Вспоминается сразу же фигура старого адвоката: у него одно плечо выше.

Случай!

Во-он откуда, из какого далека: Иван — приятель — брат приятеля — приятели брата — сосед — возвращался следователь к трагедии в Колобовском переулке. Целое исследование — его работа. Тут и характеры, и психологические этюды, и вычисления, и схемы. Но ниточка была прочной. Не предположения, не подозрения, не слухи — факты изобличали преступников.

Давно-давно, мальчишкой еще бывал в доме адвоката братец Иванова приятеля. Потом уже связался он с шайкой преступников, отсидел срок. И вот вспомнил богатую квартиру. Со своим дружком зашел к Ивану днем. Сказал, что в цирк билеты взяли, до начала времени много. Решили навестить. И в шахматы сыграли, и осмотрели все. А Иван, почувствовав сильного противника, пригласил заходить еще, к великой радости бандитов. Следующая партия оказалась последней в жизни Ивана…

Уже за полночь. А они все сидят. Один трет красные от бессонницы глаза, другой — гриппует, все сморкается, третий — прикуривает сигарету от своего же окурка. Рассказать, как все было, легко. Предугадать, как будет, — труднее. Но ребята не отступятся, коль не решат это проклятое уравнение, в котором неизвестных куда больше двух, а исходных данных — пока почти никаких…

Да, преступление не удалось тогда раскрыть по горячим следам. Оно, как говорят, повисло. Однако поиски не прекратились. И только примерно через год удалось напасть на след убийцы. Он попался на грабеже, в общем-то пустяковом. Когда же начали проверять его предшествующую «жизнь и деятельность», то и вышли на убийство медсестры. Все оказалось проще, чем предполагали, строя различные версии. Бандит встретил девушку случайно, хотел отобрать сумочку, девушка стала сопротивляться. И тогда преступник не остановился перед тем, чтобы нанести роковой удар. Тут же он уехал в другой город. Поэтому столь трудно, почти невозможно было сразу же изобличить его. Однако от возмездия он все равно не ушел…

История 6, о том, как мой друг попадает в неприятный переплет, зато узнает о неведомой ему функции милиции

Когда мне позвонили из 108-го отделения милиции и спросили, знаю ли я Порфирия Зотова, я испугался: наверное, несчастный случай. Когда же мне сказали, что он задержан за нарушение правил валютных операций, я рассмеялся.

— Может быть, он кого-нибудь поймал?

— Нет, — ответила трубка, — его поймали. Впрочем, это, вероятно, недоразумение. Да мы извинились — не похож на фарцовщика. Так из отделения не можем выпроводить. Форменный допрос нам учинил — что да как.

— Это на него похоже, — сказал я, — вам легко не отделаться. Я сейчас приеду, заберу его.

В отделении мой друг вполне мирно беседовал с милиционерами. А попал он туда так. Около гостиницы «Интурист» задержали какого-то валютчика. Мой друг случайно оказался тут же.

— Надо прочесать вестибюль, — сказал он милиционеру, — тут я вижу много подозрительных.

— Нельзя так, гражданин, — шепнул ему милиционер. — А вы, собственно, кто? Дружинник?

— Допустим.

— А этого типа вы знаете?

— Я их всех знаю, — невозмутимо ответил Порфирий.

Подошли настоящие дружинники. Установили, что мой друг вроде бы самозванец. Спросили: откуда же «всех знает». Подозрительный гражданин не ответил, сказал, что в отделении все скажет. Пришли в отделение. И тут Порфирий Платонович заявил, что они мальчишки в розыске, что упустили «главарей», надо было прочесывать. Хотели было уже звонить в соответствующее лечебное учреждение — не состоит ли «учитель» там на учете. По счастью, он догадался дать мой телефон.

Когда недоразумение разъяснилось, я хотел увезти своего друга. Не тут-то было! Оказывается, пока я ехал, он вошел в контакт с милиционерами и дружинниками. Они согласились зачислить его в свой актив. Я было хотел сказать, что они делают весьма опрометчивый шаг, однако воздержался: вряд ли мой друг смог бы чему-нибудь помешать, зато лишать его такой удачи было бы с моей стороны жестоко…

Месяца два, по-моему, он подвизался в отделении милиции, участвовал в рейдах дружинников. Потом ему сказали, что последний валютчик изловлен, и только тогда он наконец дал отделению спокойно работать.

— Ну и как? — спросил я его, когда мы остались одни, — каковы впечатления?

— Потрясающие! — ответил он. — Они занимаются не своим делом.

— Кто? Фарцовщики?

— При чем тут эти?! Милиционеры! Я думал, будто попал не в отделение милиции, а на школьный педсовет. Нет, розыск у них идет блестяще. Но столько времени убивать на то, чтобы наставлять какого-нибудь подонка! Если бы великий Холмс занимался душеспасительными беседами, он бы никого не поймал.

Шутки шутками, а мой друг затронул ту сторону деятельности нашей милиции, которая для многих остается в тени…

Во Фрунзенском народном суде слушалось дело по обвинению Павшина, Батманова и еще девяти человек. В основном — молодые люди. Не глупые. Симпатичные вроде бы. Слушал я их и думал: «Совершили ребята ошибку, теперь вот каются, так сказать, чистосердечно. Да только не поздно ли? Преступления их столь многолики, сколь и серьезны».

Дает показания Олег Гузнов, таксист по последней профессии. (Он оставил машину с шашечками, чтобы, по его словам, «избежать соблазнов», но и в рекламном комбинате, куда устроился, продолжал свое.)

— …Да, эти вещи купили мы с Батмановым у неизвестного лица, у иностранца… Потом перепродавали… уже своим… Миша, не знаю его фамилии, поручил нам с Шурой машину угнать… Угнали «Волгу» от «Ударника»… Через несколько дней Миша говорит: машины — это детский бизнес; квартиру надо брать Мышонковой, живет по адресу… вот это будет барыш… Взяли квартиру…

Николай Александрович Юдин, председатель Фрунзенского районного народного суда (он председательствовал на этом процессе) спрашивает:

— Своего брата мошенника тоже при случае надуть могли?

— Было. Пронкин один такой предложил купить валюту. Демидов встретил его у подъезда дома и представил мне, как покупателю. А этажом выше Антонов с Юрой стояли. Пронкин вытащил сверток. Я вроде бы полез за деньгами. А тут Антонов с Юрой: «Милиция, документы». Демидов сразу «убежал». А нас с Пронкиным «схватили». Я «вырвался». Ему говорю: «Беги». Тот рванулся — Юра, как вы понимаете, не очень удерживал. Убежали. Я-то с долларами, а продавец — пустой, еще рад, что не попался. В тот же вечер разделили мы улов…

Слушаю эпизод за эпизодом. Ей-богу, как с эстрады говорит Гузнов. Так это истово «раскалывается». И до чего же легко у них деньги появлялись!

— Заходит ко мне Батманов. Дай, говорит, триста взаймы. Дал. Эти триста перед тем заработал — «утюжил» у «Метрополя», — поясняет суду Гузнов происхождение денег.

— Смотри ты, — пробормотал я про себя, — выкладывает все, как на духу. Не юлит. Хоть совесть совсем не потерял: воровал, гулял, попался — вот мои грехи.

— Вы думаете? — усмехнулся Юрий Куприянович Пеньевский, начальник следственного отделения Фрунзенского райотдела. Он тоже на суд пришел, мы и познакомились тут. Задал мне этот вопрос и говорит:

— Стоило бы вам послушать первые допросы… Помните у Чехова — «Невидимые миру слезы»! Ну, применительно к нам, милицейским, слезы… как-то не звучит. Не положено нам слезы лить. Но, между нами… плакать же хочется, когда работаешь с такими вот. Ох, уж эта «сладкая жизнь»!

Три месяца назад еще одиннадцать судили — там девушек половина. Одна компания. По всем показателям — успех нашего райотдела. Но эти два дела — и упрек всем нам: школе, родителям, коллективам, наверное, и нам — милиции. Нам, может быть, в первую очередь.

Да, слышать такое из уст представителя милиции непривычно. Мы привыкли к тому, что главная задача милиции — ловить. Впрочем, я не думаю, что упрек за падение молодых людей в первую очередь надо делать милиции. Все-таки воспитательная ее роль в смысле очередности — последняя. Милиция начинает воспитывать, когда все другие меры исчерпаны (или должны быть исчерпаны). В ее поле зрения попадают не отличники учебы. Но в самом том факте, что сыщик, так сказать, относит и на свой счет педагогические промахи, — это не менее существенно, чем сама поимка преступников. Чисто розыскная функция нашей милиции вступает в сложное соединение с функцией педагогической, пропагандистской, нравственно-воспитательной. И получается тот сплав, который неведом ни одной полиции ни одного буржуазного государства. Между прочим, это все легче провозгласить, чем осуществить на практике. Ведь обязанность «ловить» остается, эту роль ее никто не возьмет на себя. Но, чтобы осуществить связь столь несхожих, кажется, ролей, нужен определенный уровень кадров. Если рано говорить о том, что уровень такой уже достигнут, но есть все основания утверждать, что взят и закреплен надежный плацдарм.