Она спрашивала:

— Мы будем всегда вместе?

— Да, милая.

— И всегда ходить в лес?

— Да.

— И поедем в город слушать оперу?

— Да, поедем.

— И ты мне купишь букет гладиолусов?

— Все цветы, которые будут продавать перед теат­ром, скуплю тебе.

— Ты говоришь это, чтобы сделать мне приятное?

— Нет.

— Обманщик! Скажи, что ты это говоришь, чтобы, сделать мне приятное.

— Да.

— Ну, вот, то-то... А пока протяни руку и сорви мне цветок шиповника. Смотри, как красиво в его середине сидит пчела. Только не спугни ее.

— Держи.

— Правда, красиво?

— Очень. Держи еще в подарок божью коровку.

— Спасибо. Смотри, она сидит у меня на пальце, как камушек в кольце. Пусть она улетит. Смотри, как поползла по руке.

— Ей нравится ползать по твоей руке, потому что у тебя ласковая кожа.

— Это ты сам придумал или вычитал в книге?

— Нет, я это слышал у Семена Шаврова.

— У Семена? Это на него не похоже.

— Видимо, любовь облагораживает людей. Мужчинам, например, в таких случаях хочется говорить сти­хами.

— И ты мне тоже будешь говорить стихами?..

Наговорившись, мы бродили по лесу. На вырубках буйно цвел иван-чай. Никогда прежде я не думал, что, собранный в огромный букет, он может так красиво по­лыхать огнем. Иногда я залезал в лесное озеро, чтобы надергать белых лилий. Лада сидела на берегу; обры­вая лепестки ромашки, говорила:

— Когда любишь природу, она относится к тебе с благодарностью. Еще не было, случая, чтобы ромашка не подтверждала твою любовь ко мне. Правда, иногда я немножко плутую. Но это для того, чтобы ты шел на жертвы. Вон, сорви мне еще ту лилию. Видишь, огром­ная? Не ленись.

— Там вязкое дно.

— Ничего. Ромашка говорит, что ты должен это сделать.

— Ты, наверное, опять сплутовала?

— Нет. На этот раз нет.

Как-то, когда ее отпуск подходил к концу, она ска­зала мне:

— Слушай, а почему ты ничего не говоришь мне о том, чтобы я уволилась из института? Или тебя не устраивает такая жена, как я?

Я зажал ей рот и сказал удивленно:

— Но это же дело решенное?

Видя, что она молчит, спросил:

— Разве ты еще не написала заявления?

— Написала,— сказала она сердито.— Но оно лежит неотправленным.

— Почему?— удивился я еще больше.

— Почему, почему? Да потому, что хотя наш дирек­тор и человек, а не Хохлов, но ему нужен документ.

— Какой? — спросил я, не понимая, что мой вопрос невероятно глуп.

— Здравствуйте, я ваша тетя, как говорят остряки,— сказала она так же сердито.— Документ, что я твоя жена.

Чувствуя, как заливаюсь краской, я признался откро­венно:

— Ты видела еще когда-нибудь такого идиота? А? Видела?

— Нет, ты единственный, потому я тебя и выбра­ла,— сказала она шутливо.

— Тогда собирайся, поедем в Раменку.

— Зачем?

— Семен Шавров туда возил свою Феню.

— Можно и в поселковый Совет. Я узнавала.

Я вскочил и поцеловал ее.

— Пошли! Форма одежды — парадная.

Позже, когда мы вновь были в лесу, она церемонно подставила мне щеку и произнесла.

— Поздравьте, пожалуйста, свою жену.

А потом, оборвав последним лепесток ромашки, спро­сила лукаво:

— Знаешь, на что я загадала?

— На что?

— Что в следующее воскресенье ты отправишься в город и побьешь рекорды. Я слышала по радио, что снова будут соревнования.

— Мы уже с тобой отправлялись.

— А сейчас все будет сделано по-другому. Ты забе­решь с собой диск и ядро и самостоятельно войдешь в круг.

— Отстранив плечом метателя?

— Нет. Если там будет метатель, ты станешь рядом и метнешь. Это получится еще нагляднее.

Как будто шутя, но Лада все время подталкивала меня на то, чтобы я не отступался от своей мечты.

— Ладно,— согласился я.— Только ты не езди со мной: я не хочу, чтобы ты видела, как меня с позором выведет со стадиона милиционер.

Она не забыла о моем обещании и субботним утром напомнила мне беспечным тоном:

— Ты как будто в воскресенье собирался в город? Может, тебе доложить об этом директору, чтобы он не потерял тебя?

— Да ладно уж,— рассмеялся я.— Все твои ухи­щрения шиты белыми нитками... Что с тобой делать — пойду сегодня к директору. Но учти, заговорщица из тебя не выйдет...

Никогда при Хохлове я не мог зайти так запросто в директорский кабинет, как заходил сейчас, да еще с таким разговором.

— Ну, что у вас, Александр Николаевич?— спросил меня директор, близоруко щуря глаза.

— Да вопрос у меня необычный и к работе не имеет никакого отношения, — признался я и рассказал ему все. Он улыбнулся:

— Кроме футбола, я в спорте ничего не смыслю, но вижу одно: вы хотите прославить Быстрянстрой. И по­этому мы должны вам всемерно помочь. Командировку я вам оплатить не могу. Но давайте все-таки заполним командировочное удостоверение.— Он взял бланк, встряхнул автоматическое перо, подумал и начал пи­сать, говоря медленно:— Кому? Снежкову Александру

Николаевичу. Куда?.. Город... стадион «Динамо»... Для какой цели? На побитие рекорда... Вот, по-моему, полу­чилось убедительно.

Мы оба рассмеялись.

Он произнес:

— Чем черт не шутит, вдруг побьете рекорд? Тогда эта шутливая командировка останется вам на память. Пусть она будет вехой на вашем тернистом пути ре­кордсмена.

Он подвинул мне пачку «Казбека» и, когда я отка­зался, спохватился:

— Ну, конечно! Спортсменам курить не положено. И я хотел бросить, да вот незнакомая работа заставила опять взяться за прежнее. Ну, ни пуха, ни пера, как говорится.

Я с благодарностью взглянул в его скуластое лицо, рассеченное от виска до губы розовым шрамом. На нем был китель с орденом Отечественной войны. Я подумал, что армия дала нам много прекрасных людей

Лада захлопала в ладоши, прочитав мою команди­ровку и, взяв меня за уши, приблизив свое лицо к моему, сказала:

— Ах, Сашка! Я знала, что все так хорошо сложит­ся. Сразу видно — он настоящий человек.

Освободившись от ее рук, я взялся за щеку и пожа­ловался на больной зуб.

— Сейчас же отправишься в больницу,— распоря­дилась она.

Я пошутил:

— Тебе не кажется, что ты превращаешься в мою няньку?

Погладив меня по щеке, Лада сказала:

— Мне нравится опекать тебя, глупый ты мой.

Выйдя от врача, показывая ей выдернутый зуб, я заявил:

— Неплохо бы сейчас выпить двести граммов нарко­за, а то уж очень ломит челюсть.

— А это не помешает твоему завтрашнему выступ­лению?

Потом, пересчитав в сумочке деньги, продолжила:

— Пойдем, куплю. На что не решишься ради под­держания здоровья будущего обладателя рекорда!

— Я пошутил.— сказал я.

— Правда? А то, давай, покутим?

— Нет, Ладочка.

— Отказываешься?

— Да.

— Смотри, зубы не каждый день рвут. Больше тако­го предлога не будет,— сказала она, защелкивая сумочку.

— Сопов бы, наверное, согласился каждый день рвать,— рассмеялся я.

— Конечно. Вот я на днях как раз прочитала: есть такое ископаемое, у которого штук двести зубов было. Вот бы Сопову! На целый бы год хватило.

Так же шутя, не показывая виду, что она волнуется, Лада проводила меня на следующее утро в город.

Главным судьей была знакомая уже мне женщина Я вежливо поздоровался с ней и сказал:

— Я снова явился к вам.

— Ах, да,— сказала она.— Вы разыскали предсе­дателя «Энергии»?

— Нет.

— А что так?— произнесла она с огорчением.

— Вы простите меня, но, честное слово, у меня нет возможности выбраться в город в простой день.

— Ну, а что же я могу сделать?— развела она ру­ками.

Я развязал вещмешок и показал ей диск и ядро:

— Видите? Это мои снаряды. Напрасно вы думаете, что я случайный человек для спорта.

Вещественное доказательство, видимо, подействовало на нее. Она поколебалась еще немножко и потом пред­ложила:

— Пойдемте, я скажу, чтобы вас допустили.

Давешний длинный, как жердь, мужчина в шелковой безрукавке и белых брюках хмуро ее выслушал, ни ра­зу не взглянув в мою сторону. Угрюмо возразил: