Николаю Степановичу Шендрикову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Бои в Берлине не затихали ни днем, ни ночью. Управление войсками с непрерывно перемещающегося НП командарма не удовлетворяло. Он предпочитал поддерживать непосредственное общение с командирами частей, на месте разрешать все возникающие проблемы.

Так, в одной из бригад 7-го корпуса Рыбалко увидел колонну танков, растянувшуюся по всей длине улицы. Подбежавший комбат доложил, что впереди рухнуло семиэтажное здание, и автоматчики расчищают путь.

— Ах, расчищают! — язвительно произнес Павел Семенович.— Да пока они расчистят, ваши танки давно уже уничтожат фаустники. Немедленно вывести батальон из-под удара!

В другой бригаде Рыбалко увидел, как стена заградительного огня приостановила движение танков. Орудия били из высокого дома в соседнем квартале. Продвигавшаяся за танками пехота залегла. Рыбалко по рации передал комбригу:

— Лежачих всех перебьют. Только вперед!

Как-то мы вместе поехали к артиллеристам 9-го мехкорпуса. Поступило донесение, что у них кончаются снаряды. Но нас обогнал обоз с боезапасом. Ездовые

яростно нахлестывали коней, не обращая внимания на рвущиеся вокруг снаряды и мины.

— Смотри, как торопятся, молодцы! А послушай только, как стучат копыта русских коней по берлинскому асфальту,— сказал Павел Семенович и велел водителю ехать в другой район: здесь наша помощь уже не потребуется.

На стене одного из домов мы заметили немецкое* объявление, а под ним — русские слова. Павел Семенович приказал остановиться. Сопровождавший нас офицер перевел с немецкого: «Соблюдать спокойствие! Берлин сдан не будет!»

А ниже — наспех — по-русски: «А мы уже в Берлине!»

Павел Семенович рассмеялся: еще недавно фашисты уверяли, что Красная Армия не сумеет даже подойти к Берлину. А мы уже здесь!

На соседней улице увидели одну из наших штурмовых групп. Подъезжаем. С докладом — командир. Рассказывает:

— Вон там, на левой стороне, стоял двухэтажный дом с огромным красным крестом на стене. Думаю: госпиталь — и собираюсь было двигаться дальше. Но вдруг оттуда открыли огонь. Присмотревшись, замечаю: на концах креста — бойницы. Отдал приказ — и танкисты с артиллеристами превратили фашистскую ловушку в развалины...

К каким только хитростям ни прибегали фашисты в бессильных попытках оттянуть свой неизбежный финал! Сложить оружие и сдаться в плен они не могли: слишком много кровавых злодеяний было на их счету, чтобы рассчитывать на прощение.

В одну из жарких штурмовых ночей в Берлине мне срочно понадобилось повидать Рыбалко. С трудом разыскал его в 7-м танковом корпусе. Командарм стоял у своего танка и, по-видимому, уже заканчивал ставить задачу командиру корпуса В. В. Новикову.

— ...Выполнит это Драгунский, — говорил Рыбалко.— Сейчас же передайте ему...

— Хорошо, Павел Семенович...— как-то растерянно произнес Новиков.

Рыбалко с удивлением взглянул на него, и Василий Васильевич поспешил объяснить:

— У Драгунского только что погиб Бердиев.

— Какой же это Бердиев? — нахмурился Рыбалко.-—» A-а, вспомнил! Вместе с Драгунским получал Золотую Звезду. Такой веселый, красивый парень. Кажется, грузин?

— Азербайджанец,— уточнил Новиков.— Все приглашал своего комбрига в гости после войны, и вот не уберегся.

Рыбалко огорченно вздохнул:

— Вот еще одного героя потеряли в Берлине...

Об А. К. Бердиеве нам с Павлом Семеновичем позднее рассказал начальник политотдела бригады полковник А. П. Дмитриев, а спустя десятилетия бывший комбриг Д. А. Драгунский с большим теплом написал о Бердиеве в своей книге «Годы в броне».

Прославленный пулеметчик Авас Гашим-оглы Бердиев, которого в бригаде звали Авас Касимович, показал себя смелым и находчивым воином еще в боях на Правобережной Украине, затем в дни освобождения Львова. А когда бригаде Драгунского предстояло форсировать Вислу, Бердиев с пятью бойцами, пока не подошли переправочные средства для танков, переплыл в утлой рыбацкой лодчонке бурную реку. В течение нескольких часов он держал под огнем рвавшихся к берегу гитлеровцев, обеспечив переправу всего батальона. На Сандомирском плацдарме его контузило, но старший сержант не покинул поля битвы, хотя с ним оставалось всего два бойца После тех боев А. К. Бердиеву присвоили звание Героя Советского Союза.

Это — лишь несколько штрихов из боевой биографии славного сына азербайджанского народа, чья героическая жизнь оборвалась в огне и грохоте рушащихся стен фашистской цитадели.

Последний военный Первомай мы встречали б объятом пламенем Берлине, под гром артиллерийской канонады. И все же это был радостный праздник. Все говорило о том, что конец войны близок.

— ...Не на параде, а в жестоких уличных боях встречаем мы свой праздник. Но ничто уже не может вырвать победу из наших рук... От нас с вами зависит ускорение конца войны. Вперед, за полный разгром врага!

Так было сказано в поздравлении Военного совета войскам, которые уже заняли почти весь город.

Получив донесение о боевых действиях, где перечислялись захваченные в тот день 90 кварталов Берлина, Рыбалко удовлетворенно произнес:

— Славно потрудились наши гвардейцы в этот праздничный день. Но теперь не много осталось им трудиться...

Ломая сопротивление все еще упорствующих нацистских фанатиков, воины 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов пробивались через горящие кварталы Берлина навстречу друг другу. К утру 2 мая они соединились. А в середине дня берлинский гарнизон капитулировал.

Над рейхстагом пламенело Знамя Победы.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Над Берлином занимался рассвет. Мне навсегда запомнилось то утро 3 мая 1945 года: в городе воцарилась удивительная и непривычная тишина. Она казалась неправдоподобной после девяти дней и ночей адского грохота артиллерии, разрывов бомб и снарядов, трескотни пулеметных и автоматных очередей. Лишь кое-где среди дымящихся развалин еще рушились остатки стен, напоминая о недавнем злобном упорстве обреченных фашистов.

Думалось: сколько бы уцелело людей, если бы нацисты хоть на несколько дней раньше поняли всю бессмысленность сопротивления...

Стремительно вошел Павел Семенович:

— Собирайся быстрее, а то без тебя уеду!

— Куда? Что случилось?

— Едем к рейхстагу! Посмотрим, что от него оста- х лось. Больше такой возможности не представится.

Через несколько минут наши видавшие виды фронто-Еые шоферы, показывая чудеса водительского мастерства, вели штабные машины по извилистым, узким проездам между руинами. Улицы поверженного Берлина были завалены грудами битого кирпича, над которыми нависали уцелевшие, но готовые рухнуть, исклеванные осколками стены домов. Сквозь оконные дыры лилась синева неба, лучи восходящего солнца высвечивали чудом сохранившиеся комнаты в разбомбленных домах.

Даже нас, уже привыкших к подобным зрелищам,

поражает обилие разбитой техники, искореженных орудий, обгоревших танков с сорванными башнями, изувеченных трамваев, вмонтированных в баррикады. Все это загромождает улицы, вернее, то, что от них осталось. Особенно гнетущее впечатление оставляют зеленые кроны вырванных с корнями деревьев, вкривь и вкось торчащих из глубоких воронок.

А вокруг, куда ни глянешь, словно крылья птиц, полощутся на ветру символы капитуляции: простыни, скатерти, наволочки, а то и просто обрывки белой ткани...

Мы с Павлом Семеновичем устроились сзади, а сидящий рядом с водителем А. С. Гонтой адъютант командующего майор А. С. Чумак, обладавший отличной зрительной памятью, то и дело подсказывает, куда свернуть или как выехать из, казалось, безнадежного тупика.

— Смотри, Андрей, ошибешься—попадем прямо в лапы к недобитым фашистам. Я тебе тогда голову оторву! — шутливо грозит Павел Семенович.— Впрочем, лапы их загребущие мы уже отрубили...

— Не беспокойтесь, товарищ командующий, мы еще никогда не ошибались,— объединяя себя с адъютантом, отвечает Гонта.