– Что мучает тебя, Синеус? Большие волны вернутся?

 – Нет, шторм заканчивается.

 – Тогда что же?

 – Я не знаю, как нас встретят.  Мой брат сомневался в успехе, раз послал тебя вместе с нами.

 – Думаешь, золота и мехов не хватит, чтобы нанять варягов?

 – Золото –   не все для варяга, хотя, наверное,  ты знаешь о моем народе больше, чем я. Наш род – изгой, наши корни подрублены – боюсь в своей стране – мы чужаки. И  –   меня смущает кольцо…

 – Расскажи мне о нем. Не беспокойся, Рюрик обещал, что тайн от меня у вас быть не должно.

 – Да, он советовал во всем опираться на твою помощь. Что тебя интересует?

 – Я слышал, что кольцо раньше принадлежало Меру, знаю, как оно попало к Рюрику, но в чем его значимость, почему оно смущает тебя, и ты открыто не носишь его на своей руке?

          Синеус вынул из-за голенища сапога, сшитого из телячьей кожи, кусочек холщовой ткани, аккуратно развернул его и протянул мне узенькое золотое колечко, по всему ободку которого причудливыми, не встречавшимися мне ранее  письменами были выгравированы два коротких слова.

 – Отец Мергуса был знатным конунгом, а  кольцо – знак княжеской власти. Но у Мергуса осталось много влиятельных врагов, и носить его напоказ – по крайней мере, не разумно.

 – Не думаю. Опасностей нам хватит и без него, а с ним мы вызовем дополнительный интерес, а возможно и доверие. Надень его, Синеус.

         Варяг согласился со мной, и остаток ночи спал как убитый, положив под щеку широкую ладонь с узловатыми пальцами, на одном из которых теперь было надето кольцо Мергуса.

          Утром очертания берега вызвали в нас и неподдельную радость, и растущую настороженность.

          Города, как такового действительно не было, но среди непритязательных жилищ, выложенных из крупных неотесанных камней, высился просторный замок, в котором при желании разместились бы десятки семей. Он не был достаточно укреплен на случай осады или штурма, служив в первую очередь надежной защитой от шквальных ветров и людского любопытства. 

         Мы без помех выбрались  на берег, никто не вышел нам навстречу, хотя я физически всей кожей ощущал, что наше появление не прошло незамеченным, и за нами постоянно следят несколько внимательных пар глаз. От такого приема мы растерялись больше, чем от неприкрытой враждебности или недоверия, которые готовились встретить в варяжской земле. Нам с Синеусом ничего не оставалось, как оставить ладью под присмотром Трувора и двинуться к открытым воротам замка.

     Мы миновали несколько выложенных из камня строений, из которых слышались в основном мужские голоса, и по-прежнему, не встретив никого на своем пути, кроме двух полуголых, оборванных подростков, не обративших на нас внимания, приблизились к распахнутым створкам деревянных ворот. Но ворота со скрипом захлопнулись перед  нашим носом, и мы не решились настаивать на вторжении, понимая, что нас намеренно не хотят впускать внутрь замка.

     Несколько следующих дней и ночей мы провели в своей ладье, ставшей для нас, таким образом, родным домом не только во время плавания.

      Конечно же, нам пришлось общаться с обитателями поселка, покупать у них необходимую скудную пищу, пополнять  запасы пресной воды, но узнать что-либо ценное не удавалось – негласный сговор скрытности и неопределенности витал над нами, пока ворота замка, к которым мы   подходили по несколько раз за день,  издевательски захлопывались перед нами.

      Вскоре рядом с нашей ладьей причалил  драккар  с  молчаливыми гребцами, которые беззастенчиво разглядывали содержимое  соседней лодки и с видимым усилием вслушивались в наши приглушенные фразы. Напряжение, висевшее над нами, словно туча во время недавнего шторма, сгущалось с каждым днем, а нам оставалось лишь ждать и надеяться, что оно, как и морская буря, без жертв разомкнет свое затянувшееся объятье. Но получилось все по-другому. 

     Очередная порция воды в кожаных мешках стала подходить к концу, и Трувор с двумя войнами отправился к колодцу, находившемуся в глубине   поселка. Ничего не предвещало опасности – дорога была знакома, колодцем мы пользовались не первый раз, варяги уклонялись от лишних встреч с нами. Но возвратился Трувор раньше времени, без спутников, с глубокой  резаной раной в левом боку. Нападение было подлым и предательским, причем явно имело целью похищение моих соплеменников. Трувор, единственный из посланных за водой, имел с собой оружие, и, хотя его жизни ничто не угрожало, не мог оказаться безучастным свидетелем дерзкого похищения. В результате короткой схватки он ранил двоих из нападавших, но и сам пропустил искусный удар мечом, вынудивший его  больше думать о собственном спасении, чем о выручке попавших в беду русичей.

       – Синеус, их было много, и  они выскакивали  из засады, словно камни из пращи,  –  оправдывался младший брат перед старшим, пока я промывал его рану чистым раствором, настоянным на корнях зверобоя, а затем заливал ее барсучьим жиром.

 – Я верю – ты сделал все, что мог.

 – Брат, я не покинул поле боя – они исчезли так же внезапно, как и появились

 – Ты серьезно ранил нескольких из них?

 – Я думаю, им не выжить.

   Рана Трувора была тяжелой, но не смертельной. Ему требовался постоянный уход и длительный покой.

      Остаток дня сжался в сплошной сгусток ожидания  повторного нападения, и я опять убедился в потрясающей способности Свенельда разбираться в людях: отобранные им для нашего плавания воины в этот угнетающий вечер готовились к смерти с потрясающим спокойствием. Я видел, как кто-то смазывал ядом наконечники  стрел, кто-то точил меч, а кто-то просто задумчиво поглаживал костяную рукоятку преданного ножа. Ждать кровавой смертельной схватки  со свирепым,  но реальным врагом было проще, чем бороться с разбушевавшейся природной стихией.

 Синеус дождался, когда Трувор смежил подергивающиеся веки и без расспросов первым вступил в беседу.

 – Если не умрем до утра –  снова подойдем к  воротам, и я достучусь до всех ушей в замке.

 – Думаю, завтра мы познакомимся с его хозяевами.

 – Считаешь, они  выведали все возможное  и готовы к встрече?

 – Может так, а может, ждали кого-то более могущественного, чтобы   решить нашу участь.

 – В любом случае нам вовремя не вернуться к Рюрику. Даже если мы выполним его наказ, рана Трувора  задержит нас здесь.

 – Не волнуйся, князь и Свенельд сумеют какое-то время продержаться и без варяжской помощи. Главное нанять дружину.

 – Боюсь, если завтра нас и примут в замке, кровной мести все равно  не избежать.

 – Они могли бы легко убить Трувора, но оставили его в живых,  –  какие-то более существенные цели берут вверх.

 – Интересно, какие…

 – Скоро узнаем.

 – На чем основывается твоя убежденность, Щепа?

 Я ничего не ответил Синеусу, неопределенно пожав плечами, на которые навалилась чисто физическая усталость. Привыкнув всю жизнь к беспрекословному подчинению старшим, брат Рюрика мучительно принимал собственные решения и, хотя сомнения не отражались на его лице, волны нерешительности накатывались и на окружающих, вызывая озноб от заразительной липучей мнительности. Синеус был полезен и незаменим для выполнения чужой воли, он долбил порученное ему дело упрямо и методично, как дятел долбит больной ствол, пока не добивался своего, гордясь сознанием выполненного долга. Но, если поставленная задача требовала непредусмотренных Рюриком  шагов, связанных с малейшим риском, его твердость и методичность отступали перед навязчивым  страхом  за результат самостоятельных деяний.  Даже внешне, с мясистым носом и квадратным подбородком, он мало походил на Рюрика, лишь зеленые кошачьи глаза выдавали их родственную связь, происхождение от общего  отца.

         Трувор был проще и понятнее. Его поступки, несмотря на суровое воспитание, искореняющее чувственность, идущую непосредственно от девственных порывов души, именно на этих необузданных порывах и основывались, особенно, когда рядом с ним не было старших братьев, присутствие которых с трудом, но заставляло его сдерживать проявление своей глубинной сущности.