Изменить стиль страницы

— Карусельный, немецкой фирмы «Кинг».

— А почему карусельный?

— Сама видишь, диск крутится, как карусель…

— А почему они смеялись над этим твоим «Кингом»?

— Старый он, и мощность не та. Видишь, какой махиной кажутся рядом с ним агрегатные станки отечественного производства. Это вот минского завода, СМ-109, а вон тот — ивановский, ИР-48. Сильные, как львы. Мой «Кинг» перед ними как старенький «Москвич» перед «Чайкой», а все равно дорог он мне, как родной будто.

— А что это за часть крутится на этой карусели, как она называется?

— Это станина, идет черновая обработка.

— А с карусельного куда дальше потащит эту станину?

— А с карусельного она пойдет на сверлильный станок. Видишь, как ловко Володя Крамаренко сверлит отверстия? К нам в цех пришел почти мальчонкой, а теперь лучший рабочий завода, на доске Почета висит. — Петр Егорович подошел к приземистому сверлильному станку, над которым склонился высокий худощавый юноша, снял для приветствия фуражку и, наблюдая, как Крамаренко ловко и плавно накладывает на плоскости станины шаблон и зенкирует отверстия, стал объяснять внучке работу сверлильного станка.

— А зачем он сверлит эти дырки, дедушка?

— Нужно. Отверстия для болтов, а вон те углубления — для шайбы и гайки.

Петр Егорович перекурил с молодым рабочим и двинулся дальше — в левое крыло механического участка цеха, где станина проходила шихтовку. Тут же, в этом отсеке цеха, Светлана смотрела, как проходит черновая обточка валов, поступающих из кузнечного цеха.

У шлифовального станка Петр Егорович поздоровался со шлифовальщиком и, заметив, какое восхищение и удивление светилось в глазах внучки, решил остановиться, хотя чувствовал, что побаливает поясница — за день уже находился.

— Здесь, дочка, идет окончательная обработка, работенка ювелирная.

При виде огненного водопада, образуемого сверкающим потоком искр металла и охлаждающей эмульсии, Светлана пришла в восторг.

— Что он делает, дедушка? — Светлана взглядом показала на шлифовальщика, который, не обращая внимания на подошедших, продолжал работу.

— Проверяет скобами допуск обработки вала… Это лучший рабочий цеха. Петр Николаевич — инициатор почина выполнения годового плана к Октябрьским праздникам.

Цех жил… Цех размеренно дышал своей мощной железной грудью, мышцами и костями которой были металл и машина, а нервами — люди.

…Многое успел Петр Егорович показать и рассказать удивленной внучке за те несколько часов, которые они провели в цехе. Он показал Светлане, как из особых листов железа вырубаются на прессах листы для сердечника статора, как с помощью особых колец укладывают станину статора, как прессуют статор на гидропрессе, как происходит сборка роторов и заливка их алюминием в литейном цехе, как запрессовывается роторный вал, как растачивается внутренний диаметр статора, как происходит укладка фазного ротора и запайка его схемы…

На глазах Светланы происходил процесс рождения сложной машины из отдельных, разрозненных частей и деталей. Когда подходили к контрольному пульту, где происходили испытание и внешний осмотр мотора, Петр Егорович остановился, снял фуражку и вытер со лба пот ладонью.

— Устал, дедушка? А я — ни капельки. Только в голове все смешалось.

— Кажется, подходим к концу. Ребенок родился, по жилам его течет кровь, он машет ручонками и просит есть…

— Чего-чего?..

— Он просит тока, чтобы двигать другие машины. — Петр Егорович махнул рукой в противоположную сторону цеха. — Там, в пропиточном отделении, — туда мы зайдем в другой раз — пропитывают детали мотора особыми лаками, сушат в сушильных печах и покрывают лобовые части мотора эмалью… там душно, а я уже устал.

— Куда отсюда везут готовые моторы? — спросила Светлана, поглаживая голубой корпус электродвигателя.

— Кранами грузят на машины и на склад готовой продукции.

— А со склада?

— А оттуда — по всему белому свету, через моря и океаны.

— Дедушка, а может вот этот мотор попасть в Индию?

— Конечно, может.

— Вот здорово!.. Попал бы он на завод, который строит папа!

Когда они поднялись в контору цеха, Карташов уже вернулся из заводоуправления и, согнувшись под облаком табачного дыма, производил какие-то расчеты.

— До сих пор гостюете? — удивился он.

— Показал все, от «А» до «Я». Пусть выбирает сама, если решила серьезно.

— Ну как? — Начальник цеха смотрел на Светлану, которая растерянно глядела то на деда, то на Карташова: не ожидала она этого прямого вопроса.

— У меня все спуталось в голове… Даже не знаю, что ответить…

— Ну, все-таки? Хотя бы приблизительно?.. — Карташов поглаживал желтоватые усы, прикрывая ладонью прокуренные крупные зубы.

— На кран можно? — робко и нерешительно прозвучал вопрос Светланы.

Карташов встал.

— А почему нельзя — можно! С полгодика покатаешься ученицей, а там — самостоятельно. Крановщицы у нас зарабатывают неплохо. — Некоторое время он стоял молча у стола, словно не решаясь сказать что-то очень важное и нужное в этой встрече. Он улыбался, глядя на бумажки, лежавшие на столе. — Петр Егорович, только что получил распоряжение из заводоуправления и парткома: двадцать пять человек из молодых рабочих нашего цеха, учеников и учениц, дня через три-четыре должны выехать на уборку урожая в Сибирь. А всего от завода выедет двести человек. — Карташов замолк, глядя на Светлану.

— Ну и что? — Петр Егорович нахмурился, что-то про себя взвешивая. — Ты это к чему, Михалыч?

— Что, если сразу же влиться в эту молодую ватагу? Девушки и парни — все как на подбор!.. А, Петр Егорович? Света?.. Подумай хорошенько. Окрепнешь, работа с песнями… По ночам — костры!.. Ведь это так здорово!..

— И надолго? — спросил Петр Егорович.

— Всего на три недели!.. Время пролетит, и не заметишь…

Светлана сделала шаг к столу и крепко прижала к груди руки.

— Я согласна, если… — она посмотрела на Петра Егоровича, — если разрешит дедушка…

Петр Егорович встал, упираясь левой рукой в поясницу, и протянул руку Карташову.

— Значит, отъезд, говоришь, дня через три-четыре?

— Точно день отъезда будет известен завтра. Отъезжаем с Ярославского вокзала. Сбор на площадке у входа в метро.

— Успеешь собраться? — дед распрямился и повернулся в сторону Светланы.

— Конечно, успею.

Карташов пододвинул к столу стул, стоявший у стенки, и шестом пригласил Светлану.

— Вот лист бумаги, вот ручка, пишите заявление… Так и указывайте в нем, что просите принять вас на работу в тринадцатый цех ученицей-крановщицей… Датируйте прямо сегодняшним числом. Все это передадите в отдел кадров, я позвоню туда. Завтра проведем приказом. — Карташов продиктовал текст заявления. А когда Светлана, притаив дыхание, расписывалась ровными ученическими буквами, ничем не отличающимися от букв, которыми было написано слово «заявление», он встал и обеими руками пожал руку Петру Егоровичу. — Поздравляю, Петр Егорович, с продолжением рабочей династии.

— Спасибо, — пробасил старик. — Лишь бы только не подвела. Как, Светунь? — Во взгляде старика светились ласка и душевная успокоенность. В эту минуту он искренне верил, что внучка не подведет.

— Постараюсь, дедушка…. Лишь бы суметь мне, а там… — Она не договорила.

Когда вышли с территории завода и очутились в скверике, над которым величаво возвышалась гранитная фигура вождя, Светлана остановилась и перевела дух.

— Давай посидим, дедушка, у меня перед глазами все плывет, в ушах гудит, а в голове все колесом идет.

— Так уж ничего не запомнила? — тая в усах ласковую ухмылку, спросил Петр Егорович, присаживаясь на скамью.

— Осталось.

— Что?

— Эти самые… крючки, что болтаются на цепях с крана… Чалками их называют?

— Чалками, — ответил дед, не в силах сдержать улыбку. — На первый раз хватит и этого. А там все придет само собой. Теперь нужно собираться в дорогу.

Устремленная в будущее фигура вождя звала вперед. А кругом в знойном струистом мареве буйными зелеными валами, словно догоняя друг друга, росли молодые липы.