Гребінка Є.П.

КУЛИК

Далеко Кулику до петрова дня!

Народная поговорка

Всяк Кулик свое болото хвалит

Народная пословица

Кулик не велик,

А все-таки птица!

Философская песня
Повесть
I

Россия - страна богатая; изобилует водами, лесами и па­житями; в ней есть много золота и серебра, много драго­ценных камней, а еще более отставных поручиков.

Я намерен познакомить вас с одним из бесчисленного множества этих поручиков, Макаром Петровичем Медве­девым; он служил в кавалерии корнетом года полтора и вышел в отставку поручиком вследствие рассуждения:

"Служба от меня много не выиграет; я тоже не хочу быть фельдмаршалом, да, признаться, и трудно!.. Много есть людей бедных, которые рвутся служить, а у меня порядоч­ное состояние: женюсь себе, уеду в деревню, да и буду жить барином".

Подумал, взял отставку, сел в коляску и уехал.

Приехав на родину, Медведев сшил себе модную вен­герку, привел в порядок охотничьи ружья, купил в Ромнах на ярмарке парные дрожки и женился на хорошенькой брюнетке, Анне Андреевне, дочери соседнего помещика.

Теперь Медведев женат, независим, спокоен: живи себе да толстей! Завидная перспектива! Право, завидная!

Не улыбайтесь так зло, мой приятель с пожелтевшею, поношенною физиогномиею; вы ненавидете всех толстя­ков, потому что сами высохли от злости, как насекомое; вечно бранитесь, клевещете, сплетничаете, как старая де­ва; пеняйте на себя, сами виноваты... Из-за чего хлопочете? Согласитесь, что тихая деревенская жизнь чего-нибудь да стоит. Тенистый сад, с своими золотыми, румяными пло­дами, чистое озеро, по которому так весело гуляет ваша лодка, пруд, обсаженный плакучими ивами, на пруде под вечер робкое стадо диких уток, за прудом звонкие песни поселянок, идущих с поля домой... А поле с душистым се­нокосом! А молодая супруга-красавица, не растратившая первых дней жизни в бессонных ночах - однообразных ба­лов,- супруга, приветствующая возврат ваш крепким поце­луем! А этот свежий, чистый поцелуй!.. Ай-ай! Сколько тут поэзии, сколько... Нет, полно, лучше замолчать.

Вы теперь знаете отставного поручика Медведева, знае­те, что он женат - кажется, и все тут. Позвольте, еще есть одно замечательное лицо - это Петрушка, слуга Макара Петровича, его крестьянин и вместе с тем крестный сын. Макар Петрович почти рос вместе с Петрушкою, и когда уезжал в полк, то уговорил покойного своего отца отдать Петрушку в уездное училище. Барин служил, крестьянин учился. Макар Петрович, приехав домой, нашел Петрушку красивым 18-летним парнем, да еще грамотным и провор­ным; он взял его к себе, любил, как сына, и даже немного баловал, как говорили соседи, позволяя читать все книги из своей деревенской библиотеки.

II

Чацкий:.....................!

Молчалин: Мне завещал отец...

Горе от ума

Медведев в начале ноября, часу в седьмом вечера, с сво­ею супругою пил чай; они сидели на диване перед круг­лым столом, на котором кипел светлый бронзовый само­вар и в тяжелых старинных подсвечниках горели две свеч­ки; у двери стоял с подносом в руках Петрушка; на ковре, у ног Макара Петровича, сидел Трезор - большая лягавая со­бака.

В комнате было тихо. Изредка раздавалось протяжное: "ти-бо! ти-бо!", потом скорое: "пиль!", потом несколько се­кунд было слышно, как Трезор ел сухарь, и опять все умол­кало. Анна Андреевна, от нечего делать, очень прилежно ловила ложечкою в чашке чайный листочек; Макар Петро­вич затягивался и потом как-то особенным образом пере­пускал через усы табачный дым.

Супруги, с позволения сказать, скучали - не то чтобы они наскучили друг другу. Боже сохрани! нет, нет: а только просто скучали. Осенний дождь стучал однообразно в ок­на, самовар шептал какую-то усыпительную легенду; све­чи горели тускло... В такие минуты в деревне особенно приятно зевается. Тогда гость - дорогой человек, неоце­ненный подарок, благодеяние судьбы.

В гостиной Макара Петровича тишина продолжалась по-прежнему. Вдруг Трезор тревожно поднял голову, вы­тянул шею, заворчал и бросился в переднюю с громким лаем.

- Назад, назад, Трезор! Тибо! Тибо!- закричал Медведев.- Кто там, Петрушка?

- Не беспокойтесь, это я!- сказал, улыбаясь, тоненький гость, в синем фраке, и начал вежливо раскланиваться.

- Ба, ба! Юлиан Астафьевич! Мое почтение! Откудова, братец, а?

- Мое почтение, Макар Петрович! Из П-вы, прямо из кан­целярии губернатора, послан курьером в П...

- Здоровы ли вы?

- Слава богу! Слава богу!

- Очень рад! Слава богу!

- Мое почтение вам, Анна Андреевна. Здоровы ли вы?

- Слава богу!

- И слава богу!

- Полно вам строить комплименты! Эти губернские господа так и засыплют речами!.. Лучше давай-ка, жена, поскорее чаю... он озяб с дороги.

- Ваша правда, грешный человек. Ба! да как Петрушка вырос, поздоровел! Ну, подойди сюда, поцелуемся; мы с тобой приятели. Экой молодец! В прошедшем году, когда приезжал с вами на выборы, он был гораздо моложе... А! Трезор! Не узнал меня? Злая собака! Только одного барина и любит. Позвольте ему дать сухарик?

- Перестаньте возиться с собакою, вы ее вечно балуете! Пейте чай, да расскажите нам, как там у вас в губернском свете - что новенького?

- Решительно ничего. Войны не слыхать, набора тоже.

- Набора тоже?

- Тоже!..

- Это хорошо. А Катерина Федоровна что?

- Слава богу! Здорова; велела вам кланяться. У нее для дочери есть жених на примете... Что вы говорите, судары­ня?

- Военный?

- Да, военный, сударыня, и, говорят, очень богат; где-то в Олонецкой губернии свои виноградники...

- Скажите! Какая завидная партия!

- Да, и еще, говорят, у него есть где-то возле Торжка свой судоходный канал; что прошла лодка - гривна в кармане; барка или там что другое - двадцать копеек. Такое заведе­ние!..

- Неужели?!

- Да, сударыня! И наш советник Горох Дорохович, и Улья­на Ульяновна... и... все говорят; а сам такой молодец, эпо­леты как жар горят...

- И в чинах?- спросил Макар Петрович.

- Чин офицерский, уже восьмой месяц прапорщиком.

- Ну, так послужить бы еще немного.

- Говорят, ему в этом году приходится в подпоручики.

- Понимаю, через год в отставку поручиком - это другое дело... Ну, да пусть себе он убирается к болотному дедуш­ке, наше дело сторона. А сама-то Катерина Федоровна?

- Ничего, живет по-прежнему; недавно купила у барыш­ника для себя серого рысака.

- А Петр Потапыч?- спросила Анна Андреевна.

- Все танцует мазурку.

- Охота же спрашивать об этом чурбане!- перебил Медве­дев.- Что наш почтеннейший Туз Иванович?

- На прошедшей неделе схоронили.

- Схоронили?!

- Да, схоронили; впрочем, потешил-таки он весь город. Представьте себе, в духовном завещании запретил своей жене покупать карету.

- Как так?

- Так написал просто: "Как-де моя жена происходит из хвастливого рода, да и в продолжение многолетнего су­пружества нашего всегда оказывала неимоверную на­клонность к суетности и тщеславию, что неоднократно выражалось нелепыми требованиями о покупке кареты, то я, сохраняя пользу детей наших и не желая видеть их со временем нищенствующими, запрещаю, под опасением моего проклятия, жене моей покупку кареты не только но­вой, но даже и поезженной, как вещи, могущей служить поводом к разорению моего семейства".

- Ха-ха-ха! Экой пострел! Царство ему небесное! Утешил!