— Считаете себя «вором в законе», Олег. А что это такое? — задал вопрос следователь.

— Не знаете? — Гузнов полон задора, сейчас, мол, «покупать» будут.

— Слышали. Но сам как понимаешь это звание?

— Вы серьезно или издеваетесь?

— Почему же? Интересно, как современный молодой человек, считающий преступление нормой жизни, представляет свой «идеал». Вор в законе! Это же не просто карманный жулик. Можно сказать, аристократ?

— Можно и так. Только вы всех ведь под одну гребенку.

— Да ведь и рады бы не под одну — сами так себя аттестуете. Ясно, что попал, что улики веские — твердят одно: я не я и лошадь не моя. Но честный-то разбойник далеких времен говорил: умел воровать — умей ответ держать.

— На самолюбие бьете?

— Угадал. Только не в том дело, чтобы ты своих выдавал. Можешь молчать. Тебе перед судом ответ держать. Кем ты предстанешь? Стершейся монетой или личностью, пусть и с изъяном?

Протоколы не в состоянии отразить долгих бесед на эту тему. Но какие-то струнки в душе Олега Гузнова слова следователей задели. О своих валютных делах сам рассказал.

Но кто же глава всему — оставалось неясным. И очень сложными тропками вышло следствие на некоего Сэма (Самуэля) Павшина.

В свое время за валютные операции он получил солидный срок. Отсидел. Вышел. Взялся за старое, однако в новом варианте. Павшин сам ничего не покупал и не продавал, не грабил и не мошенничал, не угонял машин и не лазил по квартирам. Он руководил целой оравой «мальчиков»: ссужал их деньгами, указывал иностранноподданных мошенников, наводил на квартиры. И имел от всего этого солидный барыш в валюте всех стран.

Кадр за кадром раскручивается лента преступлений. От зала суда к задержанию на улице, от первой встречи с милицией до приговора. И складывается представление о довольно-таки крепко сколоченной преступной группе. Мы с полным основанием можем говорить о ликвидации организованной преступности в нашей стране, как о явлении социальном. Но это не значит, что всякая преступная группа — сборище глупых и трусливых подонков. Хорошо бы! Но выдавать желаемое за действительное — значит, обрекать на неудачу любое дело. Милиция не может себе это позволить — слишком серьезны перед ней задачи.

Начальник Фрунзенского отдела внутренних дел Алексей Петрович Ноздряков, который возглавлял розыск, отлично понимал это. Он не обещал подчиненным легкой победы. И даже когда улик было вроде бы достаточно, он твердил:

— Проверять и проверять надо все связи, вокруг шайки много случайных людей, а кое-кто из главарей нам неизвестен. Упустить последних — не имеем права, исковеркать жизнь первым — не можем.

Судебный процесс называют зеркалом, в котором отражается зло жизни, ее негативные стороны. Но за этим зеркалом идет невидимая, упорная, умная и добрая работа, слагающаяся из двух частей: обезвредить и предупредить, наказать и спасти, отдать в руки правосудия и вернуть обществу. Каждому — по заслугам, по закону, по справедливости.

Суд вынес свой приговор — преступники получили разные сроки лишения свободы. Это прямое отражение действий милиции. Но те, что не сели на скамью подсудимых, хотя были очень близко к ней, — это тоже действие милиции, хотя как его отразишь в показателях, которые вывешиваются на досках? Это — за зеркалом…

Вот так закончилось очередное приключение моего друга. Попал было в переплет, чуть за фарцовщика не сошел. А благодаря этому мне, быть может, удалось познакомить вас, читатель, с той стороной деятельности органов внутренних дел, которую знают меньше. С тем, как милиция отвращает от опасной дороги неустойчивых людей. Эта ее функция, разумеется, успешно может быть выполнена при том условии, что ни один истинный преступник от правосудия не уйдет. Это две стороны одной медали.

История 7, о пользе уметь считать

«Счастлив тот, кто имеет хобби» — так сказал какой-то новомодный «философ». Какой-то другой мыслитель ему возразил: «Не в хобби счастье». Спорить по такому предмету можно, как вы понимаете, до одурения. Но уж что бесспорно, по-моему, так это то, что счастлив человек, для которого работа его — она же и хобби.

В этом отношении моему другу не повезло. Его бог — интуиция, дедукция, логика. А приходится заниматься на службе санитарно-технической техникой.

Я много раз говорил Порфирию, что увлеченный человек, глубоко знающий дело, и в плотницкой работе, и в сантехнике, и в статистике ощущает поэзию.

— Сказочки для абитуриентов, которые провалились на экзаменах в «настоящий» вуз, — безапелляционно заявлял мой друг.

— Но вы полагаете, что детективу не приходится заниматься «всякой там бухгалтерией»? А инспектора службы БХСС?

— Приходится, конечно…

— Но многие следователи предпочитают как раз такие дела, где сплошная бухгалтерия.

— Это их частное дело. Комиссар Мегрэ с конторской книгой? Нонсенс!

Никакие доводы разума на Порфирия Зетова, конечно, не действовали. Но когда я рассказал ему об одном конкретном расследовании, он буркнул:

— Беру свои слова обратно насчет «бухгалтерии». — Потом помолчал и добавил: — Конечно, это не то… А все же молодцы.

Понимая, что уж если мой упрямый друг «бухгалтерское расследование» посчитал не лишенным интереса, я предлагаю его снисходительному вниманию читателей.

Все началось с того, что заместитель начальника ОРСа Геологоуправления при Совете Министров Киргизской ССР Батыров написал в соответствующие органы заявление. Он сообщал, что заведующий магазином № 7 Левин и его жена — продавщица того же магазина (кстати, весь штат торговой точки составляла эта пара) — занимаются подозрительными махинациями. Они, по словам Батырова, получают нигде не учтенные товары и реализуют их через свой магазин.

На другой же день милиция нагрянула в торговую точку. Однако никаких посторонних товаров не нашли. Все, что лежало на полках, было должным образом оформлено. Правда, кое-какие бумаги показались заполненными небрежно, но не более. Все же решили нарядить финансовую ревизию. Финансисты досконально проверили отчетность и тоже чего-либо существенного не обнаружили, разве что три счета неверно оформлены: только небрежность это или сознательная подтасовка, сказать было трудно. Во всяком случае, никакой связи между фактами, сообщенными Батыровым, и небрежными счетами при всем желании проследить не удавалось.

Дело не то что бы закрыли, но и ходу настоящего ему не дали. Оно, как говорится, повисло в воздухе. Да и незначительным оно всем казалось: подумаешь, мелкие торговые нарушения, небрежность бухгалтера. Такое ли бывает!

И все же что-то не позволяло сдать дело в архив окончательно. Решили еще раз допросить супругов Левиных. Следователь, располагая лишь сообщением Батырова, не имея никаких фактов, все же задал вопрос:

— Ну, а как насчет «левых» товаров? Будете утверждать, что в магазине их не было?

Вопрос этот был задан на всякий случай. И тем более неожиданно прозвучал ответ:

— Не «левые», — ответил Левин, — как изволит выражаться гражданин следователь, а обменные.

— Это еще что за обменные?

— Очень просто. Мы часто получаем неходовые товары, едем с ними на станцию Чу и меняем там на те, что в нашем поселке пользуются спросом. У кого обмениваем? Лоточник там торговал всегда, так вот у него. Об этом же все знают. Да, я понимаю, что это… как бы вам сказать, вольности, нарушение правил торговли. Но учтите, гражданин следователь, не корысти ради. Исключительно, заботясь о благе потребителя…

Когда стали еще раз проверять деятельность торговой точки, то нашли кое-что и небескорыстное в операциях Левина, не все было направлено на благо потребителя. И следователю республиканской прокуратуры Аркадию Михайловичу Аснину, который вел расследование махинаций в этом магазине, ничего не стоило поставить последнюю точку в обвинительном заключении. Он, однако, тянул. Что-то ему не позволяло поставить точку.