Семья ничего не знала. Только 12 апреля его брат Бертольд, который служил на флоте, получил известие, что Клаус тяжело ранен. Через несколько дней на одном из последних госпитальных судов, которым удалось вырваться из Северной Африки, его доставили в Италию, оттуда — в Германию. Его поместили в лазарет в Мюнхене. Ему сделали операцию на среднем ухе. Потом еще одна операция — в загноившемся коленном суставе — от этой инфекции он мог умереть.

Но он не пал духом. Напротив, друзьям казался еще более решительным. Лежа в госпитале, он решил, что обязан избавить Германию от Гитлера.

Он сказал жене Нине:

— Знаешь, у меня такое чувство, что я должен сделать что-то, чтобы спасти рейх. Мы все ответственны за происходящее.

Своему дяде он заметил:

— Генералы ничего не могут. В дело должны вступить полковники.

Поделился с приятелем:

— Люди, у которых легко гнется позвоночник, не смогут стоять прямо.

Штауффенберга часто навещали сослуживцы. В мае 1943 года новый начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Курт Цайцлер вручил ему золотой значок за ранение. Штауффенбергу трудно было смириться со своим положением, он хотел вернуться на фронт, несмотря на увечья. Цайцлер разрешил продолжить службу подававшему большие надежды офицеру.

Место нашлось. Полковник Хельмут Райнхард, который руководил штабом в управлении общих дел Генштаба, просился на фронт. Вместо себя он предложил Штауффенберга.

В начале июля 1943 года его отпустили домой, в семейное имение, где за ним ухаживала жена. Он набирался сил и учился справляться с бытовыми делами оставшимися пальцами левой руки. Штауффенберг с присущей ему железной дисциплиной заставлял себя как можно скорее быть пригодным для службы. Он научился писать тремя пальцами.

9 сентября Штауффенберг прервал лечение и прибыл в Берлин. 1 октября 1943 года, едва оправившись от ран. Штауффенберг принял должность в общем управлении Генштаба сухопутных сил — под началом генерал-лейтенанта Фридриха Ольбрихта, который ненавидел Гитлера.

В кабинете Ольбрихта он встретил генерала Хеннига фон Трескова. Тот был потрясен следами увечий у Штауффенберга, но еще больше его стремлением послужить Германии. Вот так началось их сотрудничество.

Тресков приехал с фронта в начале августа 1943 года. Ему предстояло лечение в баварском санатории — вместе с женой. Но тут произошел ужасающий налет британских бомбардировщиков на Гамбург, превращенный в море огня. Это предвестье страшного конца. Тресков отказался от поездки в санаторий и почти в одиночку боролся за разваливающийся круг заговорщиков. Но его звание и ранг не соответствовали его энергии и воле к руководству. Каждый день он ездил в Берлин, чтобы оживить старые связи и завязать новые. Тресков вновь и вновь искал пути убить Гитлера и неустанно вербовал сторонников.

Но неудачи преследовали его. Два покушения на Гитлера провалились. И важный соратник — генерал-майор Ханс Остер из абвера, столь деятельный и решительный, был арестован и вышел из игры. Трескову нужен был новый напарник.

Генерал-разведчик Ханс Остер в определенном смысле остается загадкой для историков. Известно, что вечером 7 ноября 1939 года Остер побывал в квартире полковника Гийсбертуса Саса, голландского военного атташе в Берлине.

В машине Ханса Остера ждала его подруга Мария Лидих, сотрудница абвера. Вернувшись, он сказал:

— Я перешел Рубикон. Теперь обратного пути нет.

Мария спросила, что он имеет в виду.

— Легче взять пистолет и убить кого-нибудь, — загадочно ответил Остер, — или броситься на автоматный огонь, чем сделать то, что я сейчас сделал.

Остер сообщил голландскому атташе план немецкого вторжения, намеченного тогда на 12 ноября. Потом Гитлер отложил операцию. Остер сообщил атташе новую дату. В последний раз они разговаривали 9 мая 1940 года, когда до начала войны на Западе оставалось двенадцать часов. Они ужинали, голландец назвал трапезу похоронами. Остер уверенно сказал голландцу:

— На сей раз ошибки быть не может. Эта свинья (он имел в виду фюрера) уже отбыла на Западный фронт. Увидимся после войны.

Голландский полковник передал в Гаагу предупреждение, но начальство его проигнорировало. Удар вермахта застал западные армии врасплох. Ханс Остер не сомневался, что поступил правильно:

— Кто-то назовет меня предателем. Но я не предатель. Я считал себя лучшим немцем, чем те, кто покорно следует за Гитлером. Это мой долг — освободить Германию и весь мир от этой чумы…

Работа Остера прервалась, когда офицера абвера Шмидхубера арестовали за нелегальные перевозки через границу валюты, драгоценных камней и контрабандных товаров. Он был другом Ханса фон Донаньи и по его просьбе вывозил евреев из Германии. Совмещая полезное с приятным, Шмидхубер пытался заработать и сделать свою жизнь более комфортной. Это было преимуществом тех немногих, кому разрешалось ездить за границу.

Остер вместе с Донаньи согласились спасти четырнадцать немецких евреев, которых перебросили в Швейцарию под видом агентов абвера. Все это были люди, имевшие богатых родственников за границей. В благодарность за спасение те обещали положить кругленькую сумму на личные счета абверовцев в швейцарском банке. В главном управлении имперской безопасности что-то проведали об операции. И тогда генерал Остер совершил непоправимую ошибку. Пытаясь все скрыть, он обвинил Шмидхубера в работе на англичан. Уголовное дело о незаконных операциях на черном рынке превратилось в дело об измене.

Следователь гестапо Франц Зондереггер собрал информацию о существовании подпольной антигосударственной организации — отставные генералы вокруг Людвига Бека, группа Остера — Донаньи в абвере, группа священнослужителя Дитриха Бонхёффера, контактировавшая со Стокгольмом…

В феврале 1943 года следователь представил материалы начальнику гестапо Генриху Мюллеру, предложив провести внезапный обыск в помещениях абвера. Группенфюрер СС Мюллер всегда подозревал военных разведчиков в предательстве.

Но Гиммлер распорядился передать все материалы юридической службе вермахта. Рейхсфюрер СС не хотел портить отношения с военными, обладавшими достаточно большой самостоятельностью. Утром 5 апреля 1943 года военный судья Манфред Рёдер появился в здании абвера на Тирпиц-Уфер и сказал адмиралу Вильгельму Кана-рису, что у него есть ордер на арест фон Донаньи и обыск в его кабинете. Рассказывают, что во время обыска генерал Остер весьма неловко пытался избавиться от каких-то компрометирующих документов, чем выдал себя. Ханса фон Донаньи обвинили в махинациях с валютой и отправили в концлагерь Заксенхаузен.

16 сентября 1943 года адмиралу Канарису пришлось отстранить от службы генерала Осгера и посадить его под домашний арест. Выяснилось, что Остер еще и пытался помочь родственнику Донаньи пастору Дитриху Бонхёфферу избежать армейской службы, незаконно приписав его к абверу.

Канарис пытался установить отношения с обергруппен-фюрером СС Эрнстом Кальтенбруннером, чьи щеки были в шрамах от студенческих дуэлей. Новый начальник главного управления имперской безопасности говорил медленно и с сильным австрийским акцентом. От контактов с Канарисом он уклонился. Это было дурным предзнаменованием.

Позиции главы абвера ослабли. Канарис не сумел вовремя предупредить военное командование о появлении у англичан радиолокаторов, которые снизили эффективность налетов немецкой авиации на Лондон.

Неудачи преследовали абвер и в Соединенных Штатах. Гитлер самоуверенно говорил, что две трети американских инженеров — немцы и всех эмигрантов из Германии нетрудно будет привлечь на сторону фатерланда. Но попытки вести разведывательную работу в Северной Америке провалились. Гитлер винил в этом абвер. Десять агентов отправил Канарис за океан вести подрывную работу. Один умер в пути, остальных поймали. Семерых казнили, двоих посадили.

Неспособность предугадать высадку союзников в Северной Африке и на Сицилии была сильным ударом по репутации абвера. К тому же бежал работавший в Турции сотрудник военной разведки Эрих Фармерен (его подозревали в принадлежности к оппозиционным кругам и вызвали в Берлин, а он вместе с женой перебрался к англичанам в Каир). Гиммлер преподнес это Гитлеру как свидетельство ненадежности абвера. Свой вклад внес и министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп. Он пожаловался Гитлеру, что диверсии абвера против британских судов в испанских портах вредят отношениям с каудильо Франко. Гитлер распорядился прекратить теракты на территории Испании. Через три дня пришло сообщение, что британское судно, груженное апельсинами, взорвалось в порту Картахена.