— Для чего идете, знаете?

— Да нет, лейтенант зачем-то позвал.

— А-а-а, ну ступайте, ступайте. Сейчас товарищ лейтенант Вам всё объяснит.

Меж тем, когда алчущий отпуска Каретин прибыл в караульное помещение, на улице уже начало смеркаться. Лейтенант с просящими нотками в голосе объяснил Каретину суть боевой задачи. Почувствовав, что в данной ситуации от его мнения что-то зависит, боец принялся было отнекиваться набивая себе цену. Начал что-то лепетать про несовместимость выполнения боевых задач с купанием в дерьме. «Это ведь совершенно разные вещи, товарищ лейтенант, — упрямо гундосил Каретин, — не для того меня в армию призывали, чтобы я по ночам в говне плавал». Тут лейтенант вспомнил и рассказал упрямому бойцу историю про подвиг разведчиков, проникших во вражеский штаб по забитой фекалиями трубе. Каретин с интересом выслушал захватывающий рассказ лейтенанта, но всё ещё продолжал колебаться. Решающее действие на него возымело волшебное слово «отпуск», много раз произнесенное лейтенантом в разных падежах. Окончательно проникшийся важностью решения предстоящей задачи для поддержания хрупкого мира на планете, Каретин наконец принялся облачаться в «костюм военного инопланетянина». При этом всё же какие-то сомнения не покидали его. Облачаясь в пресловутый ОЗК, он то и дело что-то обреченно бурчал себе под нос. До ушей лейтенанта долетали обрывки каких-то странных фраз, казалось, совсем не относящихся к сложившейся ситуации: «кусок железа», «права человека», «личное достоинство воина», «море дерьма», «торжественное погребение воина утопшего в дерьме». В общем, всякая хрень лезла в голову Каретина перед таким непростым погружением. Эти ощущения знакомы многим исследователям глубин и подробно описаны в соответствующей литературе. Поэтому мы не будем подробно на этом останавливаться и плавно перейдем к описанию самого погружения, а так же всего того, что за ним последовало.

Наконец процесс облачения в ОЗК был благополучно завершен. С целью придания комплекту большей герметичности все шпеньки были наглухо застёгнуты в крайние положения и уже зиял своими пустыми глазницами тщательно подогнанный противогаз. В общем, потенциальный отпускник принял шаблонное обличие инопланетянина с потерпевшего аварию корабля пришельцев, так часто описываемое уфологами в околонаучных журналах. Зрелище, надо сразу сказать, малоприятное с точки зрения неподготовленного к ужасам тогдашнего земного обывателя: непомерно большая голова с круглыми и почти пустыми глазницами-иллюминаторами, зеленое бесформенное и сморщенное туловище, неуклюжие слоновьи конечности. Это сейчас обыватель уже готов к чему угодно, к встрече с любой нечистью: спасибо, как говорится, многочисленным «ужастикам» современного кинематографа! А тогда самым страшным фильмом советского проката был безобиднейший ныне «Вий», снятый по известному произведению Н. В. Гоголя. Поэтому военные, дабы не травмировать психику гражданского населения старались лишний раз по улицам в ОЗК не расхаживать. Но тут был другой случай. Всё происходило поздним вечером и на задворках военного гарнизона. Лейтенант вызвал подкрепление из состава бойцов отдыхающей смены караула и, обвязав Каретина веревкой вокруг пояса, дал добро на погружение. Каретина медленно опустили на веревке в выгребную яму через очко, соседствующее с аналогичным отверстием, через которое произошло досадное падение боевого оружия. С трудом нащупав склизкое и неровное в топкости своей дно, Каретин специальным, понятным только опытным водолазным знаком попросил прекратить погружение и протянул руку за фонариком. Лейтенант, брезгливо морщась, насколько мог низко склонился над отхожим отверстием и просунул в него фонарь. Выполняя распоряжение лейтенанта, бойцы отдыхающей смены немедленно организовали оцепление вокруг района поиска. У военных есть такое всегда неукоснительно соблюдаемое правило — о сути происходящего на секретном объекте не должен был знать никто, кроме, как они всегда говорили, «узкого круга ограниченных людей». Так было и в этот раз.

Тем временем, вооружившись фонарем Каретин немедленно приступил к поисковой части операции. Создавая высокие и вязкие волны, поднимая в ночной воздух стаи зеленых мух, боец то приседал, почти полностью исчезая в волнующемся дерьме и непрерывно шаря в округе свободной рукой, то вновь вздымался над поверхностью, шумно вибрируя клапаном противогаза. По всей округе разлилась потрясающая воображение вонь. Права народная поговорка, говорящая о том, что если есть такая возможность, то дерьмо лучше не беспокоить. В данном случае такой возможности не было, и находящийся мыслями в родных местах Каретин продолжал упорно и безуспешно нырять в агрессивную пучину. Меж тем, облепленный мухами и изнемогающий от вони лейтенант стал постепенно терять терпение.

— Каретин, ну долго ты там будешь возиться? Я чувствую, что тебе там понравилось. Конечно, тебе там хорошо, ты же в противогазе… Тепло тебе и мухи тебя там, наверное, не кусают. Не кусают ведь, Каретин? — Пританцовывая ныл Николаев с нотками плаксивого сарказма в голосе.

— Бу-бу-бу, — возмущенно отвечал Каретин, выныривая и гортанно вибрируя клапаном.

Вскоре лейтенанту всё это надоело. «Пойду-ка подышу чуток, а этот конформист пусть пока поплавает. Даже если отыщет он наконец эту злосчастную «пушку» — подождёт, ничего с ним не случится». — Размышляя подобным образом, Николаев, не спеша, проследовал в «караулку» с наслаждением и глубоко вдыхая ночной воздух леса. Тем временем, по лесной тропинке не торопясь брел с хоздвора в расположение части лейтенант медицинской службы Зельский. Лейтенант был совершенно недавно назначен начальником батальонной медсанчасти и порой с трудом осознавал то, что вокруг него происходит. До него никак не доходило, например, как можно отправлять в командировку человека с двухсторонним воспалением лёгких? Тем более, что он, врач по образованию, выдал этому человеку справку о заболевании и даже настаивал на его немедленной госпитализации, а какой-то долдон-командир его компетентное мнение тут же наглейшим образом проигнорировал: «Та Вы що? Дохтур? Дэ Вас учылы? Якы такы заболеваныи? Подохает чуточкы, та выздоровит. Можэ буть отёк? Якый такый отёк? Та я Вас умоляю, щё горылки з перцем на ныч прыймэ и нэ якых отёков. А зутра хай идэт у командыровку. Всэ! Зараз я командыр». Вот и сегодня его, специалиста, которого шесть лет учили лечить людей, ни с того — ни с сего отправили на хоздвор лечить занемогшую во время сностей свиноматку. Когда лейтенант попытался найти какие-нибудь общедоступные слова, чтобы объяснить разницу между ветеринаром и терапевтом, между свинским и человеческим организмами, то в ответ услышал примерно следующее: «Шо Вы такэ гонытэ? У мэнэ в сэли усих водын дядько Макар лекарил. Симь классив учылся дядько Макар! А на Вас радянский народ аж шестнадцать лит горбативси… А Вы — «разныца». Та нет эё ныкакой «разныцы»!

«Видимо, действительно нет», — подумал лейтенант и поморщился от нарастающей боли в животе. Зельский не успел сегодня пообедать в гарнизонной столовой и ему пришлось перекусить в VIP-бане, находящейся неподалеку от хоздвора. В этой бане Ахтунг принимал высокое начальство и председателей всех посещающих гарнизон с проверками комиссий. В бане лейтенанта, видимо, попотчевали тем, что осталось «с барского стола» уехавшей вчера комиссии по проверке состояния морального духа войск. С «духом» у остатков вроде бы всё было нормально, да и выглядели они довольно привлекательно, но вкусовые качества лейтенанта сразу же насторожили. Но в этот час лейтенант был не просто голоден, а очень голоден. И короткая борьба голода с сомнениями окончилась безоговорочной победой первого. Теперь же Зельский пожинал плоды этой победы. Очередной резкий приступ диареи заставил его остановиться и замереть. Он некоторое время неестественно прямо стоял посреди тропинки, медленно покрываясь липким потом в ожидании окончания приступа. «И чего я тут мучаюсь, — досадуя на свою врожденную интеллигентность, подумал доктор, — я же в лесу. Здесь же всё можно. Можно взять так и, прямо не сходя с тропинки попросту опорожниться. Вокруг никого нет и темно уже, хоть глаз выколи. Ладно, дай-ка попробую сделать хотя бы шаг в сторону, дабы полностью исключить вероятность неуместной с кем бы это ни было встречи. Но только один шаг! Только один! Не больше!» Приступ и не думал утихать. Руки Зельского уже против его воли заскользили по штанам, судорожно расстегивая пуговицы. Однако сила заложенного в нём воспитания не позволила отважиться на прямое действие, и приступ под натиском этой же силы начал медленно отступать. Зрение лейтенанта от пережитого только что ужаса внезапно обострилось, и он вдруг заметил вблизи себя очертания знакомого сооружения. «Фу-у-у, ну теперь-то уж, наверное, дойду без ущерба природе, — облегченно подумал лейтенант, — по тропинке явно не успею, а вот ежели напрямки, то шансы мои вполне реальны». Лейтенант, не раздумывая, рванул к спасительному сортиру прямо через лес. Надо заметить, что слово «рванул» здесь, наверное, вряд ли подходит. В этот раз «рвануло» только сознание старлея. На самом же деле Зельский медленно-бесшумно засеменил, совершая движение ногами только начиная с коленных суставов и сохраняя при этом неестественно прямую осанку. «Только бы не расплескать, только бы не расплескать», — отчаянно пульсировало в его липкой от пота голове, как будто он нёс внутри себя что-то бесконечно ему дорогое. С этой лишенной всякой логики пульсацией Зельскому удалось каким-то образом благополучно преодолеть оцепление, организованное вокруг секретного объекта, и остаться при этом незамеченным. Он рывком ворвался в скрипящее старыми досками помещение, кое-как примерился к одному из зияющих в полу отверстий, рывком стащил с себя штаны, выводя их из зоны риска, и с облегчением дал свободу рвущейся из него наружу ураганной мощи. Соизмеримые с Ниагарским водопадом потоки неистово бушевали всего несколько минут. «Всего-то? — разочарованно подумал Зельский, наслаждаясь наступившей тишиной, — значит, всё еще впереди. Съел-то много. Куда же всё это делось? Надо бы в таком случае ещё посидеть и подождать. Это ведь дело такое… Вроде бы кажется, что всё успокоилось, а только отойдешь от очка подальше, оно как…!» Рассудив таким образом, лейтенант остался на прежнем месте и в прежней позе. Для большего удобства он только лишь свесил свою обескураженную задницу ещё ниже над круглым бездонным очком. На этот раз он решил, что пора самому становиться хозяином ситуации и встретить очередной приступ коварной, подкравшейся к нему ядовитой змеёй диареи, как говорится, во всеоружии. И это была его роковая ошибка! Оружие было вовсе не там.