На восточный фронт прибыл новый главнокомандующий — жестокий и решительный Сулейман-паша, корпус которого так и не смог оседлать Шипкинский перевал, обороняемый русскими солдатами и болгарскими ополченцами с невиданным упорством.

Сулейман рьяно взялся за исполнение все того же давнишнего турецкого плана, который не удалось осуществить двум предыдущим главнокомандующим: прорвать

восточный фронт, выйти к Систовской переправе и отрезать Дунайскую армию от России.

Не мешкая он бросил 32-тысячную группировку при 54 орудиях против русского 12-го корпуса в районе Пир-госа — Мечки — Трестника. В успехе Сулейман не сомневался, ибо обеспечил своим войскам на этом участке более чем двукратное превосходство в силах. Однако туркам удалось лишь первоначально потеснить левый фланг русских, которые тут же перешли в контратаку и отбросили неприятеля на прежние позиции.

Разъяренный Сулейман решил нанести второй удар, мощный и коварный, в самое уязвимое место — в стык восточного фронта и Южного отряда генерала Радецкого.

— Я всажу свои отборные таборы, как ятаган, в расслабленное подбрюшье русской обороны. Этот кружной путь станет самым коротким к победе. Войска поведу сам. Трусов у меня не будет. Да поможет мне аллах!.. — сказал Сулейман на военном совете. Его черные навыкате глаза с желтыми болезненными белками горели недобрым огнем.

30 тысяч низама, сопровождаемых шайками башибузуков, под знаменем самого главнокомандующего устремились к Елене. Этот маленький городок, с трех сторон зажатый горами и прикрывавший дорогу на Тырново, оборонял четырехтысячный отряд генерала Домбровского. Здесь суждено было разыграться еще одной кровавой трагедии Балканской войны.

13-й Нарвский гусарский полк был поднят ночью по тревоге. Полковник Пушкин получил предписание начальника кавалерии Рущукского отряда барона Александра Федоровича Дризена немедленно форсированным маршем двигаться к Елене и, взаимодействуя с другими конными частями и действуя по обстановке, попытаться с ходу атаковать захваченный турками город.

К исходу следующего дня полк вышел в окрестности Елены, где гусары встретили первые разрозненные группы солдат и офицеров разбитого отряда генерала Домбровского. Были здесь и потерявшие коней драгуны, и оставшиеся без пушек артиллеристы, и севцы, и брянцы... Вид у них был не очень приглядный: многие без мундиров и шинелей, в одном нижнем белье и сапогах и, чтобы согреться, кутались в полотнища от палаток. Горько было слушать их рассказы о том, что произошло под Еленой.

Преступную беспечность, как оказалось, проявил командующий 11-м корпусом барон Деллингсгаузен. Привыкнув к пассивности турок на своем участке, он даже мысли не допускал о возможности здесь их крупного массированного наступления. На донесении командира 13-го драгунского полка, сообщавшем об опасном переме-

щении неприятельских войск, барон собственноручно наложил резолюцию: «Вы таких страстей наговорите про турок, что ночью приключится кошмар...» Донесение было преспокойно подшито к делу.

И кошмар действительно приключился. На рассвете 4 декабря таборы Сулеймана яростным ударом с двух сторон, смяв драгунские аванпосты и захватив передние русские траншеи, бросились на наш лагерь. Началась дикая, кровавая резня. Полураздетые солдаты и офицеры, едва успев понять спросонья, что происходит, хватали ружья и кидались в рукопашную схватку. Однако силы были не равны. Началось отступление. На узких улочках Елены, загроможденных артиллерийскими фурами, пушками, патронными ящиками, творилось что-то невообразимое...

Турки обходили город, стремясь окружить и запереть русских в котловине, не дать им пробиться к гребню большого близлежащего холма, который мог бы послужить отступавшим естественной оборонительной позицией.

Блестяще проявил себя в этой опаснейшей ситуации командир Орловского полка полковник Клевезаль. Собрав две роты своих пехотинцев, он повел их в штыковую атаку. Орловцы из состава этих двух рот погибли почти все до единого, однако турок сдержали и дали возможность остальным русским частям пробиться из окружения.

Наши потери были значительны. Особенно пострадали Севский и Брянский полки, покрывшие себя славой при обороне Севастополя и геройски сражавшиеся в недавних боях на Шипке.

От полного разгрома отряд Домбровского спасло только то, что турки, натолкнувшись на отчаянное сопротивление отступающих русских, не решились их преследовать, а по своему обыкновению, захватив город, предпочли гут же заняться его грабежом. Самонадеянный Сулейман был уверен в своей силе и решил дать отдых охмелевшим от победы и крови таборам перед дальнейшим наступлением.

Вслед за нарвцами на ближние подступы к Елене форсированным маршем подошли и другие кавалерийские части: ахтырские гусары, 12-й казачий полк под командованием георгиевского кавалера лихого полковника Креше-тицкого... Посовещавшись между собой, русские командиры решили сделать ставку на стремительность и внезапность: атаковать город конными соединениями с трех сторон, не дожидаясь подхода резервной пехоты. Непре-

менно хотели участвовать в деле хотя и потрепанные, но не сломленные духом части отряда генерала Домбровского. У них с турками были свои счеты.

Ранним утром по единому сигналу кавалерийские полки ринулись в атаку. Ахтырские гусары и казаки, обтекая город с двух сторон, брали его в кольцо. Полковник Пушкин во главе своих нарвцев мчался прямо к Елене. Под копытами разогнавшихся коней гудела и стонала примороженная с ночи земля. Могучее «ура» грозным валом накатывалось на город.

Расчет на быстроту и внезапность целиком оправдал себя. Турки, упоенные успехом и грабежом, не ожидали ответного удара русских. Да еще такого! Вражеские батареи успели сделать по нескольку выстрелов и испуганно замолчали. Над летящими конными лавами зависли, медленно тая, белые кудрявые облачка турецких шрапнелей. Урона наступавшим они почти не причинили. В городе началась паника. Первыми вымахнули из Елены с воплями ужаса и бросились врассыпную шайки башибузуков. За ними беспорядочно побежали хваленые отборные таборы Сулеймана. В толпах отступающих мелькнуло несколько раз и сникло зеленое знамя главнокомандующего...

Нарвские эскадроны, ворвавшиеся в узкие улочки Елены, круша на своем пути неприятеля, стремительно пронзали город. Резко и отрывисто били гусарские карабины. Звенела неистовая сталь палашей.

То тут, то там вспыхивали пожары. Турки, как всегда при отступлении, начали поджигать болгарские дома. Полковник Пушкин приказал части своих гусар спешиться и помочь мирным жителям бороться с огнем. Город был спасен.

В течение нескольких суток 13-й Нарвский полк преследовал беспорядочно отступающего неприятеля. С ходу был занят и освобожден город Бобров. Гусары еле держались в седлах от усталости. Окончательно выбились из сил и кони. Полковник Пушкин отдал приказ прекратить преследование.

Здесь, в Боброве, нарвцы узнали радостную и долгожданную весть: Плевна пала! Осман-паша со всей своей армией капитулировал.

В низеньких болгарских храмах служили благодарственный молебен. Возбужденные гусары обнимали друг друга. Пленные турки с серыми, сумрачными лицами

протягивали руки к русским и монотонно твердили: «Эк-мек... Эк-мек...» ¹².

Хлеба у победителей не было.

В морозном воздухе свежо и молодо пахло первым снегом.

Через несколько дней после падения Плевны Александр II пригласил к завтраку пленного Османа-пашу и в благородном порыве вернул ему саблю. Потом государь, произведя здесь же, под Плевной, на берегу реки Вид, прощальный смотр войскам, в сопровождении свиты торжественно отбыл с Балканского военного театра в Россию. Кампанию он считал блистательно и победоносно завершенной.

В сыром холодном Петербурге готовили к пышной встрече ковры и красное сукно с горностаевой опушкой. На улицах возводились триумфальные арки и опробовалась грандиозная иллюминация из газовых рожков. Северная столица собиралась чествовать государя-победителя.