухопутных и морских сил.

«Записки» Сенявина обрываются на 1788 годе, а документов, вышедших из-под его пера в период войны 1787—1791 гг., почти не сохранилось. Поэтому мы не знаем, что он думал о боях у Фокшан и Рымника и о штурме Измаила. Но в том, что Дмитрий Николаевич не мог пройти мимо суворовского военного искусства, проявившегося в этих боях, сомневаться не приходится. Позднее он неоднократно вспоминал великого русского полководца, оказавшего на него значительное влияние.

С Ушаковым Сенявин познакомился в 1785 году, когда Федор Федорович привел линейный корабль «Павел» из Херсона в Севастополь и начал службу на Севастопольской эскадре. А флотоводческое искусство Ушакова Сенявин впервые смог оценить в бою 3 июля 1768 года у острова Фндонисн.

За два дня до этого боя армия Потемкина обложила крепость Очаков, а Лнмапская флотилия разгромила на-

холившиеся у Очакова 'Военно-морские силы турок. Крейсировавшая невдалеке от Диепровско-Бугского лимана эскадра капудаи-паши ²⁸ могла оказать поддержку осажденному гарнизону Очакова и нанести удар по слабой русской Лимаиской флотилии. Турецкая эскадра насчитывала 17 линейных кораблей (в том числе пять 80-пушеч-ных), 8 фрегатов, 3 бомбардирских корабля и 21 легкое судно. Потемкин приказал Севастопольской эскадре Войновича отвлечь турецкий флот от Очакова и нанести ему поражение. В состав Севастопольской эскадры входили в это время 4 линейных корабля (из них два 66-пушечпых и два 50-пушечиых), 8 фрегатов и 24 легких судна. Сеня-вин в качестве флаг-офицера Войновича находился на его флагманском корабле «Преображение господне», а командовавший авангардом Ушаков держал флаг на корабле «Павел».

Несмотря на свое подавляющее превосходство в силах, капудап-паша проявлял нерешительность. Войнович тоже опасался боя, и в то же время не смел уклониться от него, чтобы не навлечь на себя гнов Потемкина. В результате такой нерешительности противники, обнаружившие друг друга еще 29 июня, в течение трех дней ограничивались маневрированием с целью выигрыша ветра.

О настроениях командующего русской эскадрой во время этих маневров можно судить по его письмам к Ушакову. Войнович не постеснялся написать своему младшему флагману о чувстве острого страха, которое он испытывал всякий раз, когда ветер становился благоприятным для турок, и об ужасе, который его охватил, когда он насчитал более 20 турецких кораблей. Войнович жаловался на турок, которые «замучили» его, и умолял Ушакова прибыть на «Преображение господне», чтобы дать ему совет, как действовать ³.

Так как до начала боя не удалось ■переправить это приглашение на корабль Ушакова, Войновичу пришлось искать советчиков на своем корабле. Такими советчиками, естественно, были командир «Преображения господня» капитан 2 ранга Иван Андреевич Селивачев и флаг-офицер Дмитрий Николаевич Сенявин. Влиянию этих офицеров следует приписать то, что не был реали-