Решив откровенно поговорить с сыном она терпеливо ждала приезда того на побывку, но удобный случай не подворачивался. С наступлением весны это стало просто невозможно. По радио говорили о большом наступлении войск Красной Армии как раз в том месте, где служил Михаил.

 - Царица небесная! – Часто молилась она заступнице всех солдатских матерей. – Не дай погибнуть последней радости в жизни…

 Молитвы, наверное, доходили до адресата, так как в конце мая Дуняшка получила долгожданное письмо с фронта. Вопреки военной цензуре и всеобщей неразберихи царившей в войсках сын написал, что, скорее всего, будет отступать от Харькова в направлении Дона.

 - Вероятно, - писал мелким подчерком Михаил. – Наша часть будет проходить через Миллерово, а затем будем двигаться в направлении станицы Цимлянская.

 Получив такие известия, Евдокия, не медля засобиралась в дорогу. Оставив попытки пристроить на время отлучки внука дальним родственникам, она решила взять его в дорогу.

 - Коленьке почти год, - размышляла растерянная женщина. – Дорогу перенесёт, лишь бы у меня сил хватило нести его…

 В последнее время к её всегдашним болячкам неожиданно добавилась колющая боль в сердце.

 - Всё ж таки пойду, - решилась она. – Может в последний раз увижу Мишеньку, видать пора мне на тот свет… И он сам впервые увидит сына!

 Ей несказанно повезло, в сторону станции Миллерово шли колхозные подводы с хлебом. Начальник обоза сжалился над ней и пристроил мальца на телеге.

 - Вот спасибочко! – Евдокия горячо благодарила хромого возничего за оказанную милость. – А я уж как-нибудь рядышком потопаю.

 - Чего уж там, груз не велик…

 На третьи сутки пути обоз таки добрался до узловой станции. Попрощавшись с хуторянами, которые завернули лошадей на элеватор, Евдокия с внуком на руках начала искать боевую часть Михаила. Она останавливала подряд всех встречных людей и жалобно спрашивала:

 - Мил человек ты старшего лейтенанта Кошевого не знаешь?

 - Нет! – отвечали некоторые, а большинство просто шарахались от растрёпанной деревенской тётки с крупным мальчиком на руках.

 - А какие части проходят через станцию? – не унималась Евдокия. – Вы же здесь живёте!

 Ей почему-то казалось, что городские жители должны знать всё, по крайней мере, больше её.

 - Откуда я могу знать? – огрызались местные жители. – Вон сколько народа прёт через нас, поди разберись…

 На второй день ей несказанно повезло. Ночь они провели на привокзальной площади, рядом устроился на тёплой брусчатке одноногий солдат.

 - Как же тебя солдатик угораздило ногу потерять? – пожалела Дашутка инвалида.

 - Дура ты тётка! – беззлобно ответил солдат. – Мне ещё повезло…

 - Как так?

 Как выяснилось в ночном разговоре инвалид был немолод, за сорок лет. Он имел большой жизненный опыт: в тридцатые годы занимался раскулачиванием на Украине, долго председательствовал в колхозе под Таганрогом и прямо оттуда угодил в бойню под Мясным Бором.

 - Досталось нам там, мама не горюй! – делился пережитым солдат. - Окружённая 2-я ударная армия погибала почти вся. Люди падали убитыми под осколками и пулями, как мухи мёрли от голода.

 - А ты как вырвался?

 - Мертвецами гатили болото, делали из них укрытия, отдыхали, сидя на изуродованных телах, - не слышал её рассказчик, - а ты говоришь нога…

 - Страсти Господни! – перекрестилась в ужасе женщина.

 - Когда удалось пробить проход из окружения к своим, вывозили раненых по узкоколейке, а так как шпал не хватало, клали под рельсы мёрзлых покойников. – Продолжал пугать собеседницу инвалид. - Лежит солдат, в затылок ему вбит костыль, сверху рельса, а по рельсе, подпрыгивая, бежит вагонетка, толкаемая полудохлыми окруженцами…

 - Царица небесная! – не выдержала напряжения Евдокия.

 Она ярко представила что всё это может произойти с её Мишенькой и в сердце вошла раскалённая игла.

 - Куда ж ты теперь? – только и смогла она выдохнуть.

 - Моих эвакуировали в Барнаул, вот еду к ним…

 - Тяжело?

 - Лишь бы приняли!

 Дашутка оставила спящего внука на попечение инвалида и бросилась расспрашивать людей о части Михаила. Какой-то хмурый солдат сообщил ей, что интересующая Евдокию воинская часть вроде бы ночевала на другой стороне железнодорожной станции и с утра должна была выдвигаться в сторону большой излучину Дона.

 - Беги тётка, - улыбнулся напоследок военный. – Может, догонишь своего сына.

 - Благодарствую соколик!

 Дуняшка на бегу схватила Коленьку, поблагодарила случайного знакомого и двинулась в направлении тревожных паровозных гудков. Там оказалось весьма многолюдно. Какие-то разрозненные части грузились в эшелоны, толпы фабричных рабочих заканчивали погрузку разнопланового оборудования.

 - Как тута страшно!

 Хаос, крик и беготня людей повергли Евдокию, прожившую всю жизнь в маленьком хуторе, в подлинный ужас. Она уже не спрашивала встречных, где сын, только беспомощно ходила по перрону и вглядывалась в лица офицеров.

 - Где ж тут найдёшь его? – ужасалась она, едва успевая успокаивать ревущего от испуга и голода внука. – Народу набилось многие тыщи…

 Однако ей снова повезло. Женщина случайно увидела хвост уходящей вдаль колонны военных. Она по инерции сделала десяток шагов в их сторону и, присмотревшись, вдруг узнала фигуру сына, шагавшего рядом со строем.

 - Господи! – взмолилась Евдокия и побежала. – Неужели это он?

 Сил чтобы догнать быстро марширующих солдат почти не осталось. К тому же очень мешал хныкающий внук. Только когда колонна уже выходила из посёлка в открытую степь, Кошевая смогла приблизиться к ней на расстояния крика.

 - Мишенька, сынок! – выкрикнула она из последних сил. – Остановись, я больше не могу…

 Человек, шедший сзади строя, сначала оглянулся, а потом бросился к опустившейся на горячую землю женщине.

 - Мама! – удивился он, подбежав ближе. – Как Вы здесь оказались?

 - Пришла тебя увидеть.

 - А это у Вас Коля?

 - Да, - выдохнула уставшая мать. – Это твой сын.

 Михаил взял на руки испуганного малыша, прижал к груди и замолчал. Евдокия тоже молчала, во все глаза, разглядывая похудевшего и возмужавшего сына. Помолчав пару минут, Михаил твёрдо сказал:

 - Нужно идти.

 - Что ты такое говоришь?

 - Мне нужно догонять товарищей, я теперь командир сводного батальона.

 - Как же это, ведь только увиделись?

 - Понимаете, мамо, - оправдывался смущённый сын. – Я получил приказ прибыть с вверенной мне частью в станицу Цимлянская к определённому часу. Мы и так опаздываем.

 - Ну, хоть минутку, сынок…

 - Нельзя, понимаете, не могу!

 Он передал матери притихшего сына, с тревогой оглянулся на удаляющихся солдат и заверил:

 - Я вернусь, обязательно вернусь!

 - Вот возьми. – Мать, суетясь, вытащила из заплечного сидора мешочек с домашним табаком и бутыль самогона. – Гостинец тебе приготовила.

 - К чему это? – начал отнекиваться Михаил. – Не нужно…

 - Возьми, возьми! – настаивала Евдокия и совала подарки в руки сына.

 Он неловко засунул бутыль за пазуху и на бегу крикнул:

 - Езжайте с Колькой по железной дороге в Сталинград.

 - Как же мы там будем жить?

 - Устроитесь как-нибудь, а здесь немец через пару дней будет.

 - О, господи!

 - До Сталинграда он наверняка не дойдёт, а там я вас найду…

 Евдокия стояла и смотрела, как её любимый сын догонял шедших к Дону солдат и горевала.

 - За что нам такое горе? – спрашивала она Бога. – То одна война, то революция… Теперь эта напасть!

 Дуняшка долго сидела посреди пыльной дороги и плакала. Она вновь и вновь обращалась с вопросами к небесам и не слышала ответа…

 - Неужели сызнова идти в отступ?

 Только под вечер женщина смогла вернуться на вокзал. Вокруг так же бестолково суетились люди. Она прислонилась к кирпичной стене и медленно сползла вниз. Только через час начальник станции случайно обратил внимания на малыша, который громко плакал и теребил спящую женщину.