— Как добрый господин мог такое предположить? Захария никогда не осмелился бы солгать столь благородному господину. Как же, помню. Тот, которого звали Эльазар, передал тому, другому, штуку великолепной ткани. Я, господин, никогда не видел такой. Посмотри вокруг. Ты видишь, какая материя в моей лавке? Старый Захария никогда не позволит себе торговать второсортными или залежалыми товарами...

      — Короче, старик!

      — Так вот, я же говорю, эта ткань – я такой никогда не видел,  будто соткана из солнечных лучей...

      — Зачем он передал ему ткань? – вновь перебил его преторианец.

      — Как же, как же. И это я расслышал – совершенно случайно... Он говорил, что намеревается открыть производство такого же полотна здесь, в метрополии, и что ему необходимо содействие в этом начинании и ссуда...

      — Хорошо, и что же было дальше, лавочник? – перебил нетерпеливо преторианец, уже начинающий убеждаться, что доносчик по всей вероятности ошибся и ничего заслуживающего внимания за всем этим не стоит.

      — А дальше... дальше ничего, мой господин, – с наивным видом развел руки Захария. – Они пили вино и ели фрукты. Вот видишь, они все еще на столе. А потом, распрощавшись, покинули мою скромную лавку.

      Хитрый Захария заверил командира отряда, что он не должен сомневаться, что он-де, Захария, всегда являлся законопослушным горожанином и, если проведает что-то, что может принести пользу командиру лично или Великой Империи, или божественному Цезарю, он без промедления ему сообщит. Видя, что преторианец все больше склоняется к его версии, Захария воодушевился и незаметно извлек из-за стоявшей в углу корзины с пряностями предусмотрительно заготовленный для таких исключительных случаев мешочек.

      — Я был бы счастлив снова видеть столь доблестного воина и моего господина здесь, у себя в лавке, – поклонился он смиренно преторианцу и без дальнейших объяснений протянул тому мзду.

      Командир отряда с невинным, даже немного отсутствующим видом небрежно принял мешочек, который немедленно исчез под начищенными пластинами его лорики. Затем он развернулся  в сторону доносчика и с наигранным гневом в голосе прорычал:

      — Если окажется, что возводишь напраслину на честных людей, тебе сильно не поздоровится.

      — Но господин сам просил меня...

      — Молчи, несчастный! – прервал его преторианец и, скорее для видимости, пригрозил застывшему побоку от него, Захарии: – А твои слова, лавочник, я проверю, и если солгал – берегись! Да, кстати, надеюсь, ты уплатил иудейский налог в этом году?

      — Как ты можешь сомневаться, господин?! – с показным возмущением воскликнул старик. – Можешь проверить записи...

      Но солдат, видимо, потеряв интерес, остановил его жестом и подал знак своим воинам.

      Отряд, демонстрируя отменную выучку, мгновенно вытек из лавки и растворился в затопившем улицу неистовом зное.

      Захария вышел на порог и задумчиво посмотрел им вслед. Он уже не казался таким старым и испуганным, как минуту назад. Спина распрямилась, голова поднялась, даже морщины на лице разгладились. Постояв так с минуту, он зашел в лавку, быстро написал что-то стилосом на восковой дощечке. Затем жестом подозвал мальчишку-раба и что-то шепнул ему на ухо, да так тихо, что любой, даже находящийся рядом человек, вряд ли смог бы расслышать хоть слово. Мальчик понимающе кивнул и поспешно выбежал из лавки...

      Часом позже во дворце на Палатинском холме тайный советник, начальник секретной службы и доверенное лицо императора, докладывал своему господину:

      — Не соизволь гневиться, мой государь, но сегодня я не могу порадовать тебя хорошими новостями. Мы идем по следу заговорщиков и вот-вот настигнем их. Но преступники хитры и  изворотливы и располагают, как мы думаем, немалыми средствами.

      — Луций, мне не нужны твои объяснения, мне нужны их головы. Немедленно! Ты слышишь?! Немедленно! – капризно воскликнул император. Потом помолчал и добавил с плаксивыми нотками в голосе: – Мне приснился сон, что меня зарежут мечом, как барана. Я даже рассмотрел этот меч подробно, когда он торчал из моего горла. Веришь ли, рукоять его украшал огромный синий сапфир... Я обожаю сапфиры. В сущности, такова и должна быть смерть великого воина.

      — Тебе надо отдохнуть, государь.

      — Я только и делаю в последнее время, что отдыхаю.

      Домициан был высокого роста с близорукими большими глазами. В молодости он слыл красивым юношей. Однако сейчас, в свои годы, он успел растерять былую красоту и очень переживал по этому поводу. Его плешивая голова, тощие ноги и выпяченный живот выглядели смешно, когда он с пафосом примерял на себя свою будущую смерть, украшая ее в своем больном воображении драгоценными камнями, амулетами и реликвиями, подобно тому, как модница примеряет новую одежду.

      — Я только и делаю в последнее время, что отдыхаю, Луций, – повторил он, подойдя к столику, на котором лежали пергаменты. – Я хочу, чтобы ты проследил за Домицией. Она предала меня один раз с этим актеришкой, Парисом. Тогда я ее простил,.. – он беззвучно пожевал губами, а вслух произнес: – Мне кажется, она участвует в заговоре против меня...

      — Что ты, мой господин! Государыня любит тебя, это всем известно. А то, с Парисом, это был навет. Зря ты приказал казнить бедного мальчика...

      — И ты, Луций, тоже мне не веришь! Никто не верит... Все предали своего императора! – не дав ему договорить, воскликнул царственный параноик, которому с недавних пор повсюду стали мерещиться заговоры.

      — Я твой раб, Государь наш и Бог! Ты же знаешь – я отдам за тебя жизнь не раздумывая, – поспешил отвести от себя подозрения Луций, благоразумно перейдя на официальный тон и назвав императора по титулу, который тот присвоил себе в специальной булле.

      — Вы все мне врете! – снова посетовал Домициан, – я не могу довериться ни одному человеку в этом мире. Скажи, Луций, хоть ты мне предан?

      — Я же только что тебе говорил...

      — А ты скажи еще раз! И поклянись Юпитером! – плаксивым голосом воскликнул Домициан.

      — Клянусь всемогущим Юпитером Капитолийским, да постигнет меня его кара, если я, ничтожный, нарушу обет верности и преданности тебе, мой господин и повелитель! – не моргнув глазом, поклялся хитрый слуга.

      Его слова, судя по всему, немного успокоили императора и он, удовлетворенный, поверивший в то, во что хотел верить, продолжил:

      — Я тебе еще не все рассказал о своем сне. Слушай же… Еще я видел ворона, который каркал с крыши храма на Тарпейской скале. Это хороший знак?

      — Несомненно, хороший, – поспешил успокоить его Луций.

      — А вдобавок на прошлой неделе мне приснилось, что на спине у меня вырос золотой горб. Что бы это значило, как ты думаешь? Где мои астрологи, где все эти ясновидящие, толкователи снов, прорицатели и гадалки! Пусть немедленно скажут мне, что означают эти сны! – он был вне себя и в возбуждении мерил шагами комнату.

      — Государь запамятовал, что недавно поведал мне этот сон и даже приказал переговорить с толкователями.

      — И что же они говорят?

      — Они утверждают, что золотой горб означает процветание и достаток, которые установятся в нашем государстве.

      — А меч с сапфиром?

      — Я еще не успел спросить их об этом, император! Ты, наверно, запамятовал, что рассказал мне о мече с сапфиром только что, – осторожно возразил Луций.

      — Ах да... Так что же думаешь ты?

      — Эта аллегория мне не совсем понятна, государь... Меч означает, скорей всего, испытания, которые ты берешь на себя за весь свой  народ.

      — А сапфир? Что же тогда означает сапфир? Всем известно, что этот камень предрекает измену...

      — Не всегда, не всегда... Я советую все же вначале обратиться к гадателям.

      — Не успокаивай меня! – упорно не желая расставаться с дурными предзнаменованиями, капризно вскричал император. – Так я и знал, так я и знал... Никто не верит мне, никто не понимает меня... У меня совсем не осталось друзей... Скажи мне, мой верный Луций, правда ли, что Домиция спуталась с этим Стефаном, управляющим матушки?