— Слушай, — задыхаясь, будто долго-долго бежала, промолвила девочка, — ты… ты… Ты не врешь? Сумка? Да? В сером платке? Да? Ну, говори! Ну чего же ты молчишь, дурак?! — чуть не плача, крикнула Мирося.

— Ничего я не молчу… откуда ты знаешь, что в сером платке? Выходи-ит и ты… Жулики! Жулики! Отдайте сумку! Немедленно отдайте!

Мирося даже вспотела от волнения и страха.

— Замолчи, дурак!

Ей мучительно захотелось узнать, действительно ли в руках у Женьки тот самый сверток, из-за которого арестовали ее отца, из-за которого мама столько переволновалась, из-за которого пришел темной ночью Женька. Однако, боясь, как бы весть о находке не дошла до Савенко, Мирося схватила Керимку за руку и потащила к себе домой.

— Это ты, Мирося? — слабым голосом окликнула мама.

— Ой, мамочка! — только и могла вымолвить девочка. — Кажется, нашлась!..

Керимка начал вырываться из рук Мироси.

— Пусти! Я пойду! — упрямился он.

— Керимка, милый, дорогой, если бы ты знал… Женька не вор… так надо… Он очень хороший, смелый мальчик… Ты про эту сумку никому ни слова… Слышишь? Иди во двор, а я сейчас приду… Подожди меня…

Керимка опустил голову и молча вышел. Миросе он привык верить и дружбу с ней не хотел рвать.

— Мирося, доченька, возле каштана в саду, под камнем, хлопчик должен был оставить записку, — приподнимаясь на локтях, прошептала мать, и надежда вызвала у нее радостную улыбку, которая, как ясный солнечный луч, осветила ее бледное лицо.

Девочка бросилась к старому каштану. Да, под камнем лежала записка, оставленная Женькой. И если бы Мирося умела читать, записка без подписи сказала бы ей: «Нашел!»

…Мелана умолкла, чтобы вслед за тем воскликнуть:

— Какая досада! Название главы «Встреча с товарищем Яном», а больше — ни строки…

— Может быть, в тех тетрадях есть продолжение? — кивнула Ганна в сторону стеллажа, где на нижней полке лежала стопка общих тетрадей.

Мелана подошла, взяла верхнюю тетрадь и раскрыла.

— Да, конечно: «Встреча с товарищем Яном», — обрадованно прочла она.

И взмолилась:

— Ганночка, милая, дай мне только на один вечер.

— А если Петрик узнает?

— Не узнает.

— А если?

— Мы же соседи. Зайдешь и возьмешь.

— Ладно, уговорила, — уступила Ганна. — Но не вздумай носить на работу.

— Ну, что ты?

Ганна взглянула на часы.

— Ты куда-то уходишь?

— Нет, с минуты на минуту должен вернуться Петрик.

— Удаляюсь, чтобы он не увидел у меня тетрадь, — тоном заговорщицы прошептала Мелана, поцеловала подругу и ушла.

Подлость

Холод нетопленной комнаты заставляет Мелану отложить книгу.

«Да, камин — красиво, уютно, но где на него запастись дров? Вот и мерзни… Даже в пальто и шляпе долго в комнате не усидишь…»

Через несколько минут она уже звонит в соседнюю квартиру.

Открыла Наталка.

— Ганнуся дома?

— Ага! Она мне шьет платье, такое желтенькое, шерстяное. Петрик говорит — как подсолнух. Идемте, тетя Мелася, посмотрите, какое платье! А к Петрику пришел какой-то дядя.

Чего угодно могла ожидать Мелана, но только не этой встречи. Сердце у нее заколотилось, во рту пересохло.

«Боже мой! Алексей…» — сразу узнала она того, кто сидел с Петром у горящего камина.

Иванишин и Ковальчук одновременно оглянулись. Петро встал с кресла и с присущим ему обаянием, мягкостью проговорил:

— Прошу поближе к огню, Мелана.

— Благодарю, Петрик… Ну, а с Алексеем Стефановичем… мы знакомы.

Иванишин ошеломленно смотрел на свою бывшую жену. Вот как? Меня — по имени и отчеству, а его — просто «Петрик»?

— О, это был счастливый случай в моей биографии!.. — вдруг как-то фальшиво прозвучал смех Меланы. — Что привело вас в наш дом?

— Ваш дом? — теперь уже Иванишин улыбался Ковальчуку, и в этой улыбке было что-то лукавое и тонко насмешливое.

— О, вы совсем не так меня поняли! — еще громче расхохоталась Мелана. — Я живу не с писателем Петром Ковальчуком, а в этом доме. Соседка.

«Зачем она себя так вызывающе ведет?» — неодобрительно подумал Петро. Он даже с опаской взглянул туда, где возле швейной машины стояла Наталка, и успокоился: девочка не прислушивалась к разговору старших, она сама что-то тихо рассказывала Ганнусе.

— Давно во Львове? — спросил Иванишин у Меланы.

— Четвертый год.

— Я не знал. Вы здесь с семьей?

— У меня больше нет семьи. Одна… совершенно свободная женщина… — и снова расхохоталась.

Петро не узнавал всегда такую сдержанную, скромную Мелану.

Иванишин тоже смерил ее молчаливым взглядом.

В комнату заглянула Любаша, держа в руке книгу. Она уже была в том возрасте, когда девушки-подростки становятся очень застенчивыми.

— Извините, у вас гости…

— Входи, входи, — сказал Петро. — Познакомься, это писатель Алексей Стефанович Иванишин.

— Любовь Кремнева, — сильно покраснела Любаша, пожимая руку гостя.

— Что ты читаешь? — взял у нее книгу Петро. — Михайло Коцюбинский, «Фата-Моргана».

— Мы это сейчас проходим в школе, — сказала Любаша. — Учительница объясняла, что фата-моргана означает мираж. Но здесь ведь два слова?

— Вот слушай: у бедуинов есть легенда о том, что живет в пустыне коварная фея по имени Фата-Моргана. Она подстерегает одиноких путников или целые караваны, изнемогающие от усталости и жажды. Завидев свою жертву, коварная фея вдруг создает перед глазами путников оазис с цветущими садами, лугами, шумными водопадами, домами и людьми. Но напрасно измученный путник, поверив злым чарам феи, собрав остаток сил, устремляется к совсем уже близкому оазису. Незаметно для него сады и луга, водопады, дома и люди отступают все дальше и дальше, заманивая жертву в глубь сыпучих песков. Обманутые коварной феей, путники гибнут…

— Благодарю тебя, Петрик, — признательно сказала Любаша. — Извините, мне надо делать уроки. Наталка, ты не дописала задачку. Я за тебя отвечаю перед мамой. Идем, идем!

— Любаша права, — улыбнулась Ганна. — Мы уже примерили, завтра получишь готовое платье.

Попрощавшись, девочки ушли.

— Петро Михайлович, вернемся к нашим барашкам, как говорят французы, — возобновил прерванный разговор Иванишин. — Так вы согласны редактировать мою книгу рассказов? Что мне ответить директору издательства?

— В издательстве есть свои редакторы, — возразил Ковальчук. — Едва ли там во мне нуждаются.

— Это уже не ваша забота. У меня полная договоренность, главное, чтобы вы согласились. Я шел к вам с такой надеждой. Это же мои первые литературные опыты.

— Но поверьте, я говорю совершенно искренне, мне самому еще нужен хороший редактор. Конечно, я не отказываюсь прочитать рукопись, в меру своих сил помочь, если вы, конечно, разрешите. Но редактировать?..

— Оставляю рукопись, и все же не теряю надежды.

— Сколько здесь страниц?

— Двести, Петро Михайлович, это восемь печатных листов.

— Постараюсь до воскресения прочитать, — пообещал Петро.

— Мне пора, — встал с кресла Иванишин. Он сдержанно поклонился Мелане, любезно улыбнулся Ганне, сказал, что у нее «золотые руки».

Петро вышел в коридор проводить гостя. Но прежде чем они расстались, Иванишин тепло и дружески пожал ему руку, невольно заставив Ковальчука подумать:

«Вот и хорошо, что ты не злопамятен, не носишь камня за пазухой».

Петро глубоко ошибался.

Мелана вся как-то сникла, грустно задумалась и вдруг с горечью сказала:

— О сыне не спросил…

— Разве Петрик тебе никогда не говорил? — откладывая шитье, посмотрела на подругу Ганна.

— О чем?

— Ну как же? Иванишин однажды обратился к Петрику с просьбой помочь разыскать Марьяна.

— Даже не верится… Он всегда был так далек от отцовского чувства, — растерянно проговорила Мелана. — И что же?..

— Петрик наотрез отказался назвать адрес. Ведь все равно Ванда Чеславовна ребенка не отдаст. Но сам факт, что у Иванишина заговорила совесть, Петрика обрадовал.