Ингрэм распахнул ворота, загнал машину во двор и снова вылез, чтобы поставить ворота на место.

— Мне нужно избавиться от этого наряда, — пробормотал он, пока они приближались к дому, разбрызгивая грязные лужи на дорожке. — И согреться.

Эрл увидел, как у него дрожат губы. Еще не хватало простудиться… никто из них не должен простудиться…

— Без этого дождя нас бы давно забрали, Самбо.

— Я просто сказал, что должен согреться.

— Я слышал. А теперь слушай меня: ты сейчас пойдешь и постучишь в дверь. Тому, кто ответит, скажи, что нам нужно переночевать. Я буду за твоей спиной, не забывай об этом.

Ингрэм затормозил посреди грязного двора перед домом. Когда он заглушил мотор, шум дождя стал слышнее, он с металлическим стуком барабанил по крыше фургона и мягче, но тяжелее стучал по раскисшей земле.

— Не забывай вот о чем, — сказал Ингрэм, глядя на Эрла. — Мы с тобой оказались в одной яме. Я имею такое же право решать, как из неё выбраться. Просто запомни это.

Эрл пошевелился и вытащил пистолет из кармана плаща.

— Видишь эту штуку? — спросил он, внимательно наблюдая за Ингрэмом. Она означает, что никаких прав у тебя больше нет. Заруби себе на носу сейчас же: в этой игре мы не партнеры. И не будем решать голосованием, что нужно делать. Шанс выжить у тебя останется до тех пор, пока ты будешь делать то, что я скажу. Понял, Самбо?

Ингрэм увидел блики света на синеватом стволе.

— Я понял, — сказал он, глядя в излучавшие опасность глаза Эрла. — Да, понял.

— Тогда пошли.

Ингрэм выбрался наружу и взбежал по прогибавшимся деревянным ступенькам на крыльцо. Спрятав пистолет в карман плаща, Эрл обошел фургон и осторожно зашагал туда же, стараясь избегать глубоких луж.

После того, как Ингрэм постучал, несколько секунд не раздавалось ни звука, но потом в доме зашаркали шаги. Дверь очень медленно открылась и полоска желтого света упала на подгнившие перила. Хрупкая седая женщина в черном платке пристально всматривалась в них, за стеклами очков без оправы поблескивали птичьи глазки. Одной рукой она прижимала платок к горлу, другой безуспешно пыталась пригладить седые волосы, растрепанные холодным ветром. На ней были черные резиновые галоши и множество бесформенных старых кофт, которые только подчеркивали тщедушность фигуры. Она шагнула вперед, возбужденно и удивленно вглядываясь в лицо Ингрэма.

— Надо же, ты вернулся назад! Приполз обратно, поджав хвост, как я и говорила. — Она рассмеялась, насмешливо склонив голову набок, одновременно насмешливо и добродушно, словно корила ребенка, который не послушался её совета и попал в беду. — А кто твой друг? Кто твой симпатичный друг?

— Он болен, я имею в виду, что он ранен, мэм, — сказал Ингрэм.

— О, да, в самом деле, — согласилась она высоким голосом. — А теперь вам что–то нужно — ну конечно, не слишком–то хорошо обошлись с вами в городе, верно? Но ведь я же тебя предупреждала!

Эрл понял, что старуха не в своем уме.

— Мы замерзли и устали, — сказал он, стараясь вызвать симпатию в её маленьких глазках. — Не могли бы мы войти и обогреться?

— Конечно, мой старик захочет с вами поговорить, — кивнула она. Следовало бы послать вас кругом, чтобы вы вошли с черного хода, но не будем об этом. Слишком дует, мне кажется. Входите и не забудьте вытереть ноги.

Они прошли следом за ней в гостиную, где на двуспальной кровати у стены лежал старик. Тот приподнялся на локте и окинул их быстрым подозрительным взглядом. О его телосложении ничего сказать было нельзя; формы его совершенно скрывало множество грязных одеял, заваливших постель. Но лет ему было немало; тонкие седые волосы рассыпались по плечам, а щетина серебряным мхом шевелилась на впалых щеках.

— Он приполз обратно, — радостно объявила женщина. — Я же говорила, что так и будет.

— Закрой дверь за собой, неужели не можешь привыкнуть, — раздраженно буркнул старик. — Ты нас всех заморозишь, Крейзибоун (Crazybone — буквально — сумасшедший скелет — прим. пер.). Ну иди же…

— Ладно — ладно, я запру её накрепко, — женщина равнодушно пожала плечами и машинально отбросила пряди седых волос. — Мне кажется, её стоит заделать раз и навсегда.

Но не двинулась с места, продолжая стоять, тупо глядя на носки своих галош.

— Иди закрой дверь, — спокойно повторил старик. — Закрой, ты меня слышишь?

Она повернулась и вышла из комнаты, галоши сухо шаркали по холодным доскам пола. Старик вздохнул и опустил голову на подушку.

— Ребята, вы попали в аварию?

— Да, верно, — кивнул Ингрэм.

— Плохая ночь для прогулок. И собаку наружу не выгонишь, — Он хихикнул и подозрительно глянул на них маленькими глазками.

Старуха вернулась и открыла дверь в противоположном конце комнаты. Она улыбнулась Ингрэму, очки сверкнули в слабом свете.

— Я же говорила, что ты вернешься, — повторила она.

— Не обращайте на неё внимания, — сказал старик, когда она снова ушла. — Крейзибоун немного не в своем уме. Это моя жена. Крейзибоун — просто прозвище, настоящее её имя — Марта, как жена Джорджа Вашингтона. Бывало, в старые времена мы держали в доме до дюжины цветных работников. Когда дела на ферме пошли плохо, они уехали, главным образом в города. А Крейзибоун все время ждет, что они вернутся назад. Так в какую аварию вы попали?

— Вас тут всего двое? — спросил Эрл.

— А нам больше никто не нужен. Похоже на то, что мы с каждым годом все лучше вдвоем управляемся. И с каждым разом едим все меньше. — Он снова рассмеялся, но взгляд, как маленький острый меч, все время перебегал с одного на другого. — Еще немного, и вовсе перестанем есть. Неплохая выйдет шутка, верно?

— Не найдется у вас немного виски? — спросил Эрл. Он чувствовал небывалую слабость, казалось, вся сила уходит через дыру в плече. Рана кровоточила не слишком сильно, но уверенности, что ранение несерьезное, не было.

В большом камине грубого камня горели несколько поленьев, но тепло совершенно не проникало в холодную и мрачную комнату.

— Ни виски, ни джина, ни пива, — старик отрицательно покачал головой.

— А как насчет кофе?

— Я же сказал вам, что с каждым разом мы едим все меньше. — Казалось, он гордился умеренностью в еде; глазки его издевательски моргали. — Человек вполне может обходиться без множества вещей. Вы узнаете это, когда доживете до моих лет. Что с вами случилось? Вы больны?

— Куда пошла ваша жена?

— Про Крейзибоун трудно сказать наверняка. Могу только сказать, что она постоянно заставляет человека задумываться.

— Сходи взгляни, — велел Эрл Ингрэму. — Посмотри, что она делает наверху.

— О, за неё не беспокойтесь, — сказал старик.

— У вас есть телефон?

— Он нам не нужен.

— А как насчет соседей? Может кто–то заехать к вам нынче ночью?

— Ближайший дом — примерно в миле по дороге. Никто не собирался приезжать. А что вас беспокоит?

Эрл огляделся и заметил на столе возле продавленного дивана радиоприемник.

— Эта штука работает? — спросил он старика.

— Мне как–то все равно, даже если и не работает.

Эрл медленно пересек комнату, стараясь не спешить, чтобы не вызвать боль в боку, сел на диван, потом включил приемник и шкала слабо осветилась. Наконец сквозь эфир прорвались звуки танцевальной музыки и заполнили промозглый воздух комнаты неуместными веселыми ритмами. Эрл осторожно оперся на валик дивана. Боль пульсировала в плече медленно, но сильно, словно кувалдой ударяя по нервам.

Он огляделся кругом. В комнате было совсем мало мебели, только кровать, диван и пара стульев с прямыми спинками. Полка над массивным камином завалена всяким хламом: немытыми бутылками, пожелтевшими газетами, потрескавшимися чашками, выцветшими фотографиями в деревянных рамочках. Доски пола были разной ширины, от холода и времени они покоробились, но под ногами казались железными. Разглядывая каменные стены и грубо тесанные потолочные балки, Эрл подумал, что дом был построен так, чтобы хватило на несколько поколений.