Вскоре добытые разными путями сведения были объединены полковником Пушкиным в соответствующем донесении. Анализируя оборонительную систему Рущука, полковник указывал, что наиболее слабая часть крепости есть юго-восточная, где имеются господствующие высоты. Именно отсюда, видимо,,и надо вести осаду и штурм Рущука. Однако в том же донесении командир*нарвеких гусар позволил себе высказать мнение, что штурм Рущука без основательной и долговременной подготовки был бы делом чрезвычайно пагубным для русских войск ввиду огромного количества жертв. Это было совершенно очевидно.
После неудач под Плевной из Главной квартиры последовал приказ войскам восточного фронта перейти к прочной обороне. Ни о каком штурме Рущука цесаревич теперь не помышлял.
Узнав об этом, Пушкин облегченно вздохнул:
— Вот уж впрямь не было бы счастья, да несчастье помогло... А то бы еще одну Плевну имели. Да, пожалуй, пострашнее...
Горько было слушать о больших потерях русских войск. Знакомый офицер связи, бывший под Плевной во время второго штурма, рассказывал о том, как батальоны, по предписанию Криденера, шли с музыкою в сомкнутых построениях под турецкую картечь...
Невольно вспоминались Александру Александровичу строки из отцовского «Путешествия в Арзрум» о штурме турецкой батареи: «С восточной стороны Арзрума, на высоте Топ-Дага, находилась турецкая батарея. Полки пошли к ней, отвечая на турецкую пальбу барабанным боем и музыкою».
Было это в 1829 году. Считай, полвека прошло. И вооружение давно переменилось. Турки бьют из английских винтовок на две тысячи шагов прицельно, да и пушки у них крупповские, не чета прежним. А русская наступательная тактика все та же — отвечать на вражеский огонь по преимуществу «барабанным боем и музыкою...». До каких же пор будет это продолжаться?..
В начале августа начальник штаба Рущукского отряда генерал-лейтенант Петр Семенович Ванновский отдал при-
каз пехоте и артиллерии усилить полевые укрепления, а кавалерийским частям выдвинуться вперед, образовать сплошную аванпостную линию по всему фронту. Ожидалось, что после успехов на западе турки непременно начнут активные действия здесь, на востоке.
13-й Нарвский полк выставил дозоры на своем участке вдоль обрывистого берега Кара-Лома, в непосредственной близости друг от друга, по два конных гусара на каждом. Сменные посты несли свою зоркую службу день и ночь.
Однако новый турецкий главнокомандующий Мехмет-Али-паша оказался еще более осторожным, нежели его предшественник. Никакой активности он пока не проявлял. На том берегу Кара-Лома в зоне видимости гусарских аванпостов производились бесконечные перемещения турецких отрядов: скакали взад-вперед шайки башибузуков, маршировали, алея фесками, таборы низама, грохотали тулумбасы, медью и сталью поблескивали на солнце пушки, иногда открывавшие стрельбу холостыми. Судя по всему, у турок шли военные учения.
Трижды на рассвете под покровом тумана конные неприятельские отряды пытались в разных местах перейти Кара-Лом и произвести рекогносцировку русских позиций, но всякий раз нарвские гусары решительным сабельным ударом опрокидывали их в реку, а потом метко били вдогон отступавшим из своих карабинов. Турки несли значительные потери, а у гусар не было даже раненых.
Полковника это искренне радовало: нет, не зря столько сил и времени было отдано в каменистых яругах под Яновом учебным атакам, а особенно стрельбам. Все пригодилось. И как тут не вспомнить добрым словом штаб-ротмистра Максимова. Где-то сейчас любезный Евгений Яковлевич? С началом военных действий связь с ним прервалась. По слухам, он в качестве военного специалиста находился в последнее время при штабе сербской армии князя Милана. Может, еще и приведет бог встретиться здесь, за Дунаем...
9 августа Мехмет-Али-паша решился наконец атаковать русских. Местом агаки была выбрана небольшая деревушка Аяслар, не так далеко от которой находились и позиции нарвеких гусар. Удар турецкого низама приняли на себя Невский и Софийский пехотные полки, которые сумели не только выстоять перед натиском неприятеля, но и снова потеснили его на другой берег Кара-Лома.
Ранним утром 11 августа им на смену подошел из ре-
зерва Волховский полк, в составе которого был и вольноопределяющийся Всеволод Гаршин. Турки предпринимали отчаянные попытки выбить русских с захваченного ими поросшего колючим кустарником каменистого холма. Болховпы, выстояв, сами перешли в контратаку. Этот бой Гаршин вскорости подробно опишет в своем очерке «Аяс-ларское дело», который в ноябре 1877 года появится в воскресном прибавлении к газете «Новости»...
Через неделю турки начали массированное наступление 40-тысячной группировкой войск под командованием Ахмеда-Эюба. Перед ним была поставлена задача прорвать фронт Рущукского отряда в центре, выйти по наиболее короткому пути к Беле, а затем отрезать русских от Систовской переправы, единственного пункта, через который осуществлялась связь Дунайской армии с тылом.
Первый удар был нанесен по войскам 13-го корпуса, которые не выдержали натиска намного превосходящих сил противника и были вынуждены оставить свои позиции на берегу Кара-Лома.
Ободренный успехом Ахмед-Эюб повел наступление на Капелево и Аблаву. Здесь разгорелись самые жестокие бои.
Штаб цесаревича, видимо, отчетливо не представлял себе серьезности создавшегося положения. О резервах на участке возможного прорыва никто не позаботился. Туда не были даже подвезены дополнительные боеприпасы. В тот момент, когда части 13-го корпуса, яростно отбиваясь от наседавшего противника, неся тяжелые потери, медленно, в полном боевом порядке отходили назад, наследник в сопровождении многочисленной свиты затеял на северном участке фронта парадный объезд передовых позиций с построениями и рапортами по всей форме.
Сражающиеся русские войска, не получавшие вразумительных приказов, действовали самостоятельно. Снова все решалось мужеством и выдержкой русского солдата и инициативностью отдельных командиров.
Во время жестоких августовских боев на высоте эка-зался и 13-й Нарвский гусарский полк. Он был в деле почти беспрерывно. Нарвские гусары самоотверженно прикрывали отход наших частей, предпринимая горячив контратаки против наседавших турок. Они громили и башибузуков, и регулярную конницу низама, и, используя стремительность маневра, наносили успешные удары по неприятельской пехоте.
;> Э1и тяжелейшие дни полковник Пушкин много раз сам водил в бой свои эскадроны. Храбрости и уменья ему бы то не занимать. Великолепный наездник, Пушкин отличался меткостью стрельбы, в совершенстве владел холодным оружием. Гусары разом приободрялись, когда видели впереди сухощавую, быструю фигуру полковника. По натуре мягкий и добрый человек, в нужной обстановке Александр Александрович превращался в крепкого, волевого командира. Даже в самой горячей схватке он не терял хладнокровия и выдержки, отлично понимая, что от его действий во многом зависит жизнь подчиненных. Полковник не терпел беспечности и пренебрежения к противнику. Своим офицерам он неоднократно говорил:
— Умейте уважать неприятеля. Никогда не считайте его глупее и слабее и стремптесь в решительной ситуации как бы поставить себя на его место...
Кавалерийский бой, в котором иногда все решается за несколько минут, по глубокому убеждению Пушкина, должен строиться на строгом расчете и умении молниеносно оценивать обстановку. Он не верил в слепую удачу и любил повторять суворовские слова: «Сегодня счастье, завтра счастье — помилуй бог! Надобно сколько-нибудь и ума...»
Нарвцам не раз в эти дни приходилось туго. Под полковником Пушкиным пали от турецких пуль шесть лошадей. Эфес его сабли был погнут ударом кривой черкесской гурды. Осколком турецкой гранаты, резанувшим вскользь, ему как бритвой рассекло лакированное голенище сапога. Однако, как говорится, бог миловал — на теле не было ни парапины. А потери полка становились все ощутимее. Заметно поредели эскадроны. Тяжело ранен добрейший Гаврила Ипполитович Ишутин. Вражеской пулей в лицо убит полковой священник отец Анфимий...