Как газетное дело, так и избирательная кампания — вещи разорительные с точки зрения затрат времени и денег. Исторический театр — на краю пропасти. После огромных сборов предыдущего года в 1848-м в результате революции и восстаний наблюдается отток публики из театров. Осенью становится необходимым ее туда вернуть. Александр пытается сделать это с помощью «Каталины». Имеет ли эта история заговора против Римской республики, укрощенного Цицероном, отношение к современной действительности? Пьеса поставлена 14 октября, в тот самый момент, когда, благодаря Кавеньяку, царит Порядок с мощными бицепсами, а бонапартистские комитеты готовят президентскую кампанию Наполеона Малого, поддержанного, как мы видели, и Александром. В этих идиллических условиях кто же, спрашиваем мы, мог думать о заговоре против молодой II Республики, разве что помимо воли Александра уже как-то дали о себе знать его знаменитые предчувствия.

Ясно, что в этом году производительность его труда несколько упала, хотя он продолжает публикацию «Жозефа Бальзамо» и «Виконта де Бражелона» и готовит к печати в конце декабря «Ожерелье королевы», второй из его больших романов о Революции. Не самое прямое отношение к литературе имеет его похвальное слово автору «Гения христианства», только что скончавшемуся в возрасте восьмидесяти лет, то есть слишком преклонном для подписчиков на его «Замогильные записки». Поэтому все, что было в его творчестве лучшего, начали печатать до его кончины. «Шатобриан» Александра — один из девяти некрологов в серии, посвященной уходу из жизни дорогих для него людей. Следует отметить, что он включит в серию и двух «достойных сожаления», хотя и с разными оттенками значений этого словосочетания: Фердинанда и Мюссе. Вся серия будет собрана в одну книжку под заимствованным из баллады Бюргера отличным названием «Мертвые идут быстро».

Снова Александр в долгах, как в тисках. Исторический театр прогорает, и успеха «Юности мушкетеров» в феврале 1849-го явно недостаточно, чтобы его реанимировать. Предполагаемый «Монте-Кристо» оказывается за пределами возможностей[89]. Александр уже продал мебель некоему подставному лицу по имени Дуайен. В марте он же окажется и покупателем замка, отданного за тридцать тысяч франков, то есть примерно за десятую часть своей стоимости. Бальзак, стоявший в стороне от всех этих маневров, в ужасе пишет своей Чужестранке: «Прочел в газетах, что в воскресенье Дюма продает все свое имущество в «Монте-Кристо»; дом же как будто уже продан или его вот-вот продадут. Эта новость привела меня в содрогание, и я решил трудиться день и ночь, лишь бы не оказаться в подобном же положении». Хотя свои финансовые дела Бальзак может поправить и при помощи выгодного брака с госпожой Ганской, который уже не за горами. У Александра же все наоборот. Ида, которую Виллафранка содержит отнюдь не в нищете, добилась раздела имущества со страшным для Александра ущербом: он должен выплатить ей сто двадцать тысяч франков мнимого приданого плюс, естественно, двадцать семь тысяч франков процентов. Ей очень жаль, что Александр не владеет больше никаким имуществом.

Живет он, таким образом, то в «Монте-Кристо» у своего друга Дуайена, то в Париже, в сите Тревиз. Мари уже восемнадцать, она не похорошела, ненавидит Беатрису Персон и неутешна по поводу разлуки со своей мачехой. В свои двадцать пять лет младший Дюма продолжает жить на широкую ногу за счет своего отца, хотя и написал уже кое-какие мелочи и хотя роман «Дама с камелиями», рассказывающий о его любви с покойной Мари Дюплесси, имеет успех. Александр распростился со своим зверинцем, но по-прежнему держит слуг и секретарей, что заставляет его непрестанно занимать деньги то здесь, то там, в частности, и у Маргариты Гиди. Это богатая и симпатичная ювелирша, имеющая в свои сорок лет мужа на тридцать три года старше, и, следовательно, и речи нет о том, что Александр платит ей проценты в денежном выражении. В точности неизвестно, какую именно сумму, однако ясно, что большую, она ему одолжила. В 1860 году Александр доверительно сообщит Ноэлю Парфе: «Госпожа Гиди готова оказать доверие на сумму в двадцать тысяч франков, и один лишь Бог знает, должен ли я ее вернуть».

Выборы законодательной власти назначены на 13 мая 1849-го. Однако исполнению своего гражданского долга Александр предпочитает поездку в Голландию, на коронацию Гильома III, большого поклонника его творчества, как он ему об этом сам написал. Александру неизвестно, обладает ли и королева столь же хорошим вкусом в оценке литературы. Поскольку она — племянница Жерома Бонапарта, он наносит визит экс-королю, только что вернувшемуся из ссылки, чтобы узнать, не нужно ли случайно выполнить какое-нибудь его поручение в Голландии. В результате дядюшка снабжает его письмом, к королевам надо всегда найти ключ. Уезжает он 9 мая вместе с сыном и художником Биаром. За два дня он повидал короля два раза, а королеву — три, что, разумеется, ничего не значит. Когда он уходит, откланявшись, его догоняет адъютант и передает шкатулку. Он открывает, там нидерландский орден Льва. «Вот так получил я крест из Голландии, который никогда не носил, ввиду того, что его у меня из кармана тут же, в вечер моего возвращения, и украли, когда я сходил с поезда»[90]. Накануне его приезда в Париж партия порядка добилась абсолютного большинства голосов и мест, но и социалисты отлично прошли, получив тридцать пять процентов голосов и сто восемьдесят мест. Что до умеренных республиканцев, то их прокатили. Не переизбран даже Ламартин, и лишь дополнительные выборы дадут ему место.

Дни и ночи работы, сейчас, как и всегда. Подобно Бальзаку, он снова пишет без передышки. За 1849 год он выпустит одну за другой целую серию новелл, большой исторический труд «Людовик XV и его двор», а для театра инсценировки «Шевалье А’Арманталя» и «Войны женщин» вместе с Маке, «Коннетабля Бурбона» с Гранже и Монтепеном, где его имя фигурировать не будет, «Завещание Цезаря» под именем Поля Лакруа и прежде всего — «Графа Германна», или историю неистовой любви в духе «Антони». В основе — пьеса Луи Лефевра, прочитанная ему автором трехактная комедия. Александр же видит в ней «сквозь туман пять актов большой и хорошей драмы». В театре Водевиль комедия Лефевра провалилась, и Александр выкупает ее за тысячу франков. «Как обычно, я положил сюжет отлеживаться, пока ко мне не придет вдохновение. Однажды утром «Граф Германн» сложился у меня в голове; через неделю он лег на бумагу, через месяц поднялся на подмостки Исторического театра в обличье Меленга и в сопровождении госпожи Персон и Лаферьера. То была одно из лучших моих драм, то был один из самых грандиозных моих успехов», и в самом деле.

20 мая, во время репетиции «Завещания Цезаря» один из театральных посыльных сообщает Александру, что Мари Дорваль умирает и хочет повидаться с ним в последний раз. Карьера великой актрисы не смогла пережить заката романтизма. Маленькие роли или гастроли в провинции, жизнь вместе с дочерью Каролиной и зятем Рене Люге, оба нищие актеры, как и она сама. Уже давно они расстались с Виньи, муж ее Мерль стал импотентом, и всю свою любовь она перенесла на внука. Год назад он умер, и она чуть с ума не сошла, да так и не оправилась, беспрестанно повторяя, что скоро они снова встретятся. Она просилась на жалованье в Комеди-Франсез, «она согласна играть все — дуэний, на выходах, во вспомогательном составе»[91], но Комитет единодушно ей отказал. Александр через Остейна пригласил ее в Исторический театр. Бальзак думал о ней, когда писал «Мачеху», и ей предназначил эту роль. Начались репетиции, но она заболела, и роль у нее отняли. «Горе ее было ужасным; на сей раз ее актерское достоинство было раздавлено. Торопясь с выпуском пьесы, Бальзак не возражал». Поскольку справедливость все-таки существует, «Мачеха» провалилась с треском. Мари поехала вместе с Люге в Кан, надеясь поработать там, но там слегла и мечтала лишь умереть в годовщину смерти внука, и через четыре дня ей это удастся. Люге привез ее в Париж. Александр спешит к ней. «Я вошел в спальню; Дорваль сделала усилие, чтобы мне улыбнуться и протянуть руки.