" — Наша часть мертва, — мрачно подумал Эрл. — И только мертвые стоят в строю — молчаливом мертвом строю старой первой дивизии.» Странно, но только мертвые помогали хранить воспоминания. Остальные были просто не в счет. Остальные рассеялись по всей стране, поливали лужайки, толстели и лысели, позабыв обо всем в тот момент, когда получили на руки документы об увольнении.

Руки Ингрэма замерли; он следил, как боль и растерянность терзают лицо Эрла, и не мог понять, что с ним случилось. Наконец он спросил:

— А как ты получил свою Серебряную звезду?

Эрл с любопытством посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь?

Ингрэм пошарил в кармане плаща и достал ключи от машины Лорен. Серебряная звезда ярко сверкнула на шоколадной ладони.

— Я решил, это твоя.

— Правильно решил, — кивнул Эрл. Несколько минут он помолчал, невеселая улыбка искривила губы. Потом пожал плечами и потянулся за сигаретами.

— В ту ночь нас застали врасплох в подвале на немецкой ферме, — начал он. — Нас было шестеро, и мы решили, что это подходящее место, чтобы отсидеться. Но немцы вернулись с танками и нас отрезали. Прямо в этом доме расположился штаб соединения. Мы слышали, как наверху они разговаривают, едят, что–то обсуждают. Я не знал, что делать. Мы переговорили и решили дождаться рассвета, а там выскользнуть из подвала и пробраться мимо фрицев к своим.

Эрл закурил и вспомнил запах мокрой брюквы в подвале, скользкий грязный пол и голоса немцев над головой. Потом рассмеялся.

— Все получилось, мы выбрались через окно, пересекли двор и сад. Выбирались по–одному, с интервалами в полминуты. Как на учениях с перебежками. Но собрались в саду только пятеро — одного не хватало, такого здоровенного неуклюжего парня, только из пополнения, он и в части провел меньше недели. Я даже не знал, как его зовут, черт бы его взял. Монро, или Морган, или что–то в этом роде. Он вечно сморкался и топал ногами. — Эрл покачал головой. — Ты таких парней знаешь. Толку от них никакого. Но я должен был вернуться и найти его. И нашел — примерно в десяти футах от дома, скорчившегося на земле и слишком перепуганного, чтобы двигаться дальше. Он лежал там, как большая куча дерьма. Я был вынужден тащить его обратно. Но на этот раз нам не повезло. Часовой услышал и поднял тревогу. Поднялся дикий крик, повсюду принялись светить фонарями — ты же знаешь, фрицы поднимают шум до небес, если удается захватить их врасплох. Это лучшие солдаты в мире, когда все идет строго по расписанию. Но когда порядок нарушается, они превращаются в толпу обезумевших баб. Как бы там ни было, дотащил я этого Моргана до сада и давай отстреливаться. За деревьями было довольно приличное укрытие. Морган, или Монро, или как там, черт возьми, его звали, попытался бежать и его подстрелили. Я перебегал от дерева к дереву и стрелял, так что фрицы не решились атаковать. Не иначе решили, что нас целый взвод. Я подхватил Моргана, кажется так его звали, и дотащил до наших окопов. Вот и все.

— Эрл глубоко затянулся, а потом швырнул сигарету в камин. — Вот за это мне и дали медаль. — Он встал, одновременно испытывая горечь и чувствуя себя сконфуженно. — Вот это, да ещё гроши, разве что на чашку кофе. Сам знаешь.

Ингрэм улыбнулся и посмотрел на Серебряную звезду.

— Я получил медаль «За примерную службу». Тоже кое–что, верно?

— Все медали — просто куча железа, — сказал Эрл.

— Я так не думаю.

— В любом случае, к черту все это. Ты выполнял приказ, правильно? Сам говорил. Ты не просил посылать тебя в Англию — я не просил посылать меня в Африку, Францию и Германию. Нам приказали, вот и все. Ты выполнял приказ это все, что мог сделать каждый. Так что теперь говорить об этом? — Ковыляя мимо Ингрэма, он схватил его за плечо. — Забудь это, Самбо. Ты можешь гордиться собой не меньше, чем человек, на шее которого висит медаль Славы.

— Ну, думаю, можно и так смотреть на эти вещи. — Ингрэм усмехнулся с каким–то глуповатым удовольствием; прикосновение руки Эрла к плечу заставило его затрепетать. — Может быть, в конце концов ты и прав.

— Конечно, я прав, — Стоя позади Ингрэма, Эрл с любопытством посмотрел на свою руку, нахмурился. Потом перевел взгляд на Ингрэма, злясь на самого себя. — Ну, и как дела с приемником? — спросил он. — Ты же связист. Что–то получается?

— Бесполезно, — покачал головой Ингрэм, продолжая улыбаться. Разлетелся вдребезги.

— Я тебе говорил.

Ингрэм вздохнул и повернулся, чтобы взглянуть на Эрла.

— Знаешь, я тебя не понимаю.

— Ну и что? Какое это имеет значение?

— Может быть, ты последний человек, которого я вижу на свете, — сказал Ингрэм. — Ты как роман, который печатают в журнале с продолжением, и который у меня не будет возможности дочитать.

— Что же ты во мне не понимаешь? — Эрл ковылял взад — вперед перед камином, напряженно и зло глядя на Ингрэма. — Что, я какой–то ненормальный? Может быть, у меня две головы или что–то еще?

— Почему же ты не смог ничего добиться в жизни, — вот что я никак не понимаю. В тебе столько хороших качеств… Почему ты их не использовал?

— Что ты понимаешь! Ты совсем меня не знаешь, Самбо.

— У меня есть глаза и уши, — улыбнулся Ингрэм. — Конечно, ты не самый смышленый парень на свете, но это не так важно.

— Я просто жил и всегда старался поступать правильно.

— Да не нужно тебе прикидываться. Все равно не одурачишь, даже если и захочешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы с тобой через кое–что прошли, вот и все. У меня был шанс достаточно хорошо тебя узнать.

— Ты про меня вообще ни черта не знаешь. Вбей себе это в башку. — Эрл в ярости повысил голос. — Хватит обо мне беспокоиться.

— Ты же меня знаешь, верно? Почему же это не сработает в обратном направлении?

— Какого черта я о тебе знаю?

— Знаешь, что мне можно доверять. Много ли людей ты знаешь так же хорошо? Я имею в виду так хорошо, чтобы доверять им?

— У меня не было выбора, — буркнул Эрл, не глядя на Ингрэма. — Я был вынужден тебе доверять.

— Конечно. И все получилось хорошо. Сам знаешь. Неплохо, если бы существовал закон, по которому людей обязали бы друг другу доверять. Все бы удивились, увидев, как здорово пойдут дела.

— Ты — сумасшедший.

— Очень хорошо, я — сумасшедший. Но почему тебе не удалось найти приличную работу? С твоими армейскими характеристиками и всем прочим ты вполне мог чего–то добиться.

— Не знаю, черт возьми, — нетерпеливо отмахнулся Эрл. — Никто не знает, как все получается. — Он снова начал ковылять взад–вперед перед камином, чувствуя как его неожиданно охватывает отчаяние. — Просто ничего не вышло, вот и все. Я пытался устроиться. Так уж получилось. Посмотри на любую улицу. Ты увидишь людей, которые бредут со стеклянными глазами. Что с ними случилось? Думаешь, они знают? — Эрл остановился и ударил кулаком по столу. — Ни черта они не знают! Они станут рассказывать тебе про мать или отца, может быть про девушку, но ничего не смогут рассказать про себя. Они не знают, что случилось, просто не знают. Вот почему в рассказах и фильмах речь всегда идет о героях. Жизнь лодыря и бездельника не имеет смысла и никого не интересует. Это просто… — В бессильной ярости он покачал головой. — Это просто никому не нужно.

— Но ты же не какой–то сломавшийся и всеми покинутый отщепенец. Ты сильный здоровый человек. Мог бы стать строительным рабочим, водителем тяжелого грузовика, лесорубом или кем–то еще… Или работать в организации ветеранов, с такими данными вполне мог бы служить в качестве примера.

— А, брось ты, — устало буркнул Эрл. — Я оказался непригоден к мирной жизни, вот и все. И я это знаю. Самое печальное, что я это знаю.

— Многие думают о себе точно так же. Загляни в бар, где хандрят, слушая блюзы, и увидишь множество таких людей. Вот почему блюзы так популярны. Они не для героев и крутых парней. Они для тех, кто потерял себя и запутался.

— Нет, ты не понимаешь…

Эрл с беспокойством пытался облечь свои чувства в слова. Он понимал, что сейчас важно быть честным: предоставлялся шанс сыграть в открытую. Никогда прежде он не пытался этого сделать; чувство страха и вины всегда его останавливало.