Через час Билл говорил на итальянском не хуже самого Лучано. Бегло, уверенно и так же певуче — «как будто гладил женские сиськи».
Они ехали по городу в маленькой японской машинке. Настолько маленькой, что длинные ноги Билла толком не помещались на заднем сидении. Про себя он усмехался — Саки или Тоби в такую машинку не влезли бы вообще, застряли бы. Хорошо, что он никого не взял из охранников, оделся очень скромно, спрятал волосы под кепкой, на голову натянул капюшон от куртки, а высокий длинный ворот олимпийки застегнул и поднял так, что один нос остался торчать, — зато его так никто не узнает и не привяжется. Всё, нет солиста известной группы, есть Билл. Просто Билл. Простой немецкий парень, который приехал по очень важному делу. Лучано что-то очень эмоционально вещал своему сыну-водителю, который был лет на пять старше самого Билла, тот не менее эмоционально ему отвечал, и со стороны казалось, что они крепко ссорятся и вот-вот подерутся. Лишь веселые смешки разряжали обстановку.
Они долго петляли по маленьким и узеньким улочкам, рискуя сбить стоящие на обочине ряды мотоциклов, ловко лавируя между зомбиобразными туристами. И наконец-то приехали! Высадив парня на площади Венеции и объяснив, куда идти, синьор Лучано с сыном благополучно отправились по своим делам, а Билл пошел искать дом 15 по улице Сан Марчелло.
Его, действительно, словно кто-то вел. Казалось, что он бывал здесь раньше, что знает эти улицы и эти повороты. На углу продаются жареные каштаны, а чуть дальше по параллельной улице толпами бродят туристы. Вон там школа… Дети высыпали на улицу. Стоят родители…
Желтый дом.
Табличка с номером.
Он прошел в небольшой дворик и остановился у первого подъезда. Принялся изучать список жильцов. Всего две семьи… Вот! Синьор Мелатто ф. Клейст… Ох, Саки! Какой же ты молодец!
Билл сосредоточенно собрал мысли воедино. По идее они должны быть тут или за городом. Скорее всего здесь. Учебный год не закончен, и у Луизы тренировки… Ну, ни пуха… Он утопил черную кнопку звонка.
— Sì? [2] — раздался в домофоне мужской голос.
— Bel giorno! Posso vedere Mary Susan Louise?[3] — с улыбкой, очень доброжелательно протараторил Билл, чувствуя, что сейчас от волнения грохнется в обморок.
— Mi dispiace, ma Louise qui non abita piu.[4]
— Эээ, — растерялся он. Забормотал по-английски, припав к предполагаемому микрофону: — Я не понимаю. Мне нужна Луиза. Я специально приехал издалека, чтобы поговорить с ней. Пожалуйста, как мне ее найти? Помогите. Это очень важно. Это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, мне очень надо ее найти.
Домофон отключился.
Билл смотрел на резное полотно, украшенное ручкой в виде головы льва. Чувствовал, как уходит земля из-под ног. Э, нет, так просто он не сдастся! Он найдет ее. Зря что ли он летел сюда через всю Европу! На кону судьба брата. И он не может проиграть.
Он еще раз позвонил, твердо решив настоять на аудиенции.
— Un momento[5], — отозвался дядька.
— Да я и два моменто могу подождать, — пробормотал Билл, когда домофон отключился. — Я даже три могу подождать. Был бы толк.
Через пару минут дверь открылась, и перед ним предстал мрачный невысокий мужчина с усталым взглядом.
— Bel giorno, рosso vedere Mary Susan Louise? — робко повторил Билл, пытаясь улыбнуться. Господи, хоть бы Лучано не научил его плохому. До него только что дошло, что мужчина мог научить его какой-нибудь сильно непристойной фразе, поэтому и синьор Мелатто фон Клейст (если, конечно, это он) так реагирует. — Простите, я не говорю по-итальянски, — на всякий случай подстраховался Билл по-английски. — Non… эээм… parlе… italiano?.. Не говорю, — добавил по-немецки, вспомнив, что Луиза сама достаточно сносно трепалась на его родном языке.
Мужчина еще больше помрачнел, кивнул и протянул сложенный пополам листок. Билл взял его, развернул. Адрес!
— Спасибо! Больше спасибо! — попятился он, почему-то раскланиваясь. — Grazie! Grande grazie![6]
Бегом выскочил на улицу и поднял руку, заметив желтую машину с шашечками.
Он передал таксисту адрес и откинулся назад. Опять волнуется. Что он ей сейчас скажет? Прогонит ли? Даст ли сказать? Билл будет настырным. Он будет очень настырным. Он сделает все, чтобы уговорить ее. Всё! Абсолютно всё!
— Вам нравится наш город? — неожиданно спросил водитель по-английски.
— Да, очень, — обрадовался Билл, что может немного отвлечься от своих панических мыслей.
— Вы замечали, что если слово Roma[7] прочитать наоборот, то получится Amor[8]? А еще его называют античный Рим — Roma attiko. Вслушайтесь! Roma-antico. Romantico. Город любви и романтики.
— Красиво, — улыбнулся он, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а в голове суетливо бьется мыслишка — все получится, город любви и романтики, все получится. Она простит и поедет с ним. Город любви. Поедет.
Машина остановилась.
— Вам туда, — указал мужчина на ворота.
Билл расплатился и легко выпрыгнул из машины. Осмотрелся.
— Куда — туда? — ошарашено пялился он на ворота, за которыми виднелись надгробия. — Спятил он что ли?
Он внимательно прочитал записку.
Il cemeterio di Verano. Viale centrale. Linea 12. La tomba di famiglia v. Kleist.
Еще б понимать хоть что-то на итальянском…
Обратился к прохожему. По-английски не понимает, но опять указал в сторону кладбища. Билл по-немецки послал его в интимное место.
Еще одна милая синьора. И опять… Туда же…
Он стоял на площади и отказывался верить.
— Могу ли я вам помочь? — спросила молодая женщина по-английски.
— Да, — кивнул он. — Мне очень нужна помощь. Что здесь написано?
Она мельком глянула в записку:
— Кладбище Верано. Центральная аллея. Линия 12. Фамильный склеп фон Клейст.
Билл побледнел и пошатнулся.
— Вам плохо? — схватила она его за плечо.
— Вы даже не представляете, насколько…
— Вызвать скорую?
— Нет.
— Хотите, я помогу вам найти…
— Пожалуйста…
Она пошла вперед к воротам. Билл проследовал за ней. Постояла около схемы, изучая ее. Билл нервно курил, не в силах поднять глаза.
— Я узнаю у администрации. Подождите здесь, — усадила его на скамейку.
Он закурил еще одну. Все как в тумане. Такого не может быть. Ей же восемнадцати еще не исполнилось! Или только-только исполнилось… Идиотизм… Ошибка! Это какая-то ошибка…
Девушка появилась минут через десять. Билл как раз докурил третью сигарету. Поманила за собой. Он покорно поплелся следом, прикуривая четвертую…
Она уверенно прошла по широкой аллее мимо красивых статуй и каменных крестов почти до самого конца. Билл отчаянно разглядывал собственные кроссовки. Руки дрожали. Ошибка! Господи, пусть это будет ошибкой! Ну, пожалуйста, Господи, пусть это будет ошибкой! Все так хорошо складывалось… Словно вел кто-то…
Повернула налево и опять до конца.
Красивый памятник на импровизированной площади. Много фамилий. Братская могила.
Направо. Шагов сто.
— Кажется, нашла. Сейчас посмотрю, — обогнула небольшое строение с готической башенкой наверху, поросшей травой, похожей на осоку. Веерная пальма под каменным окном, в котором вырублен какой-то сюжет из Библии.
Пахнет смолой кипариса.
Птички щебечут.
Припекает.
Страшно…
— Сюда, идите сюда. Здесь закрыто, но не заперто.
Билл сделал над собой усилие и пошел на зов.
Над низкой дверью склонилось две женских фигуры. Лица скрыты капюшонами, головы низко опущены. Рядом стоят вазы с белоснежными цветами. Маленькие кустовые хризантемы. Пахнут. Тонко и горько. Над дверью каменный вазон, откуда свешивается какая-то пушистая трава с длинными, тонкими листьями. На двери католический крест и отходящие от него солнечные лучи.
Девушка с некоторым усилием толкнула дверь и та тяжело, но поддалась двумя половинками. Она осторожно вошла. Билл так тупо и стоял в метре от ступеней, прикуривая очередную сигарету…