Что же касается оговорок относительно определенных условий, при которых такая явка стала бы возможной, то это, скорее всего, был со стороны Сталина тактический шаг, призванный разоблачить Временное правительство и подчеркнуть его полную неспособность и нежелание обеспечить самые элементарные условия справедливого судебного разбирательства. Такая оценка позиции Сталина в данном вопросе представляется мне взвешенной и отвечающей фактам и реальной ситуации того времени. Обвинения в половинчатости и неопределенности позиции Сталина, выдвигавшиеся в период борьбы с культом личности, носили явно тенденциозный характер и не могут рассматриваться как убедительные и добросовестные.

На VI съезде Сталин был избран в состав ЦК. В принятом новом Уставе партии предусматривалось, что ЦК избирается ежегодно на съезде, а для текущей работы он выделяет узкий состав. На пленуме ЦК, состоявшемся после окончания съезда, Сталин избирается в узкий состав ЦК и редактором газеты «Рабочий и солдат»[626].

Подводя некоторый итог, есть основания утверждать, что VI съезд стал не то что звездным часом в политической биографии Сталина дооктябрьского периода, но весьма важной вехой, своеобразным рубежом, ясно обозначившим его превращение в одну из ведущих политических фигур на тогдашнем небосводе российской политики. По крайней мере, в среде большевиков. Конечно, его ключевая роль в работах съезда партии во многом объяснялась счастливым лично для него и трагическими для партии стечением обстоятельств: именно в эти месяцы Ленин, а также некоторые другие ведущие деятели большевиков находились в подполье или в заключении. Как уже отмечалось выше, во многом по данной причине не кому-либо, а ему выпало на долю выступать с главными докладами на съезде. Первоначально, например, докладчиком по текущему моменту (о политическом положении) намечался Троцкий, однако за несколько дней до этого он был арестован[627]. И с этим докладом было поручено выступить Сталину.

Подобное стечение обстоятельств, конечно, сыграло некоторую роль в политической эволюции Сталина, в процессе ускорения процесса его превращения в одну из ключевых фигур большевистского руководства в период между двумя русскими революциями. Оно ускорило этот процесс, но не больше того! Бурные перипетии, которые составляли основное содержание периода между двумя революциями, неизбежно должны были вытолкнуть и его на авансцену политических схваток. Та эпоха была эпохой сурового естественного отбора среди политиков, и лишь некоторые из них выдержали этот отбор. Остается сделать единственно соответствующий правде жизни вывод: Сталин обладал необходимыми качествами, чтобы пройти этот достаточно жесткий исторический отбор. Привходящие обстоятельства, конечно, играли свою роль, часто немаловажную, но они сами подчинялись закономерному ходу событий, в порой и прямо вытекали из самого хода этих событий.

Разумеется, уникальность всей российской политической сцены той поры и соответствующая роль на ней отдельных политический фигур, не просто была подходящей почвой для возникновения разного рода отклонений в выработке стратегии и особенно тактической линии поведения, но и самым естественным образом предопределяла неизбежность не только расхождений даже между единомышленниками, но даже фатально неизбежных ошибок. Но главное заключалось не в том, чтобы не допускать ошибок — подобное было абсолютно исключено самой логикой политического развития событий — а в том, чтобы своевременно их исправлять и не допускать перерастания в порочную линию стратегического порядка. С точки зрения данного критерия выдвигать по адресу Сталина сколько-нибудь серьезные упреки нет веских оснований. Для него это был короткий, но чрезвычайно насыщенный период обретения богатого опыта политического расчета, маневрирования и постепенного накапливания сил для выполнения новых, более масштабных задач.

3. Октябрьская революция и приход большевиков к государственной власти

Курс на социалистическую революцию в России, ясно и определенно сформулированный В.И. Лениным в «Апрельских тезисах», и закрепленный сначала в решениях Апрельской конференции, а затем и VI съезда партии, как мы могли уже убедиться, был выработан и принят в обстановке отнюдь не полного единодушия в среде самих большевиков. Более того, в определенном смысле он стал закономерным итогом самой острой и напряженной борьбы прежде всего в самих верхах большевистской партии. Мотором и главной движущей силой, которая направляла деятельность партии на всемерную подготовку к социалистической революции, — а в тогдашних условиях речь могла идти прежде всего о взятии власти путем организации массовых выступлений, а в конечном итоге вооруженном выступлении, — этой политической и интеллектуальной силой был В.И. Ленин.

Споры о характере и причинах Октябрьской революции начались, собственно говоря, даже раньше, чем она сама началась. Не прекращаются они и до сих пор, принимая подчас формы непримиримых идеологических и политических баталий. В наше безвременье они обрели даже особую обостренность и ожесточенность. Вот почему мне представляется уместным привести достаточно обширную оценку, которую дает американский автор А. Рабинович в своей книге «Большевики приходят к власти». Книга эта, опубликованная в 1976 году и вышедшая в русском переводе в России в 1989 году, написана на базе огромного массива источников и литературы. Автор стремился сохранять максимальную объективность и избегать тенденциозного подхода, при котором реальные факты и обстоятельства заранее подгоняются под заранее определенную схему. В итоге мы получаем исследование, формально отвечающее критериям научного плана, а на самом деле являющееся очередной, пусть и облеченной в научную форму, фальсификацией. Так вот, книга А. Рабиновича выгодно отличается в этом отношении от многих западных и нынешних российских публикаций по данной тематике. Хотя, — и это надо специально подчеркнуть, — автор не питает никаких симпатий к большевикам, и тем более не является апологетом их политики.

А. Рабинович в своей книге делает следующий вывод: «Тщательное исследование в указанном направлении заставило меня подвергнуть сомнению основные выводы как советских, так и западных историков относительно положения в партии большевиков и источников ее силы в 1917 году, а также самого характера Октябрьской революции в Петрограде. Если советские историки объясняют успех Октябрьской революции исторической неизбежностью и наличием сплоченной революционной партии во главе с Лениным, то многие западные ученые рассматривают это событие либо как историческую случайность, либо — чаще — как результат хорошо подготовленного государственного переворота, не имевшего значительной поддержки масс. Я, однако, считаю, что исчерпывающее объяснение захвата большевиками власти намного сложнее, чем любая из этих предлагаемых интерпретаций.

Изучая по документам той эпохи настроения и интересы фабрично-заводских рабочих, солдат и матросов, я обнаружил, что их стремлениям отвечала выдвинутая большевиками программа политических, экономических и социальных реформ, в то время как все другие главные политические партии России были основательно дискредитированы из-за их неспособности осуществить значительные реформы и нежелания немедленно прекратить войну. В результате провозглашенные большевиками цели пользовались в октябре 1917 года поддержкой широких масс.»[628].

Для Сталина, как, кстати, и для любого мало-мальски объективного наблюдателя за ситуацией в тогдашней России, было более чем очевидно: новая власть в лице Временного правительства, постоянно раздираемая внутрипартийными склоками и противоречиями, не была в состоянии разрешить ни один из вопросов, вызвавших февральский революционный взрыв. Консервативные силы старого порядка — прежде всего монархисты — находились в состоянии глубокой политической прострации и не обладали ни реальным, ни моральным весом, чтобы восстановить монархию. К самому Временному правительству они относились не только с глубочайшим недоверием, но и откровенным презрением. Словом, представители старого порядка были деморализованы и не представляли собой серьезной социально-политической силы, способной повернуть ход истории вспять.