Было далеко до рассвета, и неожиданно для горожан, вне времени, пробил колокол на дворцовой площади.

— Что это значит? — вскочил испуганно император, и закричал от «привидения».

Из-за портьеры вышел усталый, но улыбающийся Мних.

— Это значит, что все в порядке.

— И Вы были здесь? — пришел в себя Константин.

— Я всегда с Вами, Ваш раб, Ваше величество, — доктор тоже стал на колени и, целуя руку, — благослови Вас Бог, мой император! Извечно единственный и законный!

Вопреки традициям, царь Константин VII Порфирородный, будучи примерным зятем, не казнил Стефана и Константина Лекапинов, и даже не позволил их ослепить или вырвать им языки, а так же, как их отца Романа, постриг братьев в монахи и отправил в пожизненную ссылку на тот же остров.

А в Константинополе еще много оставалось родственников и сторонников Лекапинов, и они не желали уступать власть. То, что тлеет заговор, было очевидным. Но Константин VII впитал дух подчинения, и будучи слабохарактерным, во всем доверялся честолюбивой и гордой царице Елене, которая, в свою очередь, после семи родов сильно располнев, уже постарев, потеряла былую привлекательность, и дабы удержать любовников — потакала им. И результат не замедлил сказаться.

Кто-то не хуже Мниха, а Ана вслух сказать боялась, да все же считала, что все, с обеих сторон, организовал именно он, чтобы окончательно сместить с арены сторонников Лекапинов, еще во множестве оставшихся на многих должностях. Словом, как исторически было принято, на ипподроме объявились бежавшие с острова Стефан и Константин Лекапины и их многочисленные сторонники, в том числе крупные военачальники. Сюда уже были подтянуты около трех тысяч воинов для захвата Большого дворца с целью переворота.

Под лозунгом «Лекапины — цари!» армия в боевом порядке двинулась на столицу. В Константинополе началась паника. И лишь Астарх, то ли был заранее оповещен, то ли, как положено, был начеку. Уступая количеством, он умело расположил небольшие отряды наемных гвардейцев с Кавказа по секторам Константинополя. А в войсках заговорщиков на узких улицах города порядок нарушился, и шли они толпой, больше думая о мародерстве, чем о битве. Поглубже заманив противника, расслабив его непротивлением, в определенный момент Астарх дал команду, и со всех сторон, даже с тыла, выступили мобильные в городских условиях отряды.

Схватка была не на жизнь, а на смерть. И в ней огромную роль сыграли простые жители столицы, которые не желали возврата развратных детей Романа к власти.

Ряды заговорщиков были сломлены, кто был истреблен, кто пытался спастись бегством. И к удивлению, сохранилась запись об этих событиях арабского путешественника: «…Вдруг из какого-то дома выскочила златоволосая белая женщина, очаровательная, как малик[48], от взмаха ее руки гвардейцы императора застыли, словно статуи, а она схватила из-под их мечей уже раненого заговорщика и скрылась вместе с ним в ближайшей подворотне…».

Понятно, что это Ана Аланская-Аргунская еще раз попала в хронику исторических событий. А спасала она от мечей своего названного брата Бозурко. Однако на сей раз императорский указ был суров. Заговорщиков, а тем более тех, кто стоял во главе, — искали повсюду, и по доносу в доме Аны обнаружили Бозурко. Мних в категоричной форме устранился, сама Ана ничего поделать не смогла, и скорый суд приговорил Бозурко к казни. И Ана уже оплакивала брата, да в самый последний момент последовала царская амнистия, и более того, Бозурко вновь при дворе — царица Елена не нашла ему достойную замену.

Факт с Бозурко — единичен, а так многие судьбы, если не головы, пострадали; были отвергнуты от двора, даже высланы из столицы. В период этой регенерации Мних был очень активен, деятелен и даже подолгу не появлялся в доме Аны, а появился — ее несказанно удивив.

— Ваша светлость, особо не переживайте, Ваша сестра Аза в полном здравии; мы ее скоро освободим, — перед ней предстал уже знакомый по Криту Никифор Фок.

Фок — в те времена известная фамилия в Византии, обладавшая огромными землевладениями. Многие из Фоков были при дворе, служили в армии, а Константин Фок стал главнокомандующим сухопутными войсками. Именно Константин Фок, при поддержке Мниха, сцепился с Романом Лекапином в борьбе за трон. Как известно, тогда Фоки проиграли. Сам Константин Фок и многие члены его семьи были казнены и сосланы в ссылку.

В то время молодой, способный Никифор Фок служил в армии, и хотя был только в дальнем родстве с Константином Фоком, мог пострадать, и лишь благодаря помощи и связям Мниха он тогда бежал к арабам в Тарс, откуда перебрался на Крит, и теперь, когда Лекапины были свергнуты, при пособничестве Мниха Никифор вдруг стал сыном Константина Фока и был востребован в Константинополь, и как бравый военный, способный отвоевать остров Крит, был назначен магистром, командующим особой группой войск.

Остров Крит — испокон веков оплот Византии в Средиземном море — был захвачен сарацинами в конце IX века и уже около ста лет находился в их владычестве. Возвращение острова в состав империи было стратегически важно как для императора Константина VII, так и для всего народа. Правда, по расчетам Никифора, для организации успешной экспедиции нужны были огромные затраты, а в казне после смуты, смены власти — пусто.

И тут снова на арене действий появляется Зембрия Мних. Он твердит императору: поиздержался, стал бедным, да найдет людей, кто будет финансировать экспедицию; конечно, не просто так, а за интерес, и немалый, ведь война — самое доходное предприятие.

Начинается затяжной подготовительный этап, и он идет по двум направлениям: военному и дипломатическому. По первому направлению строятся суда, идет новый набор рекрутов, заготавливается оружие, в том числе и сверхсовременное — «греческий огонь», смесь серы, селитры и нефти (изобретен в 676 году в Константинополе химиком Каллиником и впервые применен в 678, уничтожив арабский флот, осаждавший столицу Византии); и восточные мины из пороха, доставленного по заказу Мниха купцами из далекого Китая.

Сам Мних возглавил дипломатическую сторону. Вначале посольство Византии во главе с евнухом Стефаном, куда входил и сам Зембрия, отправилось в Испанию к халифу Кордовы — Абдурахману III, заключило мир, оговорив взаимные уступки и подношения — в результате западные берберы согласились в случае чего не вмешиваться в дела единоверцев на Крите.

То же самое было достигнуто и с восточными арабами в Сирии. К тому же в Сирии и дальше на восток было не до Крита; халифат разделился на мелкие княжества, и эмиры меж собой вели изнурительные войны.

Нейтрализовав соплеменников противника на западе и на востоке, дипломатия Мниха двинулась на север, в Хазарию. И хотя официальная часть состояла в вербовке наемных войск из числа кавказцев и печенегов, что-то еще Мних там «пронюхал», уж больно долго он там гостил.

А вернувшись с родины Аны, он сказал ей:

— Вы, чеченцы, правы: действительно, прекрасный уголок земли, и не зря вы его назвали — Хаз-ари… Однако жить мы там не будем. Уж больно оживленное место, на перекрестке путей, и много интересов там переплетается… покоя не будет.

— Мне и здесь нет покоя, — тоскливо ответила Ана, и не сдержавшись, вспылила. — А с чего Вы решили, что я с Вами должна жить? И там, где Вам вздумается?! Я буду жить, с кем я хочу, и, освободив сестру — дня здесь не останусь.

— М-да, — вроде спокоен Мних. — То-то я смотрю, в последнее время ты переменилась… уж больно задумчивая стала.

— Как Вы можете «смотреть»? — от раздражения Ана еще дальше удалилась от Зембрия. — Вы-то уж год как в разъездах… а, впрочем, у Вас везде ведь «уши» и «глаза» есть… Только видят они все на свой лад.

— Ну, это ты зря, — вроде шутейно-издевательский тон доктора. — К примеру, вижу, что ты вконец влюбилась… Хм, небось и замуж собираешься?

Ана молчала.

— И кто же этот счастливец? — как ни уходила Ана по большой зале своего городского дома, а Мних настойчиво следовал за ней. — Так кто же он?.. Скажи, — сладко шипел его тоненький голосок.