Стражи скрытого в лесу храма воинственного волка Упуата встретили Мала устрашающим рычанием. Это были звери, намного превосходящие лесных собратьев ростом и мощью. Волчица, самая крупная и свирепая из всех, приказала войти внутрь. Мал подчинился ее воле. Вместо стен и колон за храмовыми воротами он увидел всё тот же ночной лес. Из-за ближайшего дерева вышел один из проводников Мала.

– Ты не выдержал испытания. Ты предал моего отца и будешь наказан, – сказал зверь и побежал прочь.

– Прошу тебя, остановись! Верни мне Мерит, какой она была прежде!

Старший сын фараона Рамзеса сказал:

– И ничего нет для меня дороже сестры Мерит. Когда она берет в руки благозвучный систр и играет на нем, даже странствующие боги Энеады замирают от наслаждения, что уж говорить о простых смертных. Когда голос ее льется в стенах дворца, они падают ниц, не в силах скрыть благоговение перед пением, уносящим их душу в небесное царство. Счастлив, кто смог уловить в своих одеждах аромат умащений Мерит, потому как нет ничего прекрасней их благоухания. Счастлив похититель черного, как ворон, волоса, упавшего с ее головы, и тот, на кого она случайно обратила взор, ниспослав свое снисхождение. Мне ли, брату ее, не заботиться о той, что испила молока из груди матери моей, мне ли не хранить ее безмятежность?

С малых лет отец обучал меня воинскому искусству. Показывал, как мастер выделывает лук из древа жизни и смерти и крепит на нем бычьи жилы. Я стоял с ним на колеснице, когда озирал он поле при Кадеше. Из моих рук сын бога Ра принял стрелу с широким острием – ту, что положила начало великому сражению с хеттами. Возложил ее воспаленный гневом Рамзес на середину лука, пустил в сторону врага и полетел в битву. Пришло время, и у меня достало сил натягивать тетиву, и падали звери, пронзенные моими стрелами, и нес их к ногам прекрасной Мерит: кто еще достоин моей жертвы? У кого тонкий стан, соперничающий в стройности с виноградной лозой, кто глядит на мир глазами бездонными как ночное небо над Нилом, кто ступает по земле легче полевой лани, какие еще губы источают сладчайший сок, пьянящий как шедех, чей еще голос подобен дыханию северного ветра?

Как зачарованный внимал я нежным песням Мерит, мечтая о том, чтобы дни похожи были друг на друга, как листья с одной и той же ветви. Но нить судьбы, связующую нас, прервал отец. Он полководцу лучшему из лучших обещал, что станет дочь его женой за доблесть на полях сражений.

– Но ведь любовь пронзила нас огненными стрелами, и все воды Нила не смогут залить огонь, что пылает в наших сердцах. Смилуйся, отец, отдай мне ее в жены! И властью, что дана богами, позволь быть вместе брату и сестре.

И слышать не желая этих слов, отец был непреклонен в своей воле. Тогда в отчаянии проник в покои к Мерит, сорвал с нее одежды. Не сдерживая страсть, вкусили мы плоды запретного блаженства. Тогда же схвачен был и брошен на колени пред тем, кто ныне царствовал в Египте.

– Ты свободен от тяжелых работ и кожа рук твоих нежна, живешь в доме, что тяготиться от роскоши, и в конюшнях твоих много быстроходных скакунов. Ты одет в дорогие одежды и ни в чем не испытываешь недостатка. Неужели ты несчастлив?

– Мерит невиновна – я овладел ей против ее воли, – было сказано мною в ответ.

Фараон милостиво даровал мне смерть, предначертанную судьбой. С рожденья предсказана мне гибель от змеиного укуса. Еще в семь лет я в кровь свою впустил змеиный яд. Отец испытывал меня и дал возможность выжить. Противоядие избавило от мук. Но вместе с ними страх мой не исчез. Он до сих пор преследует меня. Теперь я спущен в подземелье, и кобра вслед за мною. Что мне осталось? Молить Анубиса, чтоб покровительствовал во мраке царства мертвых? Змея подползла, капюшон расправила и тело мое обвила, раскрыла пасть, и к коже прикоснулась раздвоенным, как ветка, языком, зубами впилась в грудь. Глаза закрыл от нестерпимой боли, с нею тяжесть навалилась на всё тело. Огненный шар вспыхнул на месте укуса и выжег воздух в груди. Разомкнул веки и вслух проговорил:

– Змея, меня защищает Анубис, так что убирайся прочь, ешь мышей и птиц, предназначенных тебе в пищу богами.

Кобра смотрела на меня неотрывно, и взгляд ее был исполнен сострадания.

– Мерит, кто завтра войдет в чертоги твои, кто будет восхищаться тобою, кто будет любить тебя? – сказал и погрузился в предсмертный сон.

Но огонь, разгоревшийся в моем теле, не спалил дотла. Прохладная влага проникла внутрь и потушила полыхающее пламя. Жажду утолив, глаза открыл, увидел, что губами приник к женской груди, а тело женщины свивается вокруг. Сама змея меня поила молоком!

– Анубис-саб, где ты, открой мне путь в долину мертвых! – призвал стоящего впереди чертога богов.

– Спи, сын мой! – в ответ услышал, и сном заснул без сновидений».

Я очнулся в темноте от ощущения холода, обхватил тело руками и не узнал его. Что со мной и где я? Я лежал на холодном каменном полу, но ни стен, ни потолка не видел. Мое туловище было покрыто змеиной кожей, а ноги, руки и голова остались прежними. Тьма рассеялась, и я смог различить существо с головой собаки:

– Анубис! Значит, я в царстве мертвых?

– Ты не умер, сын моей дочери, – сказал Анубис. – Кебхут, посмотри на него!

К Анубису подползла иссиня-черная кобра, та самая, что накормила меня молоком, и величественно подняла голову. Колени мои подогнулись, и я в благоговении пал ниц.

– Ты просил моей защиты, и я явился к тебе. Я – твой господин, – сказал Анубис.

– Я повинуюсь тебе.

– Ты обретешь силу и могущество – весь Египет будет у твоих ног.

– Хочу, чтобы Мерит была со мною! – я не решился сказать об этом вслух, но Анубис услышал мои мысли:

– Она будет твоей, если ты будешь верой и правдой служить мне.

– Я клянусь тебе в верности.

– Я принимаю твою клятву. Ступай, тебя ждет мой сын Упуат. Он укажет путь, – сказал Анубис.

Всё разом исчезло, как будто я провалился в глубокий колодец, а вынырнул из него уже рядом с Мерит. Она лежала на лесной траве, и ее охранял волк Упуат. Вокруг лежали мертвые тела вооруженных людей. Среди них был и жених сестры. Вода протекавшего рядом ручья помутнела от крови. Мерит открыла глаза и долго смотрела на меня, потом прикоснулась к лицу, провела рукой по плечу и желто-коричневой змеиной коже, улыбнулась и прильнула ко мне. Я облегченно вздохнул:

– Она всё знает.

Любовь нахлынула с новой силой. Я поцеловал ее в губы и, нежно отстранив, подошел к мертвому жениху, снял с него доспехи, отбросил их в сторону, стащил с тела платье с широкими рукавами и надел его.

– Я знала, что ты жив, – сказала сестра и с благодарностью посмотрела на волка, – он пообещал мне, что ты придешь за мной.

Упуат встал и призвал идти за собою. К вечеру мы прибыли к вратам Саиса. Нас препроводили к наместнику. Тот вел себя так, как будто был заранее извещен о нашем прибытии, проявляя чудеса гостеприимства. Казалось, утраченное без возврата счастье вернулось…

Но длилось оно лишь семь дней, пока в Саис не прибыл Фараон в сопровождении Великого жреца. Мы встретили их в городском саду. Увидев нас вместе, жрец задрожал всем телом и сказал:

– Их нельзя убивать, повелитель. Принадлежащие им тела связаны с душами священных животных. Если они умрут по вашему приказу, Египет снова разделится на две половины, и белая корона объявит войну красной.

– Вняв его словам, фараон велел слугам проводить нас в храм Тота. Я и Мерит, держась за руки, вошли в лабиринт и долго переходили из одного коридора в другой, пока не увидели светящееся облако, которое постепенно приобретало очертания человеческой фигуры. Мы пошли навстречу и остановились, различая во всем величии облик божества с головой Ибиса, могущественного Тота, источающего свет мудрости. Мы разомкнули руки, склонились и услышали мягкий голос:

– Змея и волк похитили ваши души – хотите ли вы вернуть их?

– Великий Тот, мне не хватает ума, чтобы понять сказанное тобою, – ответил я, не поднимая глаз.