Сталин, защищавший проект резолюции, высказал следующее возражение, ставшее впоследствии одним из главных исходных моментов его концепции построения социализма в одной стране. Приведем это высказывание полностью: «Я против такой поправки. Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась в условиях войны такой свободой, как Россия, и не пробовала осуществлять контроль рабочих над производством. Кроме того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат стоит лицом к лицу с буржуазией в полном одиночестве. У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства. Наконец, в Германии аппарат государственной власти действует несравненно лучше, чем несовершенный аппарат нашей буржуазии, которая и сама является данницей европейского капитала. Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего.»[617]
Конечно, можно иронизировать, как это делает американский биограф Сталина Р. Слассер, по поводу того, что высказывание Сталина в сущности являлось лишь повторением того, что ранее говорил Ленин и что Сталин лишь «поднял дискуссию на более высокий уровень «творческого марксизма», заявляя тем самым претензии на лидерство в обход Ленина или любого другого партийного руководителя. Судя по протоколам, делегаты никак не прореагировали на дерзость Сталина. В протоколах всего лишь зафиксирован факт голосования, в результате которого предложение Преображенского не прошло, а Сталин получил перевес голосов.»[618]. Фактом остается то, что не кто иной, как именно Сталин четко, определенно и без малейших оговорок сформулировал свое видение перспектив социалистической революции в России. И это нужно занести в актив политической, да и теоретической, деятельности Сталина в рассматриваемый период. Кроме того, формулировка Сталина в сравнении с ленинской, более определенно говорит о том, что именно Россия может стать провозвестницей социалистического переворота. Так что, на мой взгляд, нельзя принижать, не вступая в противоречие с истиной, значение выдвинутой Сталиным на этом съезде формулы.
И, наконец, следующий вопрос, который вызывал определенные кривотолки относительно правильности позиции Сталина в этот период, — это вопрос о явке Ленина в суд. Известно, что после июльских событий в печати появились инсинуации по поводу причастности Ленина к шпионажу в пользу Германии. На основе этих инсинуаций властями было издано распоряжение об аресте Ленина, Зиновьева и ряда других большевиков. Ленин вместе с Зиновьевым скрылись в подполье. Активное участие в организации перехода Ленина на нелегальное положение сыграл Сталин, что нашло убедительное подтверждение во многих мемуарных публикациях.
На VI съезде обсуждался в числе других вопросов и вопрос о явке Ленина и Зиновьева в суд. Сталин по этому, пусть частному, но исключительно важному вопросу занимал следующую позицию: «В данный момент всё ещё неясно, в чьих руках власть. Нет гарантии, что, если они явятся, они не будут подвергнуты грубому насилию. Другое дело, если суд будет демократически организован и будет дана гарантия, что не будет допущено насилие. На вопрос об этом нам отвечали в ЦИК: «Мы не знаем, что может случиться». Следовательно, пока положение еще не выяснилось, пока ещё идёт глухая борьба между властью официальной и властью фактической, нет для товарищей никакого смысла являться в «суд». Если же во главе будет стоять власть, которая сможет гарантировать наших товарищей от насилий, они явятся.»[619]
В период борьбы против культа личности данная позиция Сталина также ставилась ему в вину, причем обосновывалось это тем, что оценка Сталиным политического положения не учитывала того факта, что после июльских событий власть оказалась уже в руках контрреволюционной буржуазии[620].
С чисто формальной стороны данный упрек вроде бы и выглядит обоснованным. Однако он игнорирует тот факт, что именно в этот период Сталин неоднократно и со всей определенностью подчеркивал, что период двоевластия уже остался позади и власть перешла в руки контрреволюции. Так что уличать Сталина в непонимании или ошибочной оценке сложившейся ситуации, на мой взгляд, нет серьезных оснований. Другое дело, что в постановке Сталиным в такой форме вопроса о явке Ленина в суд могли играть роль и другие, чисто политические и тактические моменты. Это отметил и Молотов, бывший в то время активным работником партии. В частности, он говорил: «Теперь о явке Ленина на суд в 1917 году. Знаю, что в этом обвиняют Сталина. Думаю, перебарщивают. Тут я уже не совсем точно помню, я не перечитывал этих документов. Возможно, что у Сталина тут была, с точки зрения формальной, более осторожная позиция — дескать, надо отрицательно отнестись к этому требованию Временного правительства, но не при всех случаях жизни. А может быть, это способ был, так сказать, лишний раз уличить Временное правительство, использовать его, доказать, что оно никаких гарантий не может дать. Вот это, я думаю, более вероятно… Но позицию Сталина по вопросу явки Ленина на суд, мне кажется, извращают. Больше сводится к тому, что именно извращают»[621].
Дискуссия на съезде по вопросу явки Ленина в суд была достаточно острой и выявила две точки зрения.
Одни выступали категорически против. Так, Скрыпник заявил:
«В резолюции, предложенной т. Сталиным, было известное условие, при котором наши товарищи могли бы пойти в республиканскую тюрьму, — это гарантия безопасности. Я думаю, что в основу резолюции должны лечь иные положения. Мы одобряем поведение наших вождей. Мы должны сказать, что мы протестуем против клеветнической кампании против партии и наших вождей. Мы не отдадим их на классовый пристрастный суд контрреволюционной банды»[622].
Другие считали, что необходимо явиться в суд, чтобы использовать судебное разбирательство для разоблачения Временного правительства и кампании травли партии. Делегат съезда Д. Мануильский следующим образом определил позицию по данному вопросу: «Вопрос о явке тт. Ленина и Зиновьева нельзя рассматривать в плоскости личной безопасности. Если бы вопрос разрешался в этой плоскости, каждый член партии сказал бы, что Временное правительство скорее перешагнет через наш труп, чем получит Ленина. Но приходится этот вопрос рассматривать в другой плоскости — с точки зрения интересов революции, с точки зрения интересов и достоинства партии. Нам приходится иметь дело с массами, и мы видим, какой козырь в руках буржуазии, когда речь идет об уклонении от суда наших товарищей. Мы уже отдали часть наших товарищей: лучших из них посадили в Петропавловскую крепость. Мы должны дать бой контрреволюции. Процесс против Ленина будет процессом против всего Интернационала. Из процесса Ленина мы должны сделать дело Дрейфуса»[623].
Другой делегат М. Лашевич мотивировал свою позицию так: «При решении этого вопроса мы должны исходить из интересов партии. Я уверен, что мы на этом суде из подсудимых обратимся в обвинителей»[624].
Подводя итог, можно сказать, что в целом позиция Сталина по вопросу явки Ленина в суд была вполне определенной и ясной — он выступал против такой явки. Примечательно свидетельство А.С. Аллилуевой, касающееся как раз периода пребывания Ленина в подполье, когда он временно скрывался на квартире Аллилуевых: «Почти каждый день к Ленину приходил Сталин. В первый же день по переезде Ильича в нашу квартиру к нему вместе со Сталиным зашел Серго Орджоникидзе. Был тогда и Ногин, была Стасова. Обсуждали, следует ли Ильичу отдать себя в руки временного правительства. Сталин и Серго возражали единодушно — для них было ясно, что обещаниям Керенского верить нельзя. — Юнкера убьют Ленина, прежде чем доставят его в тюрьму, — сказал Сталин»[625].
617
И.В. Сталин. Соч. Т. 3. С. 186–187.
618
Роберт Слассер. Сталин в 1917 году. С. 225.
619
И.В. Сталин. Соч. Т. 3. С. 170.
620
См. История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 3. С. 178.
621
Феликс Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 159.
622
Протоколы шестого съезда РСДРП (б). С. 32.
623
Там же. С. 33.
624
Там же. С. 34.
625
А.С. Аллилуева. Воспоминания. С. 181.