- Что же бедная его вдовушка?- спросила Анна Андреев­на.

- Тут нечего спрашивать, душа моя: верно, ругается.

- Изволили отгадать: сильно ругается, ругает покойника и дома, и в гостях, и на улице. Такая стала сердитая; нет давно сделала большой афронт жениху дочери Катерины Федоровны.

- Оставьте его в покое: смерть не люблю прапорщиков, которые сватаются, лучше бы вы сами женились.

- Это единственная цель моей жизни. Я рад жениться, но, вы знаете, я человек небогатый...

- А если бы я тебе, приятель, нашел невесту с состояни­ем?

- Полноте шутить!

- Нет, право. Помнишь ли ты полковницу Фернамбук, ко­торая целое лето прожила с дочерью в губернском городе?..

- Как же, я ее имел честь часто видеть у Катерины Федо­ровны, еще у нее дочка - сущий амур или грация!

- Ни амур, ни грация, а так, девушка недурная, с 300 душ приданого. Эта самая дама без души от тебя. Как приехала в деревню, все твердила: "Вот человек, Юлиан Астафье­вич! Какой вежливый, услужливый, толковый!.." Влюблена в тебя, да и баста!..

- Шутите! Она, кажется, уже степенных лет.

- Экой приказный! Ей лет за шестьдесят; женись на ее дочке...

- Куда там! Такого счастья я и во сне не видывал.

- Что за счастье? Ты молодец, добрый малый, дворянин. Чего этой бабе еще надобно?..

- Она может найти себе зятя офицера.

- Стыдись, братец, разве ты не офицер? Какой на тебе чин?

- Губернский секретарь.

- Черт вас разберет! Переведи, братец, как это будет по-христиански.

- В ранге поручика.

- И прекрасно! Чем ты не жених? Хочешь, я женю тебя?

- Будьте благодетелем! Да нет, меня смех берет; ха-ха-ха! Вот оказия!.. Впрочем, делайте что хотите!

- Ладно! Куда ты едешь курьером?

- В П-в.

- Сколько ты можешь прожить у меня?

- Дня два.

- Вздор! Ты должен прожить неделю.

- Невозможно, Макар Петрович!

- Почему? Какие-нибудь дрянные бумаги нужно отдать кому? Это можно сделать: я пошлю в П-в форейтора Вась­ку, он их отдаст по адресу, а на другой день привезет от­вет. П-в всего от нас 50 верст. Остаешься? Завтра же начну действовать - и не будь я Медведев, если ты не женишься на молодой Фарнамбуковой. Поедешь - пеняй на себя.

- Делать нечего,- сказал Юлиан Астафьевич.

- Люблю за обычай. Давай, приятель, руку! Благодари, жена: теперь не будем скучать целую неделю в эту сквер­ную погоду. А я, право, женю молодца!..

- Если даст бог вам успех,- сказала Анна Андреевна.- Ка­кой вы будете близкий сосед: деревня Фернамбуковой от нас всего три версты; только через реку.

- Скажите: и сосед, и ваш покорнейший слуга.

- Это уже много; а шутки в сторону, у меня будет к вам просьба,- сказала Анна Андреевна.

- Приказывайте, сударыня.

- Если вы женитесь, прежде всего должны исправить плотину и мост, а то всякий раз, как переезжаю плотину Фернамбуковых, я прощаюсь с белым светом: кажется, так коляска и слетит с плотины или провалится под мост.

- Будьте уверены, что в мире не будет другой подобной плотины: сам пойду работать, лишь бы угодить вам.

- Что за страсть, подумаешь, у этих губернских франтов нести такую чепуху! Полно, брат, мою жену морочить, а я себе выговариваю право стрелять дичь во всех твоих да­чах безданно и беспошлинно.

- Помилуйте, Макар Петрович, на что мне эта дичь? Я сам от роду не стрелял из ружья и не знаю, как оно стреляет. Вся дичь - ваша. Мое почтение к вам всегда было непре­ложно, и если вы пособите моей карьере такою выгодною женитьбою, то я... и проч... и проч...

В таком роде разговор продолжался до самого ужина.

Четверо суток изволил кутить Макар Петрович на радо­стях, что поймал губернского гостя, и каждый вечер гу­бернский гость почти сквозь слезы говорил Медведеву:

- Боже мой! Когда же мы будем сватать M-elie Фернам­бук?

- Погоди, братец, время впереди,- отвечал Медведев,- не возьмет ее нечистая сила; завтра непременно поедем.

Приходило завтра, и опять та же история.

Наконец, на пятый день Медведев представил своего го­стя семейству Фернамбук, а еще через день поехал сам с решительным предложением.

Это был роковой день для Юлиана Астафьевича. Задум­чиво ходил бедный губернский секретарь по комнате, по временам щелкая пальцами; лицо его было бледнее обык­новенного; принужденная улыбка на тонких губах его превращалась в какое-то судорожное кривлянье; иногда он, тяжело вздыхая, обращал глаза к образам, иногда, подойдя к окну, очень правильно барабанил по стеклу модную песенку:

Он очень хорошо чувствовал, что в эти минуты решалась судьба всей его будущности; от "да" или "нет" зависело, быть ему достаточным человеком или прозябать в канце­лярии, с перспективою седых волос, при великом счастии секретарского места и чахотки.

Напрасно Анна Андреевна старалась развеселить Чур­бинского (это была фамилия Юлиана Астафьевича) свои­ми шутками: он, против обыкновения, не понимал их, не старался предупредить окончание какого-нибудь анекдо­та, давно известного всей губернии, улыбкой удивления или громким хохотом. Юлиан Астафьевич был не похож на самого себя.

Пришло время обедать - нет Макара Петровича; вот ве­череет - нет его; вот уже и самовар на столе - все его нет. Несносный день, несносный человек Макар Петрович!

Но вот зазвенел колокольчик, борзая тройка останови­лась перед крыльцом, и в комнату вошел Медведев.

С первого взгляда можно было заметить, что Фернамбу­ковы его приняли за гостя: лицо Макара Петровича горело румянцем удовольствия, глаза блестели; он живо пересту­пал с ноги на ногу, потирая руки.

- Ну, что, почтеннейший Макар Петрович? Решайте мою участь! Отказ? Гарбуз? Говорите, говорите, я наперед это знаю!

- В чистую, братец, без мундира и пенсиона!

- Так, так, я это знал. Душа моя это предчувствовала. На смех подняли!.. И не грех ли вам меня, беззащитного сиро­ту, вводить в такие истории, будто я не понимаю, что я, а что они? Бог свидетель, я никогда и не думал о Фер­намбуковых; вы сами затеяли неподобное; вам смех, а я что теперь стану делать? Еще под арест посадят!..

- Что, приятель, впятил тебя в брак, а?

- Хорошо вам издеваться, что меня забраковали, как ло­шадь никуда не годную, а мне каково?..

- Ха-ха-ха! У тебя страх и разум-то выгнал! Кто тебе гово­рит о негодности? Ха-ха-ха! Запиши, жена, каламбур: в брак тебя введем, то есть в законное супружество - вот что! Давай руку! Поздравляю! И старуха, и дочь сначала было, знаешь, этак немного закуражились, да как я им объяснил все толком: и ты что за человек, и то, и другое, и прочее - они сдались, и дело в шляпе, как говаривал мой эскадронный командир. Понимаешь?.. Завтра едем к Фер­намбуковым вместе; завтра же надо известить соседей, а послезавтра - и под венец. Куй железо, пока горячо!.. Не рад, что ли?

- Понимаю, что значит в брак! Я, кажется, не подал пово­да к шуткам. Грех вам, Макар Петрович!

- Прямое ты, брат, чучело гороховое! Еще и петушишься! Прошу покорно!.. Коли не хочешь - сейчас еду к невесте и в полчаса все расстрою, заварю такую кашу, что весь дом пойдет вверх дном. Эй! Петрушка, лошадей!..

- Перестаньте, что вы, что вы! Ей-богу, я не знаю, как принимать слова ваши, мне все не верится! Неужели?.. Счастие так велико!..

- Так велико, что я остался есть обед с деревянным мас­лом - господи, прости мое согрешение!- и выпил лишнюю рюмку гадкой наливки. Уговор лучше денег: сейчас после свадьбы прошу запретить во всем доме употребление де­ревянного масла и улучшить питейную часть...

- Как прикажете! Что угодно! Вы благодетель мой, вто­рой отец!..

Юлиан Астафьевич обнимал Медведева, целовал руки Анны Андреевны и даже, второпях, толкнув нечаянно Тре­зора, взял его за морду и пренежно сказал: "Извини, душа моя!.. "