Значительную ценность представляют также фонды Военно-ученого архива и Канцелярии военного министерства № 1, хранящиеся в Центральном государственном военно-историческом архиве в Москве.
О жизни и деятельности Сенявина перед средиземно-морскими кампаниями 1806—1807 гг., как и о его делах в 1820-е годы, сохранилось сравнительно мало документального материала. К тому же материал этот трудно разыскивать, так как он по крупицам рассыпан в различных архивных фондах. И все же обследование фондов Департамента морского министра, Главного морского штаба, Комитета для образования флота, частных фондов Грейга и Рикорда и других фондов Центрального государственного архива Военно-Морского Флота, а также дел, хранящихся в Центральном государственном историческом архиве Ленинграда и в рукописном отделении Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, позволяет восстановить неизвестные ранее факты из биографии Д. Н. Сенявина.
В настоящей работе использованы также отдельные документы из Архива Академии наук СССР и Архива ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР.
Официальные рапорты и ведомости, как и неофициальные письма и воспоминания, содержат сплошь и рядом неточные сведения, тенденциозные суждения и даже заведомую ложь. Данные о численности участвовавших в боях сил, о потерях сторон и другие сильно расходятся. Чтобы не ошибиться, необходимо сопоставлять и анализировать показания различных источников.
Нельзя не считаться с тем, что Броневский сознательно умалчивал о фактах, которые могли выставить в невыгодном свете царя и министров, и даже искажал отдельные документы, чтобы не задеть влиятельных сановников. Нельзя не учитывать, что Свиньин готов был в угоду занимательности своего повествования пожертвовать его точностью. Нельзя забывать того, что мемуары Мармона составлялись в целях личной реабилитации: боевые действия против русских и черногорцев в них излагаются иногда настолько произвольно, что поражения превращаются в победы и наоборот.
При пользовании дипломатической перепиской Сенявина с Наполеоном или английским адмиралом Дакуортом исследователя подстерегают одни опасности, а при пользовании донесениями, которые присылали Сенявину командиры кораблей, — другие. Без учета особенностей и целевого назначения документа, без учета классового облика, осведомленности и откровенности его составителя мы можем сделать грубые ошибки. Следует учитывать также искажения, которые допускались иногда при публикации документовб.
Поскольку в нашей литературе о Сенявнне почти отсутствует критический анализ источников, автор счел необходимым снабдить им свою книгу. Без этого специалист не смог бы проверить правильность приведенных фактов и выводов. В то же время необходимо было исходить из интересов широкого круга читателей, для которых ссылки на источники и их критический разбор не представляют интереса. Чтобы не загромождать основной текст, эти ссылки и критический разбор отнесены в конец книги 1.
Задача настоящей книги заключается в том, чтобы на основе привлечения к исследованию опубликованных и неопубликованных источников и на основе их критического разбора дать возможно более точный очерк жизни и деятельности выдающегося русского флотоводца Дмитрия Николаевича Сеиявина, показать его роль в развитии военно-морского искусства и в деле укрепления вековой дружбы русского народа и народов балканского полуострова.
ГЛАВА I *
В БОРОВСКОЙ ВОТЧИНЕ.
ШКОЛА ДЛЯ СОЛДАТСКИХ ДЕТЕЙ
В 1762 году русские дворяне добились крупной сословной привилегии: царь Петр III издал «Манифест о вольности дворянской». Если до этого манифеста все мужчины — представители господствующего сословия обязаны были служить в армии или в административных учреждениях не менее двадцати пяти лет, то сейчас им предоставлено было право вступать в государеву службу и выходить в отставку, когда им заблагорассудится. В числе лиц, незамедлительно воспользовавшихся этой привилегией, был капрал Измайловского гвардейского полка Николай Федорович Сеня вин. Он оставил службу, получив при этом чин армии подпоручика, и отразился в свое родовое имение. Здесь, в селе Комлезо, Боровского уезда, 6 августа 1763 года Николай Федорознч отпраздновал рождение сына Дмитрия. ч
Хотя в годы малолетства Дмитрия отец его находился в отставке и жил в то время в своем имении, глазные хлопоты по воспитанию мальчика и устройству его судьбы лежали на матери, которую сын всегда вспоминал с теплотой и признательностью. Подобно другим тогдашним женщинам ее состояния, мать Дмитрия Николаевича не отличалась образованностью, верила и во всех святых, и в нечистую силу, и в сон, и в чох. Она всерьез предрекала Дмитрию высокий чин уже на том основании, что он спал, «раскидавшись и*заложив обе руки за голову». Но веря в эти приятные предзнаменования судьбы, мать Дмитрия была все же достаточно практичной женщиной, чтобы всецело на них полагаться. Во всяком случае она проявляла большую энергию в поисках для своих детей протекции, без которой в то время даже дворянину невозможно было пробить себе дорогу.
Дмитрию еще не минуло семи лет, когда мать предприняла трудное и дорогостоящее путешествие в Петербург, чтобы определить его в шляхетный кадетский корпус — привилегированное учебное заведение для дворянских детей, готовившее сухопутных офицеров. В Петербурге был разыскан дальний родственник, который помог быстро получить удостоверение о дворянском происхождении мальчика. Этим дальним родственником был Ф. Ф. Сенявин, служивший в Главной полицмейстерской канцелярии и хорошо знакомый с «канцелярским обрядом». В делах Герольдмейстерской конторы Сената сохранилась его челобитная от 28 апреля 1770 года:
«Родственник мой отставной армии подпорутчик Николай Федоров сын Сенявин прислал ко мне сына своего Дмитрия пяти лет (в действительности Дмитрию было шесть лет. — А. Ш.) для определения в Сухопутной шля-хетной кадетский корпус. И дабы высочайшим вашего императорскаго величества указом поведено было сие мое челобитье Правительствующаго сената в Герольдмейстерской конторе принять и для определения показан-наго родственника моего малолетняго Дмитрия Сеиявина в Сухопутной шляхетной кадетской корпус дать мне свидетельство».
Без свидетельства Герольдмейстерской конторы о дворянском происхождении ин один кандидат не мог быть принят в кадетский корпус. Свидетельство это было получено в совершенно невиданный для тогдашнего «канцелярского обряда» срок — через два дня после подачи челобитной. Либо тут у Сеиявина из Полицмейстерской канцелярии были свои люди в Герольдмейстерской конторе, либо оказал благотворное действие «барашек в бумажке» 1.
Матери Дмитрия удалось найти и других ходатаев за сына. Но протекция оказалась недостаточно веской, и сухопутная карьера Д. Н. Сеиявина закончилась, не успев начаться. Так как поступить в шляхетный кадетский корпус не удалось, пришлось начинать курс наук дома под руководством комлевского приходского священника отца Кузьмы2.
Священники приходов, расположенных в помещичьих имениях, были подчинены своему церковному начальству, но являлись одновременно такими же слугами помещика, как приказчики и управляющие. Сельское духовенство удерживало крестьян в покорности барину и побуждало их к неукоснительному отбытию всех феодальных повинностей. Однако по своему материальному положению и образу жизни сельские священники иногда недалеко уходили от крестьян. Они хорошо знали жизнь, нравы и обычаи народа, народную культуру. И эти знания отец Кузьма в какой-то мере передавал своему ученику.
В воспоминаниях Дмитрия Николаевича комлевский священник рисуется как человек простой, бесхитростный и даже несколько наивный. К ученику он сильно привязался, а к учебным занятиям относился с добросовестностью. К восьми годам Сенявин уже хорошо читал и «изрядно писал». Но дальнейшее преподавание было не под силу отцу Кузьме. Чтобы «не быть в деревне праз-дну», Дмитрий был отдан в школу при гарнизонном полку.