Келли схватил другой телефон и набрал номер своего штаба в здании почты. Когда хриплый голос ответил, он бросил:

— Подождите у телефона.

Шериф швырнул трубку и схватил шляпу.

— Старик, которого зовут Карпентер. Живет с рехнувшейся женой в лесах за Эмервиллем. Я знаю это место. Скажите своим людям, чтобы они ждали нас возле Вест–Гроува, в шести милях к югу по федеральному шоссе. Я вызову полицию штата.

Келли кивнул и заговорил в трубку.

— Двигайтесь на двух машинах в сторону Вест–гроува. Это в шести милях к югу по федеральному… Да, все. Живее.

Глава двадцать четвертая

Лорен притормозила, чтобы свернуть к бензозаправочной колонке, ярким желтым пятном выделявшейся в темноте. Сейчас они находились в пяти милях от фермерского домика и гнали что есть духу по узкому шоссе, которое должно было вывести на автостраду Юнионвилль–Пайк. Эрл распланировал весь их маршрут, руководствуясь в выборе направления одним инстинктом. Сначала следовало как можно дальше углубиться в сельскую местность, а затем сделать широкий круг вокруг застав, пользуясь густой сетью извилистых проселочных дорог. Только так они могли ускользнуть от полиции, выбравшись на шоссе далеко за постами, окружившими район. В этом состоял их единственный шанс на спасение…

На закрытой по случаю непогоды станции видна была только одна бензоколонка и стойка с банками машинного масла, блестевшими в свете вывески маленького кафе в десяти ярдах от дороги. Сверкающие струи дождя секли по фарам машины, время от времени ленивые раскаты грома сотрясали промозглый воздух. В кафе было пусто; Эрл успел разглядеть через залитые водой окна смутные очертания стойки и автомата с сигаретами.

Молодой человек в макинтоше и прорезиненной шляпе выбежал из кафе с фонариком в руке. Лорен опустила на дюйм стекло и сказала:

— Полный бак, пожалуйста.

— Хорошо, мадам. Ужасная погода, не правда ли?

Когда он исчез, Лорен с беспокойством взглянула на Эрла.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Со мной все в порядке.

— С той минуты, как мы выехали, ты не сказал ни слова. И вид у тебя ужасный.

— Я же сказал, что прекрасно себя чувствую, верно? «Прекрасно» вполне подходящее слово.

— Я боюсь, Эрл. Если нас остановят, ты же не будешь стрелять, правда? Обещай мне, что не будешь!

— Позволь мне самому решать.

— Отдай мне пистолет. Пожалуйста, Эрл.

— Хочу курить. Сигареты есть?

— Нет. Почему ты не ответил? — казалось, она говорила спокойно, но в голосе проскальзывал страх. — Отдай мне пистолет, Эрл.

— Ступай купи сигарет.

— Не можешь подождать, пока мы выберемся отсюда?

— Если полицейские нас остановят, я стану прикуривать и прикрою лицо руками. Это может помочь, Лори.

Она какой–то миг поколебалась, задумчиво глядя на его твердый бледный профиль. Затем поспешно согласилась.

— Ну ладно, ладно.

Эрл наблюдал, как она пробежала под дождем, гибкая фигура терялась в неясном освещении и падавших отовсюду тенях. Она ловко обходила лужи, ноги её быстро и твердо ступали по мокрой почве. " — Как кошка," — подумал он. Именно так сказал Самбо. Она не могла споткнуться и разбить радиоприемник. Кто угодно, но только не Лори.

— Я себя превосходно чувствую, — сказал он так тихо, что слова потерялись в шуме дождя, барабанившего по крыше и крыльям машины.

Это было неправдой; Эрл чувствовал себя больным, замерзшим и несчастным — все вместе. Мужество его покинуло. Он ощущал себя слабым и испуганным, как маленький ребенок. Весьма обескураживающее ощущение, — ведь он сознавал, что отныне оно станет его преследовать постоянно; всю оставшуюся жизнь он будет чувствовать себя больным и опустошенным. Всю оставшуюся жизнь…

Болезненная судорога свела мышцы в задней части шеи. Боль распространялась к основанию черепа и к вискам, сжимая голову тисками; как Эрл ни пытался, не мог отвернуться от своего смутного, похожего на призрак, отражения в ветровом стекле. Что–то казалось приковало его взгляд к пустующему месту водителя; в темноте возле спидометра что–то поблескивало, но он не мог заставить себя повернуться и взглянуть туда.

Почему–то в мозгу все время крутилось какое–то имя: Морган, или Монро, или что–то в этом роде. Казалось бы, какая разница? Так звали парня, которого он спас на ферме в Германии.

Эрл почувствовал, как нарастает в нем бессмысленная ярость.

" — Меня нужно было разжаловать за то, что я его спас — а не вешать медаль на грудь.»

Эта мысль заставила его вздрогнуть.

" — Что за черт? — подумал он виновато и словно защищаясь. — Это же мое, верно?»

Но не мог себя заставить туда взглянуть: свет, мерцавший перед ним, отражался от Серебряной звезды, висевшей на ключах Лори. И он не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на нее. На глазах его выступили слезы. Теперь Эрл понял, что его так расстроило.

— Черт возьми, — произнес он медленно и устало; боль, словно тисками сжимавшая голову, исчезла, и Эрл неловко повернулся на кожаном сидении. Взглянув на раскачивающуюся в полумраке медаль, он нахмурился, обдумывая пришедшее к нему горькое и смущающее его откровение.

" — Это — мое, я её заработал, — подумал он. — Как и все прочее в моей жизни, это я заработал. И больше не могу на неё взглянуть, как и на все остальное.»

Эрл вытащил ключ из замка зажигания и попытался снять медаль с кольца, но одной рукой не сумел. В конце концов он положил ключ на пол, прижал его каблуком и только так отцепил звезду. Затем опустил свое окно и вышвырнул медаль в ночную тьму, глядя, как она последний раз сверкнула в воздухе, перед тем как навсегда исчезнуть. Дождь и ветер хлестнули ему в лицо, через открытое окно донесся раскат грома, напоминающий залпы тяжелых орудий где–то на горизонте.

" — Прекрасно, — подумал Эрл, — превосходно.»

Он передвинулся на сиденье водителя и повернул ключ в замке зажигания. Когда мотор взревел, заправщик испуганно закричал: — Эй, постой! — но Эрл заставил машину описать большой круг, неловко управляясь с рулем одной рукой. Больше он не испытывал никакого смущения, только простодушную ярость. Он не должен был оставлять Самбо; он сам должен был остаться на старой ферме. Эта мысль заставила его тихо рассмеяться; вот что было действительно странно. Теперь он должен вернуться назад и… Единственное, чем он мог бы гордиться, — это оказаться там опять вместе с Самбо. Он не знал, как это назвать, но это было что–то ясное и определенное, и принадлежало только ему и никому больше.

Когда он выехал на дорогу, раздался женский крик. Лорен бежала к машине, ноги её скользили и разъезжались по грязи, а дождь стегал искаженное отчаянием лицо ледяными струями.

— Эрл! — дико закричала она, но сильный порыв ветра отнес его имя в пустоту.

Он нажал на тормоз и опустил стекло.

— Я возвращаюсь, чтобы забрать Самбо. Жди меня здесь.

— Нет, тебе нельзя! — закричала она, и Эрл увидел на её лице безумный ужас. — Ради Бога, не оставляй меня!

Ему стало жаль: она не понимала.

— Я доложен это сделать, Лори. Неужели ты не понимаешь?

— Он ничего для нас не значит. Тебе нельзя назад.

— Если я этого не сделаю, ничего хорошего не будет. Никогда. Тебе, и мне, и всем на свете не будет ничего хорошего.

— Ты сошел с ума, ты болен — и не понимаешь, что говоришь.

Сошел с ума, болен… Эрл выругался: слова Лорен его взбесили. Стоит человеку сделать так, как он считает правильным, как его тут же сочтут сумасшедшим или больным.

— Послушай, — закричала она, в отчаянии хватаясь за дверцу. — Пойдем выпьем кофе. И поговорим. Еще есть время, Эрл.

Он снова выругался: говорить, говорить, говорить… Постарайся себе представить. Взгляни под этим и под тем углом, проверь все от начала до конца — и если слишком долго обсуждать, то выяснится, что вовсе ничего не нужно делать. Но Самбо ждет его сейчас, а не через пятьдесят лет.