— А ну как не догонит?
— Не догонит — воротится.
Ульяна до утра не сомкнула глаз. Найденный сын не вернулся.
ГЛАВА 12
Микеша Чупрунов не смирился с похищением дочери разбойниками, в мае он дважды побывал у нижегородского наместника, требуя от него присылки воинов для отыскания и уничтожения становища татей. Объединить силы бояр не представлялось возможным: каждый страшился хотя бы на день оставить свою усадьбу без надёжной охраны, поэтому-то и настаивали на присылке воинов наместником. В начале июня воины явились в усадьбу Микеши Чупрунова, куда тотчас же прибыли и соседние бояре — Плакида Иванов, Акиндин Охлупьев, Докучай Засухин. За месяц до того Микеша послал своих людишек в разные стороны проведать, где находится становище злодеев.
В день Лукьяна Ветреника выступили в поход. После похищения разбойниками Катеринки Акиндин Охлупьев посматривал на соседей свысока.
— Как Бог милует твою дочку, Плакидушка? Тот горестно махнул рукой.
— Завидую тебе, Акиндин, — сын у тебя, а с девками одно горе. Уж как я стерёг её честь, а всё равно не уберёг — брюхатая ныне ходит. Кто, спрашиваю, опозорил тебя? Сначала молчала, а потом призналась, что имела дело с молодцем, привозившим царёву грамоту. А ведь кто он? Дружок Кудеяров, тать проклятущий! Вот ведь как опозорили на старости лет!
— Не печалься больно-то, не у одного тебя горе. У Микеши вон дочь совсем в полон увели, неведомо что с ней сталось. А ты, Докучаюшка, что не весел?
— Чему, Акиндин, радоваться-то? Разбойники совсем обнаглели, являются к боярам посередь дня, творят суд и расправу. Как отхлестали меня на глазах собственных слуг — ничто не мило теперь, охота отыскать тех разбойников да отплатить сполна. Шкуру с живых спущу!
— Не зарекайся, Докучаюшка, вон Плакида как-то пообещал из Кудеяра лепёшку сделать, а он тут как тут!
Бояре подозрительно огляделись по сторонам, не прячутся ли за деревьями лихие людишки. Вдоль дороги возвышались сосны — могучие, огромные, между ними далеко видать — нет никого. Но вот послышался скрип колёс — навстречу неспешно катили три подводы. Микеша, подняв руку, остановил их.
— Кто такие да куда путь правите?
— Мы людишки купца Глеба Короткова из Мордовского Арземасова городища, едем в Нижний Новгород на ярмонку, — бойко ответил Корней, ехавший на передней телеге.
— Слыхивал о таком купце. А ты кем у него служишь?
— Сын я ему, Корнеем кличут.
— Ну-ну… А не попадались ли вам лихие людишки?
— Попадались, боярин, да только зимой это было, под вечер. Как выскочат они из-за дерев, да как засвищут, у меня от страха аж сердце в пятки утекло. Ну, думаю, конец мне пришёл. А у разбойников рожи такие свирепые — прямо жуть! Впереди двое за главарей у них. Одного Елфимом, другого Кудеяром кличут. Отобрали у нас всё — деньги, оружие, еду, какая была, да велели побыстрее убираться подобру-поздорову. Не помню, как добрались мы тогда до Нижнего Новгорода.
Бояре внимательно слушали рассказчика.
— В коем месте повстречали вы лихих людишек?
— А недалеко отсюдова: проедете с версту, там дорога под уклон пойдёт, а как спуститесь, то и увидите то место. Может, они и ныне затаились там.
Услышанная весть взбудоражила бояр; разрешив Корнею ехать, они лишь мельком взглянули на его спутников. На первой подводе кроме него сидела девка, на второй — старик с бабой, лицо которой почти целиком было замотано платком, а на задней телеге ехали два насупившихся мужика.
Отъехав на безопасное расстояние, разбойники стали оживлённо обсуждать происшествие.
— Молодец, Корней, — похвалил Филя, — ловко ты заговорил зубы боярам.
— Вовремя мы смотались из становища, перебил его Олекса, — наверняка бояре пронюхали, где мы есть. Седмицу назад Елфим изловил человека, который признался, что он послан Микешей Чупруновым прознать, где мы хоронимся. Вот тогда-то Елфим и согласился разделиться: сам перешёл в Волчье становище где у него потайная изба есть, а нас отпустил на лето в Веденеева.
Кудеяр ласково взглянул в глаза Катеринки.
— Вот и довелось тебе свидеться с отцом… Чего же ты плачешь? Или жалко стало боярских хором?
— Видит Бог: не жалко мне боярских хором, потому как с милым и в шалаше рай. А всё же взгрустнулось невесть отчего, да и страшно стало: вдруг нас признают? Тебя с Филей отец не раз видел, дивлюсь, почему нынче не разглядел.
— Мы с Филей каждый раз иное обличье имеем, оттого Микеша нас и не признал. А ведь и ты в этом деле преуспела. Опасался я за тебя: ну как отец разглядит!
Катеринка положила голову на грудь мужа.
— Хорошо мне с тобой, Кудеярушка, одно тревожит: неужто всю жизнь так мыкать придётся? Ведь и у меня, и у Любаши могут дети народиться. Как с ними-то от преследований бояр спасаться?
— Не мы одни так мыкаем — в лесах беглых людей видимо-невидимо… Не раз думал я о нашей судьбе и вот что решил: купим землю в Веденееве, построим избы и заживём сами себе хозяева. Мало ли на Руси Выселков!
Катеринка крепче прижалась к Кудеяру, мечтательно произнесла:
— Заведём с тобой всякую живность — коровку, овечек, курочек…
Впереди, на высоком берегу Волги при впадении в неё Оки, показался Нижний Новгород. В бытность Василия Ивановича в 1511 году была завершена постройка нижегородского кремля — одного из самых замечательных сооружений Руси. С Верхнего холма крепостная стена, крытая тёсом, громадными уступами сбегала вниз, охватывая «подол» у берега Волги. Четверо ворот вели в город — Дмитровские, Никольские, Ивановские и Егорьевские. Перед Дмитровскими воротами стояла отводная башня, соединённая с ними каменным мостом, перекинутым через глубинный ров. В полуверсте от рва был насыпан земляной вал. За крепостной стеной возвышался собор Преображения, несколько деревянных и каменных церквей, дома воеводы, духовенства, служилых людей, а вокруг них — множество небольших деревянных изб, стоявших так тесно, что нигде не было видно пустого места. К кремлю примыкал обширный посад. Под крутым берегом возле Волги расположился Печерский монастырь со своей слободкой. Монастырь стоял на торной дороге, по которой бурлаки тянули суда вверх по реке, поэтому и именовали его — «На Бечеве». Монахи, основавшие монастырь, жили в пещерах, выкопанных в крутом волжском берегу, который время от времени обрушивался, сползал в реку, отчего жилища первых иноков не сохранились, но память о них осталась в названии монастыря.
Ребята проехали на многошумное нижегородское торжище, где глаза разбежались от обилия товаров. Рядом с московскими, ярославскими, муромскими купцами важно восседали кизилбашские[155], бухарские, хивинские, астраханские торговые люди. Продав лошадей и телеги, спустились в нижний посад. Поблизости от реки располагались лавки и амбары с хлебом, рыбой, солью и всякими другими товарами, а чуть дальше — верфи, где стояли готовые и строились разнообразные речные суда — карбасы, учаны, струги, лодки, которые охотно покупали не только русские, но татары и армяне.
— Какое судно надобно добрым молодцам? — весело спросил ребят светловолосый широколицый новгородец; взгляд у него приветливый, располагающий к себе.
— Ищем мы лёгкий струг[156], нам же норовят продать большой карбас, а пошто он нам? — ответил Кудеяр.
— Верно, карбас купцам надобен, а вы-то ведь торговлей не промышляете, вам для иного судно нужно, — нижегородец улыбчиво смотрел на ребят, как будто видел их насквозь.
— Слишком ты догадливый, дядя, а таким в жизни не всегда везёт.
— В нашем деле без догадки да смётки нельзя. Вам куда плыть надобно — вверх или вниз?
— Вверх.
— Ступайте за мной, покажу я вам струг — в самый раз будет.
По узкому проходу между заборами спустились к воде, на которой покачивалось новёхонькое стройное судно.