- Да он пугал тебя,- сказал Петрушка.

- Ох, нет! Еще вчера барин приказал выстричь и вымыть Фомку и дать ему новую рубашку... Весь двор удивлялся, за что такая милость к этому дураку... А теперь я знаю... я не переживу своего несчастия!..

- Нет, Маша! Нет, быть не может, чтобы эти ясные очи, черные косы, белая грудь, это сердце, такое доброе, кото­рое так меня любит... чтоб все это досталось неумытому дураку... он - это животное, станет ласкать тебя, станет це­ловать тебя... нет, Маша, этого быть не может!..

- А будет!..- едва слышно сказала Маша.

Молчание.

- Послушай,- говорила Маша,- ты любишь меня, и я лю­блю тебя более всего на свете; нам еще можно спастись, нас никто не разлучит... послушай меня...

И, притянув себе на грудь Петрушку, она что-то стала шептать ему.

Петрушка пришел домой веселее, спокойнее; необыкно­венная радость блистала в глазах его.

- Тебе лучше, Петрушка?- спросил Медведев.

- Лучше, барин, я совсем здоров.

На другой день рано поутру, чуть стало солнышко пока­зываться из-за леса, Петрушка, с охотничьею сумкой за плечами, с ружьем в руках, был уже в роще Чурбинского на берегу реки; немного погодя пришла Маша. На ней была белая, шитая шелком рубаха, завязанная красною лентою; косы лежали на голове черным венком и между ними бли­стали осенние белые астры...

- Хороша твоя невеста?- сказала Маша, подходя к Пет­рушке.

Петрушка бросился целовать ее.

- Погоди, Петрушка, не целуй меня: станем молиться бо­гу, чтоб он не разлучал нас и в будущей жизни...

Они упали на колени и тихо молились; в речном трост­нике пела пеночка... Солнце величественно выходило на небо. Село начинало пробуждаться.

Помолясь, Петрушка подошел к Маше, обнял ее, и уста их слились долгим поцелуем.

- Слышишь,- говорила Маша,- они просыпаются, они придут сюда - и все пропало! Поспешим, моя радость: там нас не разлучат. До свидания!..

Она стала на колени и распахнула рубашку на полной груди своей.

- Смотри же, мой милый, стреляй прямо в сердце, вот оно, вот бьется, стреляй сюда, а как я умру, и сам за мною скорее: без тебя мне будет скучно и минуту... Ах, как весе­ло умереть от твоей руки!..

Петрушка поднял ружье и прицелился.

- Что же ты ждешь? Я душою чую, что идут сюда - и отда­дут меня Фомке!..

Выстрел раздался - и Маша упала на траву... "Приходи ко мне скорее..." были последние слова ее... Алая кровь теп­лым ключом била из ее раны; светлые глаза подернулись смертным туманом.

Петрушка торопливо начал заряжать ружье, а между тем в роще раздавались голоса: "Кто смеет стрелять! Лови, ло­ви, да и в суд, кто б ни был, моею рукою... Барская земля!" - и Потапыч с тремя десятниками бежал к Петрушке.

Вот они уже близко. Петрушка спешит прибить заряд, взводит курок, упирается дулом ружья в грудь и, пере­гнувшись вперед, спускает курок: щелк!.. не выстрелило: Петрушка второпях забыл насыпать на полку пороху.

Десятники схватили Петрушку.

- И умереть не дадут!- проворчал Петрушка.- Прощай, Маша! Я сдержу слово: скоро увидимся!..

Был осенний вечер. В гостиной Медведева, по-старому, на круглом столе кипел самовар и горели две свечки в тя­желых подсвечниках; на диване, у стола, Анна Андреевна разливала чай, в кресле сидел Медведев, только не было Трезора, а перед хозяином сидел сосед с большим круглым лицом, да у двери, вместо Петрушки, стоял дюжий черно­мазый лакей.

- Прескверная погода!- говорил, сморкаясь, сосед.- Давно ли было тепло, и вдруг стало холодно! Кажется, и не пора бы: еще половина сентября!

- Будто очень холодно?- спросила Анна Андреевна.

- Нет, оно не холодно, а дождик идет, такой, знаете, ехид­ный, так всего и измочит, кажется, и небольшой, а пронзи­тельный.

- Так вы так бы и говорили,- перебил Макар Петрович.

- Нельзя же иначе выразиться, когда хочется с дороги пуншу!

- Ну, то-то! Ох, Евграф Пантелеймонович, все еще не­спроста говорите, все смекай его да смекай, куда что сказа­но! Откуда же вас бог несет?

- Из нашего уездного города.

- Что там новенького?

- Новенького? Гм! особенного ничего. Разве что ваш Пет­рушка вчера умер.

- Царство ему небесное!- в один голос сказали, перекре­стясь, и Медведев и его супруга.

- Да, умер, и, знаете, очень странно; со дня вступления в тюрьму он все худел, таял, как свечка; послали и доктора - не признается: "Я,- говорит,- совершенно здоров", а все чахнет, все день ото дня хуже, да вчера и умер!.. Что ж бы вы думали? Весь хлеб, что ему давали, нашли у него под постелью; ничего не ел и умер с голода!.. Впрочем, тут вы много виноваты: зачем было давать ему читать книги?!! Сам бы не выдумал такой штуки! Прочитал где-нибудь и - баста!..

Медведев молча встал и начал скорыми шагами ходить по комнате.

- А вы зачем ездили в город?- спросила Анна Андреевна.

- Избирать судью на место умершего в прошлом месяце нашего почтеннейшего Цвиринковского.

- И выбрали?

- Общим голосом Юлиана Астафьевича.